Хохочущие куклы (сборник) - Татьяна Дагович

– Я не совсем… Это мой муж… То есть он занимался организацией.

– Ладно… На самом деле это не так уж важно. – Врач потирал лоб, будто силился вспомнить, что действительно важно, некое обстоятельство, изменяющее суть дела. – Давайте я сейчас вас осмотрю. Потом выпишем направление к генетику. Кровь сдадите.

Из пустоты материализовалась молчаливая ассистентка, измерила Насте артериальное давление, рост, вес и исчезла беззвучно. Врач указал на примыкающую комнатку с матовым окном. Взглянула на расставленные за стеклом приборы и препараты. Разделась за ширмой, развесила одежду, которая показалась такой жалкой – не наполненная телом. Ноги сразу окоченели, хотя в кабинете было натоплено. Взобралась на кресло. Воздух холодил раскрывшееся лоно. Она смотрела в потолок. В этом центре почти так же всё, как в районной женской консультации.

Пришел врач. Она избегала смотреть на него и слушать, что он там бормочет. Обычные фразы: расслабьтесь, что там у нас… Она и так расслабилась, рассматривая потолок (который казался желтоватым – недостаточно белым для серьезной клиники), слышала только металлический лязг зеркала, расширяющего влагалище. Старалась не замечать, забыть, заместить мыслями о потолке. Бросила мимолетный взгляд на монитор, подсоединенный к аппарату УЗИ. Навечно запомнила, как выглядит изнутри, прежде чем дождалась слов: «Можете вставать, одеваться». Теперь наконец Настя посмотрела на Лужницкого, желая угадать, что он сейчас скажет по ее поводу, но лицо врача оставалось строго-непроницаемым, как когда она вошла. Он перешел в кабинет, скрипел там ручкой о бумагу.

Анастасия тянула время, одевалась медленно. Подавленная не осмотром, а тем, что еще меньше понимала, зачем он ей. Ее отвращало, что ребенок на самом деле оказывался не плодом объятий в дышащих гормонами, напряженных домашних комнатах, а плодом долгих больничных запахов, склянок какого-то Петри, родильного отделения, дальше – больше: поликлиника, прививки, осмотры, зеленка для пупка. Или не отвращало? Всего лишь вычеркнуть этот день и кабинет как недоразумение и жить как жила. Она хорошо жила.

Но писанина Лужницкого влекла за собой новые осмотры, анализы, консультации, лекарства, витамины – смертная тоска. Тихонько, чтобы не мешать, вернулась за стол – врач продолжал писать, не обращая на нее внимания. Ручкой Waterman, точно такой же, какая была у ее мужа, с той же тонкой царапиной, быстро, словно под диктовку, выводил косые, совершенно идентичные буквы. В углу ассистентка постукивала по клавиатуре. Время от времени скрипел принтер. Анастасия рассматривала кабинет. В кремовый цвет крашенные стены. Дипломы в рамках – мелко и далеко, но удавалось прочесть слово «диплом» то кириллицей, то латиницей. Плакат с рекламой витаминов для беременных. Бросив косой взгляд на календарь, убедилась, что сегодня четверг. Вздрогнула, когда Лужницкий вдруг громко сказал, поставив точку в своих письменах:

– Так вот, мы…

И вдруг, словно сработал невидимый выключатель… Еще секунду назад так обеспокоенная тем, что же мог найти у нее гинеколог, резко охладела к его словам, отключилась от голоса, расплылась в своем личном, недоуменном: «Я абсолютно здорова». Содержание не доходило до нее – однообразно бубнящие интонации, так похожие на перестук колес поезда. Не слышала, как не слышат вещи, к которым равнодушны: речь политиков по телевизору, монологи учителей, брюзжание стариков. Анастасия словно раскачивалась на качелях, то в одну сторону – к кремовым стенам, пахнущим антисептиками, то в другую – к мыслям о поездах (стены таяли, их заслоняли вагоны…). В промежутках, когда одно вытесняло другое, она особенно четко и громко слышала глубокий голос Лужницкого и особенно пронзительно не понимала слов. Если бы оказаться близко к мужу, уткнуться носом в ямку на его шее, скользнуть в круг обхватывающих рук, спать. Да, она ведь не выспалась. Где-то далеко, в ее номере, на ее кровати спал студент, поджав обутые ноги на покрывале. Скотина…

– Значит, вы всё запомнили? – заключил Лужницкий.

– Да, – поспешила заверить его. – Так что, со мной все в порядке?

Врач вздернул плечи и нахмурился на секунду, не понимая, что Анастасия имеет в виду.

– Значит, мне можно идти?

– Да, конечно. Всего хорошего. И удачи!

– Вам также. До свидания.

Ассистентка догнала ее и отдала стопку различных рецептов и направлений. Анастасия вырвалась из кабинета, как рыба, сорвавшаяся с крючка.

