Охотник (СИ) - Шнайдер Эйке

— Ворота? — только и спросил он.

— Море.

Гуннар мысленно пересчитал оставшиеся деньги. Место на корабле не купить, и едва ли кто выпустит судно из гавани посреди ночи. Но если есть море — есть и рыбацкий квартал, а там найдется желающий за несколько монет выйти в лодке не с сетями, а чтобы отвезти заказчика куда подальше. Да, может получиться. Гуннар поднял с пола потайной фонарь. Ингрид, поняв, снова его зажгла. Подсвечивая путь, они спустились к выходу. Если хозяин и был в доле с грабителями, у него хватило ума не пытаться остановить гостей.

Здоровенный засов на двери оказался не заложен, и едва ли его можно было сдвинуть проволокой. Вот так вот: пришли два чужеземца из ниоткуда и сгинули в никуда, никто искать не будет. Это тебе не караван, где несколько дюжин друг за друга горой. Ингрид, закрыв за собой дверь, обернулась — засов скрежетнул противным металлическим лязгом. Гуннар покачал головой — этак всех перебудишь, но одаренная только усмехнулась. Никто за ними не побежит, понял он. Жить всем хочется.

Как и в Белокамне, здесь по улицам ходила стража, но шаги и разговоры были слышны загодя, а потому каждый раз удавалось отступить в темноту, оставшись незамеченными. Ингрид шла, уверенно ориентируясь в паутине улиц и проулков. То ли врала, что была тут единожды, то ли в тот прошлый раз успела как следует изучить город. Спрашивать Гуннар не стал — не ко времени. Может, потом случай представится.

Дома стали ниже и между ними увеличилось расстояние, запахло гниющими водорослями и тухлой рыбой. Больше не слышно было стражи, зато забрехали псы.

Ингрид пошла вдоль полосы прибоя мимо перевернутых лодок, остановилась у одной. Рядом лежал ком тряпья, оказавшийся патлатым стариком, от которого за милю несло перегаром. Тот недовольно заворчал, просыпаясь. Когда над головой зажегся огонек, испуганно вытаращился. Видно было, что ему очень хочется сбежать, да ноги уже не те, чтобы удрать от молодых и шустрых, даже если не делать поправку на дар. Ингрид молча указала на лодку, на море, махнула рукой вдоль берега. Ткнула пальцем на восток, описала дугу по небу и застыла, держа руку над головой — мол, полдня пути. Достала из кошелька серебряк. Старик оценивающе оглядел их обоих, кивнул на монету, выставил две ладони с растопыренными пальцами, щербато улыбнулся. Ингрид, усмехнувшись, показала два пальца. Сошлись в итоге на четырех серебряках.

— Судя по карте, здесь в пяти лигах мыс, поросший лесом, — сказала одаренная, когда они уже сидели в лодке. Дорог нет, разве что тропы какие. Самое то пересидеть несколько дней.

Гуннар кивнул. Запасов в мешках не то чтобы вдосталь, но если есть раз в день, не особо набивая брюхо, хватит. Тепло, а на случай дождя у него в сумке лежит полог. И никаких соглядатаев. Разве что старик болтать начнет, напившись на радостях. Но не убивать же его просто так, на всякий случай?

Лодка оказалась дырявой, Ингрид то и дело собирала плетениями воду, выплескивая за борт, но ноги промокли все равно. Старик греб размеренно и ровно, видно: в молодости был силен и сноровист, да и сейчас наверняка мог бы жить безбедно, кабы не хмель. Слишком уж характерно он выглядел: одутловатое лицо, нос с синими прожилками. Слишком уж явно дрожали руки, когда не лежали на веслах. Впрочем, что Гуннару было за дело до чужеземного пропойцы? Довез до места, и ладно. Ингрид расплатилась честь по чести, но судя по тому, как на миг сбились с ровного ритма весла, а лицо старика перестало что-либо выражать, подчинить разум и заставить забыть, что кого-то возил, не побрезговала.

