Витязь - Алексей Витковский

Но только что он стоял здесь, и она смотрела в его глаза. Такие глаза должны быть у Хель – Хозяйки мертвых. Холодные и теплые одновременно. Глаза, в которых она, Сигурни, не могла прочесть ничего. Ее воле подчинялись люди и звери. Она могла взглядом убить человека, любого, даже самого могучего. Но не этого. И именно поэтому он – ее Враг. Он – сильнее ее…

Она хорошо помнила тот день, когда разбойники ворвались в храм Богумира.[42] Сверху, с галереи, она видела последнее Служение Воинов-Жрецов. Они были прекрасны, принося себя в жертву, но врагов было слишком много, и жертва получилась кровавой. Они все умерли там, но их могучие мечи пролили перед этим водопады вражеской крови… Настоятель рассказывал, что в старые времена, когда народы еще не забыли своих корней, лучшие воины всей земли стекались к Храму в надежде заслужить честь быть среди Воинов-Жрецов. Тогда ни один земной властитель не осмеливался поднять руку на богатства Храма. Войско Храма было непобедимо. Однако настали иные времена. Многие забыли Отца-Прародителя и стали молиться иным богам. Все тоньше стал поток тех, кто стремился в Храм. Все меньше послушников. Лишь купцы из далеких стран, смуглые и горбоносые, приплывали иногда по большой реке. Изумлялись огромности и красоте храма, поражались его древностью и, оставив приношения, отправлялись восвояси… В древние времена шайка в сто пятьдесят человек, всего на двух кораблях, не смогла бы даже подойти к берегу. Но то в прежние времена… Настоятель, рассказывавший все это, убит вместе со своими учениками… Воины-Жрецы в последний раз станцевали со Смертью…

Когда ее схватил тот, русобородый, она даже не успела испугаться. Сигурни вообще не умела бояться. Ее мать была Жрицей, а отец – Первым из Воинов Жрецов. Он был родом из далеких Афин, а она – из фиордов Норвегии. С детства Сигурни знала о своем Даре и просто не привыкла к опасности. Она даже не пыталась прятаться, поэтому русобородый и смог ее поймать. Ему повезло – он испытывал вожделение такой силы, что ничего не замечал вокруг. Когда он рвал на ней драгоценное платье, Сигурни удивилась спокойствию, царившему в ее сердце. Не было даже ненависти. Нельзя ненавидеть зверя за то, что он пытается тобой пообедать. Но можно с ним не согласиться…

Он очень торопился, связывая ее. Его грубые мозолистые руки царапали кожу. Он пыхтел и рычал, лапая ее, и Сигурни еще раз удивилась себе, когда поняла, что вовсе не против того, что он хочет сделать. Она никогда не была с мужчиной, но волна возбуждения, нахлынувшая на нее, показалась знакомой. Ее цветущее тело хотело этого. Оно хотело мужчину с такой силой, что Сигурни едва не закричала: «Ну что же ты медлишь!» Это было как наваждение… Он возился со своей кольчугой, пытаясь одновременно тискать ее грудь и спустить штаны. Получалось плохо. Эта пауза позволила девушке совладать с собой, и как раз в этот миг он взглянул ей в глаза…

Русобородый оказался слаб как младенец. Дитя в могучем мужском теле. Она не почувствовала сопротивления, лишь легкое ощущение рвущейся паутинки. Глаза воина остекленели, и он, как-то жалобно, по-собачьи заскулив, рухнул на нее сверху. Сигурни едва успела отвернуть в сторону лицо, чуть не задохнувшись при этом. Кожаная петля рванула шею, а голова викинга в шлеме, тяжко мотнувшись, ударилась в пол за ее плечом. Страшная тяжесть придавила девушку к полу. Стальные звенья кольчуги впились в кожу. Что-то твердое и горячее уперлось ей между ног. Она не сразу поняла – что это, и порадовалась, что он все же не успел снять штаны. Вскоре давление немного ослабло. Лишенный разума воин уже не мог желать женщину. Она же жалела лишь о том, что он отключился слишком быстро и приказ его сердцу – остановиться не достиг цели.

Сначала ей казалось что еще немного, и она задохнется. Он был очень тяжел, этот русобородый… Потом она снова слышала крики и звуки боя… Было холодно, и спина онемела. От русобородого отвратительно пахло, он мелко подергивался и хлюпал носом. И опять где-то кричали женщины. Казалось – она узнает голоса. А потом в зал вошел еще один отряд грабителей, и Сигурни услышала шаги, безошибочно выделив их из всех остальных. Это шел ее Враг.

