Две дамы и галечный пляж - Анна Викторовна Дашевская

отряхнулся на крыльце, словно собака, обдавая дождевыми каплями стены, пол и неосторожно подошедшую слишком близко Биддер. Поймав укоризненный взгляд леди Камиллы, взял из рук горничной полотенце и вытерся, протопал на террасу и сказал:

– Я вспомнил!

– Что? – спросила леди Камилла.

– Я вспомнил, что сказал старик, последнюю фразу! Ну, не вспомнил, а смоделировал по созвучиям, как-то так, – тут он почесал в затылке. – Надо, наверное, нашему суб-лейтенанту позвонить? Вдруг это важно! В детективах всегда последние слова убитого помогают раскрыть дело.

– Дорогой мой, мы же не в детективном романе, а в жизни, – Полина скептически хмыкнула. – И отец Софоклис умер естественной смертью, от старости, а не был убит каким-нибудь страшным тропическим ядом. Но в одном ты прав, суб-лейтенанту Стоматули нужно сообщить. Просто это может быть важно, например, если отец Софоклис оставил завещание. Ну, или просто его преемнику и помощнику захочется узнать…

– Ну да… – ответил мальчик с некоторым унынием. – Ладно, я пошёл к Аристидесу, его отец обещал показать чертежи нового корабля.

– Так а что он сказал-то? Фразу ты перевёл?

– А то! Он сказал… – Юра сосредоточился и медленно, с запинкой проговорил, – «Ныне прощайте, Судьба и Надежда: я выбрал дорогу, Море зовёт меня с каждой минутой сильней». Как-то так. Всё, я ушёл!

Когда дверь захлопнулась, леди Камилла покачала головой и проговорила:

– Не понимаю я этих поэтических предначертаний!

– В смысле? – не поняла Полина.

– Отец Софоклис прекрасно знал, что ему осталось недолго. Бритвальдец в такой ситуации приглашает юриста и составляет подробное завещание, а эти романтические южане!..

И она фыркнула, выражая своё неодобрение восторженной эллинской натурой.

Господин Стоматули появился вечером, после ужина. Принёс бутылку домашнего белого вина, осведомился, всё ли устраивает живущих на вилле «Магнолия», не нужно ли чего-то привезти из Керкиры. Леди Камилла задумалась, а Полина воспользовалась представившейся возможностью и поинтересовалась:

– Скажите, а что наша соседка с виллы «Глория»? Мы уже дня три не слышим её прекрасного голоса.

– О, госпожа Мингард уехала на несколько дней, – старший господин Стоматули наморщил лоб. – В Медиоланум, кажется. Если я не ошибаюсь, там проводится какой-то сбор средств в пользу пострадавших от землетрясения… где-то в центральных районах Лация, не помню названия.

– В Аквиле, – подсказал Юра. – Там чуть ли не полгорода разрушилось. Людей удалось спасти только потому. что среди них оказался маг воздуха, он создал и держал купол, пока они выходили. Но это ж ещё весной было!

– Ну, город-то восстанавливать надо, казначейству его величества Умберто нужно помочь! – леди Камилла нахмурилась. – Я помню, что у нас создали фонд помощи пострадавшим. А Соня Мингард, значит, участвует в благотворительном концерте?

– И двух спектаклях, – поднял указательный палец господин Стоматули.

– Это прекрасно, – подвела черту Полина. – Вы ведь не откажетесь выпить с нами вина? И, кстати, появится ли ваш сын? Вот у Юры есть для него информация.

Соня вернулась к концу недели. Её сопровождали горничная и аккомпаниатор, а ещё эта неизменная компания пополнилась новым секретарём. Был он немолод и тучен, густые седые волосы укладывал волнами до плеч, одевался в лиловый бархат и серый шёлк, а говорил несколько в нос и растягивая слова; словом, был чересчур экстравагантен. Звали его Клаус Шмидт. Пожимая руку новому обитателю виллы «Глория», Полина внутренне ухмыльнулась: она была твёрдо уверена, что его манера одеваться и вести себя объясняется простецким именем.

Впрочем, Соню он устраивал, и это было главным.

Помимо возобновившихся дневных концертов, возвращение певицы принесло и ещё одну радостную новость: её сопровождала Банни. Собачка воцарилась в сердце оперной дивы, спала теперь рядом с ней на подушке и делила трапезы, переживания и радости.

За встречей Банни и Бони жильцы двух соседних вилл наблюдали, утирая тёплые слёзы…

Время текло незаметно, и в один совсем не прекрасный момент Полина обнаружила, что от отпуска прошла ровно половина.

А следующий день принёс новости столь же удивительные, сколь и пугающие…

_________________________________________

*  Тарамосалата представляет из себя пюрированную смесь из икры рыбы, оливкового масла, лимонного сока, репчатого лука и либо отварного картофеля, либо размоченного в воде хлеба. В рецептах реже встречаются чеснок, зеленый лук и перец. В современных авторских творениях используют иногда цедру лимона, апельсин и даже ципуро. Традиционно для приготовления блюда берут копченую икру трески, которая, как правило, продается в консервированном виде. Раньше тарамосалату делали с помощью ступки и пестика, сейчас используют блендер.

Глава 14, (в которой до жертвенного животного дело так и не доходит)

– Между прочим, сегодня первое августа, – сообщил за завтраком Юра.

– И что? – не поняла Полина.

– Как что? Праздник же!

– Какой?

– Ну-у… У кого какой, у всякого свой. Например, в Бритвальде и Галлии отмечают Лугнасад, в Лации посвящают этот день Консусу, богу земли и плодородия, – он скорчил гримасу, поправил на переносице воображаемые очки и продолжил. – А тут, на Керкире, празднуют явление Единого, он посетил остров и излечил сорок семь безнадежных больных. Полагается украшать цветами жертвенного козлёнка или барашка, сжигать на алтаре колосья и цветочные лепестки, а вечером пить вино при свете факелов.

– Хм… Меня живо интересует судьба этого несчастного козлёнка, – Полина почесала нос.

– Священник должен при помощи трёх женщин – старухи, юной девы и молодой матери – жарить его над горящими оливковыми ветвями и сухой виноградной лозой, а потом обменивать у местных жителей на вино, хлеб или мёд.

– И откуда ты всё это знаешь?

– Так Рист рассказал! Его мама несколько лет назад, после рождения Ставроса, участвовала в таком жертвоприношении. Тогда вроде бы ещё отец Софоклис его проводил.

– Рист?

– Аристотель Манолакис.

– Понятно, – леди Камилла подвела черту. – не уверена, что на всех жителей Ахарави хватит одного козлёнка, но важно не съеденное мясо, а единение. И это значит, я полагаю, что сегодня вечером мы идём к храму Единого?

– Ага, – Юра облизал ложку от мёда. – Только надо на обмен что-то принести! Я пошёл, да? Сегодня вода отличная, я ещё окунусь.

– Иди, – махнула рукой Полина. – И для нас поставь шезлонги, мы тоже придём купаться.

На главной и единственной улице посёлка Ахарави было людно. Кажется, к храму Единого шли все местные жители, от только научившегося ходить ребёнка до глубокой старухи, которую везли в кресле-каталке правнуки. Они несли корзины, из которых торчали горлышки бутылок, медовые соты и домашний хлеб, завёрнутый в льняные салфетки. Такую корзину тащили и Юра, и Аристотель Манолакис, и важно вышагивавший следом за Соней Мингард секретарь.

На площади перед храмом было небольшое возвышение, на котором устроили каменный очаг;