Гуннар думал, что будет сходить с ума от скуки, как было, когда валялся в лечебнице, выздоравливая. Но время пролетело незаметно — видимо, именно это и нужно было уставшему от целительских плетений телу. Дремать в тени деревьев, пока не спадет жара, плескаться в теплом, как суп, и кишащим разнообразной живностью море, часами не вылезая на берег, валяться на остывающем песке, вечерами — удить рыбу, бездумно глядя на деревянный поплавок, а потом жарить ее на вертеле над углями.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Лесу свила Ингрид, отхватив прядь волос у основания шеи, на блесну пошел серебряк, переплавленный в выемке на песке, а на крючок — швейная иголка. Ингрид приносила из леса голубей, а то и фазана, но видно было, что эти вылазки она воспринимает безо всякого азарта, не как охоту, а как необходимость. Впрочем, наверное, и в самом деле мало азарта в том, чтобы плетением стащить с ветки не подозревающую об опасности птицу и свернуть ей шею.

Они почти не разговаривали эти дни: Гуннар наслаждался покоем, а за Ингрид не водилось манеры заполнять тишину пустыми словами. Молчать с ней было удивительно уютно, хотя иногда смотреть в лицо, а не на грудь, а то и ниже, стоило изрядных усилий. Может, для Иде Ингрид и была «старухой», но это не мешало ей оставаться удивительно красивой женщиной, и все чаще Гуннар ловил себя на мысли, что они откровенно играют с огнем. По счастью, пять дней пролетели быстрее, чем эта мысль оформилась окончательно.

В этот раз за чернотой прохода не было и вовсе ничего пугающего: спроси кто Гуннара, он сказал бы, что оказался на берегу моря, где вырос, туманного и серого. Шелестели волны, перекатывая гальку, кричали под низкими облаками чайки, порыв ветра заставил поежиться — после тепла и солнца, оставшихся за спиной, он казался ледяным. Выйдя из прохода, Гуннар и вовсе плотнее завернулся в плащ.

Видимо, пока их не было, шли дожди — хотя небо снова было ясным, дорогу изрядно размыло.

— Ты удачливый, — сказала Ингрид. — Впору в следующий раз брать вместо талисмана.

Гуннар оторопело уставился на нее. Выдавил:

— Издеваешься?

Ее ответный взгляд тоже был полон недоумения:

— Два прохода подряд абсолютно безопасные. Редко когда так везет.

Выходит, такими проходами она пользовалась частенько. Промышляла контрабандой вместе с Эриком? Или без него? Ингрид не было в городе частенько, а целитель почти не покидал своей лечебницы.

— И часто бывает «следующий раз»? — поинтересовался Гуннар.

— В прошлый раз мы ходили, получив плату от Колльбейна, — сказала она. — Но это не то, о чем стоит знать всем.

— Поклясться?

— Зачем? — пожала плечами Ингрид. — Если нет веры слову, чего стоят клятвы?

Гуннар проводил Ингрид до лечебницы, передав с рук на руки Эрику, отказался от приглашения к столу, и от выпивки тоже. Закинул скорняку шкуру, наврав с три короба про знакомого, везшего диковинную тварь в королевский зверинец, да не довезшего и сбывшего останки первому встречному, чтобы совсем без штанов не остаться. Скорняк предложил выкупить шкуру, за этакую редкость бы дали немало, но Гуннар отказался.

Выйдя из лавки он отправил уличного мальчишку с запиской для Вигдис. А когда добрался до дома, там уже ждал такой же оборванец с клочком бумаги, где было только одно слово: «приходи».

Дверь открыла служанка, видимо, та самая поденщица, которая бывала только утром. Гуннара провели в кабинет, и, едва закрылась дверь, за спиной сам собой задвинулся засов. Вигдис визжа, точно девчонка, повисла на шее.

— Пойдем, ты же наверняка голодный, — сказала она, с явным усилием отстранившись.

— Голодный, — согласился он, сжимая ее грудь. — Пойдем. В спальню.

Она расстегнула фибулу его плаща.

— Я тоже голодная. Ну ее эту спальню, идти еще.

Гуннар, рассмеявшись, подхватил ее под бедра, усаживая на стол.

— Уроним чернильницу и испортим твои бумаги.

— Она непроливаемая, — выдохнула Вигдис, прижимаясь всем телом.

Бумаги они все-таки помяли, хотя чернильница и в самом деле оказалась непроливаемой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пойду, нагрею нам воду, — сказала Вигдис, потягиваясь. — Поденщица уже ушла.

Гуннар кивнул, выпустив ее из объятий, начал собирать с пола одежду.

— Ты загорел? — удивилась Вигдис.

Он выпрямился, ругнувшись про себя. Сказал как можно безразличней:

— Погожая нынче осень.

— Настолько погожая, что можно и задницу солнцу подставить?