Небом дан - Юлия Резник

я попросила сделать мне ребеночка его брата? Звучит это, мягко скажем, не очень. И по сути оно так и есть. Сейчас я бы ни за что на это не согласилась. А тогда… Уж слишком сильным было мое отчаяние.

«Или ты только этого и ждала? Повода, чтоб согрешить?» – звучит в ушах голос тестя. Я вздрагиваю. И если вы думаете, что это галлюцинация – спешу вас разочаровать. Он на самом деле задавал мне такие вопросы на исповеди. То есть они сначала подтолкнули меня к Савве, а потом этим же и попрекали. Не в открытую, нет, но… Так, что я ощущала себя запачканной, недостойной каждый раз, когда они на меня смотрели.

– Эй, ты чего так долго? – Савва возникает за спиной бесшумно. – Все хорошо?

– Что мне будет?

– Мало ли. Вдруг и у тебя скрутило живот? – смеется. Я зависаю, глядя на его четко очерченные губы. Зубы белые-белые…

– Как ты можешь смеяться, когда мы в такой… – я не могу подобрать слов, но Савва мне любезно подсказывает:

– Жопе?

– Да. В ней.

Отодвигаюсь от него, но это не так-то просто сделать. Кажется, с нашей последней встречи он стал еще выше, еще мощней… Я помню, как боялась идти к нему в спальню. Пугал он меня ровно так же, как и притягивал. Теперь уж это можно признать. Притягивал еще с той самой первой нашей встречи. Правда, тогда я не понимала, что за горячка со мной случилась.

– Послушай, я же сказал, у нас отличная страховка. Ничего он не сделает.

– А если ты ошибаешься? – облизываю пересохшие губы. – Что если за нами придут?

– Ты разыграла такой спектакль, что девица на рецепции в жизни тебя не выдаст.

– Опять смеешься?! – я раздосадованно топаю ногой. Савва улыбается шире. И вот ведь что интересно: его спокойствие удивительным образом успокаивает и меня. Немного злит, конечно, но и успокаивает. – А если все-таки? – повторяю настойчиво. Мне как ребенку хочется услышать, что у него есть какой-то план и на этот случай.

– Если за нами придут, то у нас осталось совсем мало времени. А значит, что? – он обхватывает мою голову ладонью.

– Что? – я тру ухо, в которое он задал вопрос. По телу бегут мурашки. Я отступаю на шаг, касаясь руками его предплечий. То ли удерживая Савву от опрометчивых действий, то ли саму себя. В горле, где я ношу память о нашей единственной ночи, саднит.

– Значит, нельзя тратить время попусту, – улыбка Саввы становится как будто бы хищной. Я раньше не позволяла себе анализировать, почему с ним мне было так хорошо, как никогда не было с родным мужем. А сейчас вдруг поняла. В Савве есть странная необъяснимая пристальность. Будто, когда он на меня смотрит, все другое перестает иметь значение. Словно нет ничего другого и никого. Он ко всему другому становится равнодушен до крайности. Именно это равнодушие, окутывая нас коконом, не давало просочиться внутрь никаким сомнениям или глупым мыслям о том, хорошо ли то, что мы делаем, или плохо. В нем я не сверяла себя со стандартами… И, может быть, впервые в жизни была собой. Вернувшись к себе, истинной, после долгих бесцельных странствий и попытки достичь идеала.

– Я не буду с тобой спать. – Улыбаюсь.

– Даже из жалости? Даже зная, что, может быть, это моя последняя ночь на воле?

Он невыносим. Я закатываю глаза:

– Буквально пару минут назад ты пытался меня убедить, что нам абсолютно ничего не угрожает.

– Но ты же мне не поверила, – возражает Савва, невинно хлопая глазками. Ну, просто вылитый пай-мальчик. А как они похожи с Романом…

– Поначалу так и было, не спорю, но потом ты сумел меня убедить.

– Вот черт! Похоже, я перестарался.

– Похоже. Дай пройти. У меня уже голова кружится.

– От меня?

– От сотрясения. – Кончики губ подрагивают от улыбки, которую я пытаюсь сдержать. А вот Савва, наоборот, становится серьезным.

– Прости. Я совсем забыл. Я с тобой вообще обо всем забываю, – последняя фраза звучит как обвинение. Закусываю щеку. Что на это сказать, не знаю. В искусстве флирта я не сильна, а отвечать на это замечание всерьез глупо…

– Не забудь вымыть уши, – бросаю напоследок то, что сказала бы Ромке, реши он вымыться без посторонней помощи.

– Я вымою… все самым тщательным образом. Захочешь убедиться – только скажи.

Я чересчур резко захлопываю за собой дверь. Щеки горят, меня лихорадит. Перед глазами пляшет. Прошли всего какие-то сутки, а моя жизнь перевернулась с ног на голову, и вообще непонятно, что будет дальше. Вот почему, почему каждый раз, когда на горизонте появляется Савва, у меня из-под ног уходит земля?

Прохожу вглубь комнаты. Ромка уснул, свесив руку с края кровати. Теперь мне придется ложиться посередине. Между сыном и его отцом. Другого спального места здесь нет. Укладываюсь. Забираюсь под одеяло к Ромке, их тут, по крайней мере, два. Закрываю глаза, но уснуть не получается. Я вслушиваюсь в звуки, доносящиеся из ванной. Представляю Савву. Тут же ругаю себя, отгоняю непотребные мысли и… Снова к ним возвращаюсь.

Наконец, дверь открывается. Глаза уже привыкли к темноте, и, наверное, решись я их открыть, смогла бы рассмотреть Савву. Но я притворяюсь спящей. Звуки шагов приближаются. Под весом тела прогибается матрас. И Савва ложится рядом. Во рту пересыхает. Секунда, две, три… Ничегошеньки не происходит. Он рядом, но не близко. Я остаюсь одна наедине с темнотой и своими почуявшими волю тараканами. У тех есть голос, один в один похожий на голос моего бывшего свекра. Да и слова они выбирают те же – через одно – «грех» и «блудница».

Я тяжело вздыхаю. Савва за спиной усмехается. Закидывает на меня ногу, обхватывает талию и шепчет жарко, задевая губами шею:

– Спи. Впереди долгая дорога. Я насчет любви сейчас пошутил.

– А я ничего такого и не хочу! С чего ты взял, я…

– Ну, да. Конечно, не хочешь. Я так и подумал. Поэтому спи.

Вздыхаю, как будто вся тяжесть мира упала на мои плечи. Гад он! Специально ведь все так устроил. Знал, как на меня действует, поманил пальчиком, а как я, считай, согласилась, пошел на попятный. Думает, так подогреет мой интерес… или? О чем вообще он думает?!