Она еще не видела его, но эти шаги… Они были самыми тихими, но для нее звучали громом. Это шел вождь, и его было нужно убить. Она приготовилась…

Тяжесть, давившая на грудь, вдруг исчезла. Тяжелая туша русобородого с металлическим звоном откатилась в сторону. Сигурни, из-под рассыпавшихся волос, следила за происходящим, сохраняя неподвижность. Вот кто-то наклонился над ней. Коснулся… Рука протянулась, чтобы отбросить с ее лица волосы, и замерла… Она раскрыта! Он знает!

Ужас сжал ее горло. Вот теперь она боялась. Боялась панически того, что сейчас произойдет. Невесть откуда, но она почувствовала, что этот человек знает о ней все. Все! Ей не удастся отомстить – он не попадется… Они завяжут ей глаза и будут глумиться по очереди, а быть может, все сразу… Она содрогнулась, усилием воли подавив желание забиться в путах, визжа как пойманный зверь. Она – дочь Воина!

В следующий миг замершая на полпути рука сдвинулась с места, смахнув с ее лица тяжелые локоны. Она увидела его. Своего Врага. Он был очень красив, а глаза… Сигурни поняла, что у нее нет шансов. Она погибла…

А потом отворилась дверь.

Хаген вышел из зимовья. Ему очень не нравился этот пришелец, который, судя по одеже, оказался побратимом Храбра. Ощущение было неясным, как если бы этот, коротко стриженный, как румлянин, человек был одновременно живым и мертвым. Что-то страшное стояло за его плечом и смотрело пустыми глазницами. Хаген никогда не сталкивался с такими, как Олекса, но слышал о них. Ими, по слухам, руководят боги, но рядом всегда пасется смерть.

Он вспомнил, как скользнул вдоль спины холодок, когда он повернулся, чтобы идти к выходу. И еще он помнил напряженный взгляд отца, направленный в спину незнакомца. Стурлауг тоже что-то увидел… Хаген передернул плечами, стряхивая неприятное ощущение, и взглянул на холм. Сигурни все еще сидела там, сжавшись в комочек. Она никуда не уйдет, хотя ее не сторожат. В лесу не пропала бы – ни один зверь не причинит ей вреда. А то, глядишь, и принесет пищу… Колдунья, маленькая колдунья… Она не уйдет, потому что тот далекий день связал их навсегда. День, когда она лежала перед ним нагой и беззащитной. Беззащитной только от него, но он не причинил ей зла. Не взял силой и не отдал никому… Она называет его Врагом. Она ненавидит его, но разорвать эту связь не в силах. Так же как и он сам. А видят боги, раньше он так не мучился и мир был прост и ясен… Иные говорят, что любовь – это радость. Быть может, но пока она больше напоминает проклятие…

Хаген привычно прислушался к миру. Сигурни подождет – сейчас ему нужен Наставник. В эту игру они играли много раз. Наставник уходил, а юный Хаген должен был его найти. Не по следам – черноволосый вальх не оставлял следов, – а по тому неповторимому ощущению, которое исходит от каждого человека. Нужно лишь уметь слышать. Хаген умел – Наставник обучил его…

Он прикрыл глаза и расслабился. Звуки свободно втекали в него, ветерок провевал насквозь, как густую траву. Тело само сделало первый шаг, и, повинуясь его зову, Хаген медленно двигался вперед. Ноги сами понесли его к реке, затем вдоль берега вниз по течению, за скалу, дальше, еще дальше, теперь россыпь валунов, поваленное дерево, еще валуны… Запахи переполняли все вокруг. Звуки сделались острыми и четкими. Вот шорох наверху… Большая скала… Взобраться наверх… Здесь.

У корней огромной сосны, вцепившейся корнями в лоб каменной глыбы, сидел Диармайд. Он обернулся, и его странные глаза цвета морской волны дико сверкнули.

– Неплохо, Волчонок, очень неплохо. Хотя я не прав – ты давно уже Волк.

Глава 15

Рок неумолимый

Видение чудесное было мне,

Как его разъяснить, знает ли кто в сем войске?

Стеклянную чашу я видел, сиявшую, как золотая,

Посередине покоев своих, что на Бреге у Бойн,

Треть этой чаши заполнена кровью людской, небывалая встреча,

За нею – лишь треть молока в середине,

Еще одна треть благородным вином была полна, такого не знал я,

Головы были над ней склонены тех, что приплыли по синему морю…

Ирландские саги. Борома, видение короля Конхобара

– Что это за люди, Храбр? – Савинов, сидя за столом, мрачно оглядывался. В помещении стоял жуткий гам. Воины веселились. Вкусно пахло едой, пивом и еще чем-то, смутно знакомым. Свет очага красил лица людей в две краски. Колеблющиеся тени делали их похожими на причудливые и жуткие маски. Тускло блестел металл. Это было бы очень живописно и, пожалуй, даже красиво, если б не недавний бред. Или не бред? Савинов не мог разобраться – что же его так гнетет. Ведь не мог же он в самом деле увидеть реальные события… Или мог? Чего же он все-таки надышался в том чертовом капище?