Выбегая, задела плечом Константина и повисла на его локте.

– Ну что? – спросил он, тщательно скрывая тревогу.

– Вот, – протянула пачку направлений, с привычным облегчением перекладывая ответственность на плечи мужа. – Займусь этим завтра. Устала, надоело. Идем отсюда.

По ногам Анастасии поднимался холод, озябли еще в гинекологическом кресле.

– Я ведь не спала толком сегодня, – объясняла на ходу, – я уже ни на что не способна.

Константин щелкнул ключом в замке и толкнул дверь в номер. Тихо похрапывал Виталий. Спал в той же позе. Анастасия скинула кроссовки и упала на свободное место, у стены.

– Укрой меня. Чем-нибудь, – попросила мужа. Он накрыл ее теплым одеялом, но ей становилось все холоднее и холоднее, пришлось накрыть ее вторым одеялом. От ступней через спину холод поднялся к затылку и застрял там. Она мелко дрожала, вцепившись в края одеяла, и не собиралась вставать. Шум открываемой балконной двери, Константин чиркнул спичкой, но тут постучали. Константин задул спичку и прошагал мимо кровати к двери. Открыл. У Насти еще не было определенности – спала она или только притворялась спящей. Звуки комнаты слышались ей громче, чем обычно, прямо-таки громыхающими, даже приятный голос Варвары Семеновны, с интонациями смущения и неловкости сообщающий о забытом пальто.

– Проходите, – пригласил Константин. – Где вы его вчера сняли?

– Да вот же оно! О, господи, Анастасия спит, а от меня столько шума…

– Ничего, ничего. Присаживайтесь. Бедняжка очень устала, была утром у врача.

– Да-да, знаю по себе, это очень изматывает. Но потом, когда начнется лечение, втянется – станет легче.

Некоторое время было тихо. Опять открылась балконная дверь, опять чиркнула спичка. Через щели потянулся слабый сигаретный запах. Приятный.

– Я хотела только взять пальто, – прошептала Варвара Семеновна. Ей не ответили. – Но раз я здесь… Я о вчерашнем. Не нахожу себе места. Бедная Анастасия! Не знаю, как это могло случиться.

– И я не знаю, – глухо отозвался Константин. – И не знаю, и понимаю себя в тот момент… Вы сейчас обратились ко мне с тайной надеждой, что я успокою вас, скажу: все улажено. Чтобы вы забыли… Или… Впрочем, нет, я не могу вам помочь. Ни вам, ни себе. Не могу отречься от нежности, которую испытывал к вам ночью, но не люблю вас.

– Зачем вы это говорите, – жаловалась Варвара Семеновна.

– Вы очень хорошая женщина. Странно, что так вышло.

– Я возьму пальто… Я пойду.

Проходя мимо кровати, Варвара Семеновна поймала изумленный взгляд широко раскрытых глаз студента. Под этим взглядом она ссутулилась вся и отвернулась. Константин посмотрел на Виталия и спросил его равнодушно:

– Вы уже не спите?

– Как? – удивлялся студент непонятно чему. Он смотрел почти с отчаянием то на крепко спящую Саницкую, то на Варвару Семеновну.

– Был бы вам очень благодарен, – холодно продолжил Саницкий, – если бы вы спустили ноги с кровати. Все-таки мы с женой здесь спим.

Виталий покраснел, спустил ноги с кровати, вороша сбившиеся волосы.

– Что я делаю здесь? – посмотрел на часы, отшатнулся, и брови поползли вверх. Половина второго.

– Вы спали здесь.

– Вы спали с Варварой Семеновной? Это правда?

Лицо Константина начало приобретать рассерженное выражение. Он собирался сказать что-то резкое, определенное, но Варвара Семеновна его опередила:

– Да, так получилось, что мы были вместе и теперь не уверены, как должны поступать дальше. Возможно, лучше рассказать обо всем Анастасии, но, может быть, лучше и умолчать. Того, что сделано, мы уже не изменим, а в будущем надо быть осторожными.

– Что мы здесь делаем? Вы, Варвара Семеновна, почему вы не в своем номере? Почему я не сплю в своей кровати? Что было вечером, я не могу вспомнить, разве мы пили?

– Нет, – терпеливо откликнулась Варвара Семеновна. – Пили Саницкие. Мы не пили.

– Как я хочу домой, к себе, к родителям, в университет… – лепетал студент сам для себя.

– Ничего, ведь ваша путевка скоро кончается?

– Я не помню.

– Вы потише, вообще-то Настя еще спит, – вмешался раздраженный Константин. – Будить ее к обеду или не надо?..

– Ничего, беседуйте, вы мне не мешаете, – пробормотала Анастасия из-под одеял.

Все молча уставились на нее.

– Так ты не спишь? – Константин с нежностью склонился над укутанным телом.