Историческое подготовление Октября. Часть I: От Февраля до Октября - Лев Троцкий

Опыт европейских, прежде всего германских боев последних лет, взятый в свете нашего собственного опыта, говорит нам, что двоякого типа вожди склонны бывают тянуть партию назад в тот именно момент, когда ей необходимо совершить величайший прыжок вперед. Одни вообще склонны видеть на путях революции преимущественно затруднения, препятствия, помехи и оценивать каждую обстановку с предвзятым, хотя и не всегда сознательным намерением уклониться от действия. Марксизм превращается у них в метод обоснования невозможности революционного действия. Наиболее чистую культуру этого типа представляли русские меньшевики. Но сам по себе тип этот шире меньшевизма и в самый критический момент обнаруживается вдруг на ответственном посту в наиболее революционной партии. Представители другой разновидности отличаются поверхностно-агитаторским характером. Эти вовсе не видят препятствий и затруднений, пока не стукнутся в них с размаху лбом. Способность обходить реальные препятствия при помощи словесных оборотов, проявлять во всех вопросах величайший оптимизм («море по колено») неизбежно переходит в свою противоположность, когда наступает час решающего действия. Для первого типа, для крохоборчески настроенного революционера трудности захвата власти представляются лишь нагромождением и возведением в степень всех тех трудностей, какие он только и привык видеть на своем пути. Для второго типа, для поверхностного оптимиста, трудности революционного действия возникают всегда внезапно. В подготовительный период поведение того и другого различно: один представляется скептиком, на которого в революционном смысле нельзя слишком полагаться; зато другой, наоборот, может казаться неистовым революционером. Но в решающий момент и тот и другой идут рука об руку, – восстают против восстания. А, между тем, вся подготовительная работа имеет ценность лишь постольку, поскольку она делает партию и прежде всего ее руководящие органы способными определить момент восстания и руководить им. Ибо задачей коммунистической партии является овладение властью в целях переустройства общества.

В последнее время нередко говорили и писали о необходимости «большевизации» Коминтерна. Это – задача, совершенно бесспорная и непреложная; она особенно резко выдвигается после жестоких прошлогодних уроков в Болгарии и Германии. Большевизм не доктрина (т.-е. не только доктрина), но система революционного воспитания для пролетарского переворота. Что такое большевизация коммунистических партий? Это такое их воспитание, это такой в них подбор руководящего персонала, чтобы они не сдрейфили в момент своего Октября. «Вот Гегель, и книжная мудрость, и смысл философии всей!..»

ДВА СЛОВА ОБ ЭТОЙ КНИГЕ

Первая полоса «демократической» революции тянется от февральского переворота до апрельского кризиса и его разрешения 6 мая путем создания коалиционного правительства, с участием меньшевиков и народников. Во всей этой первой полосе автор настоящей книги не принимал участия, так как прибыл в Петроград лишь 5 мая, как раз накануне создания коалиционного правительства. Первый этап революции и ее перспективы освещены в статьях, написанных в Америке. Думаю, что во всем существенном они вполне согласуются с тем анализом революции, который дан Лениным в его «Письмах из далека».

С первого дня приезда в Петроград работа моя шла совершенно согласованно с Центральным Комитетом большевиков. Ленинский курс на завоевание власти пролетариатом я поддерживал, разумеется, полностью и целиком. В отношении крестьянства у меня не было и тени разногласий с Лениным, который завершал тогда первый этап борьбы против правых большевиков, с их лозунгом «демократической диктатуры пролетариата и крестьянства». До формального вступления в партию я участвовал в выработке ряда решений и документов, исходивших от имени партии. Единственным соображением, которое отодвинуло формальное вступление мое в партию на три месяца, было желание ускорить слияние с большевиками лучших элементов межрайонной организации и вообще революционных интернационалистов. Эту политику я вел опять-таки в полном согласии с Лениным.

Редакция этой книги обратила мое внимание на встречающееся в одной из моих тогдашних статей в пользу объединения указание на организационную «кружковщину» у большевиков. Какой-нибудь из глубокомысленных дьячков, вроде т. Сорина, не замедлит, конечно, вывести эту фразу прямым сообщением из разногласий по поводу & 1 устава. Вступать по этому поводу в споры – после того, как свои действительные и большие организационные ошибки я признал и словом и делом – не вижу нужды. Но менее поврежденный читатель найдет гораздо более простое и непосредственное объяснение приведенному выражению моему в конкретнейших условиях момента. Среди рабочих-межрайонцев оставалось от прошлого еще очень сильное недоверие к организационной политике Петроградского Комитета. Доводы от «кружковщины» – со ссылками, как всегда в таких случаях бывает, на всякие «несправедливости» – были среди межрайонцев в большом ходу. Возражение мое в статье было таково: кружковщина, как наследие прошлого, существует, но чтобы она стала меньше, межрайонцам нужно прекратить обособленное существование.

Мое чисто полемическое «предложение» первому Съезду Советов составить правительство из двенадцати Пешехоновых толковалось кое-кем – кажется, Сухановым – не то как личное благоволение мое к Пешехонову, не то как особая линия, отличная от ленинской. Это, конечно, чистейший курьез. Когда наша партия требовала, чтобы Советы, руководимые меньшевиками и эсерами, взяли власть, то этим самым она «требовала» министерства Пешехоновых: в конце концов, между Пешехоновым, Черновым и Даном никакой принципиальной разницы не было, и все они были одинаково пригодны, чтобы облегчить переход власти от буржуазии к пролетариату. Разве что Пешехонов несколько лучше знал статистику и производил чуть более деловое впечатление, чем Церетели или Чернов. Дюжина Пешехоновых означала правительство из дюжинных представителей мелкобуржуазной демократии, вместо коалиции. Когда питерские массы, руководимые нашей партией, выдвинули лозунг: «Долой десять министров-капиталистов», то этим самым они требовали, чтобы места этих последних заняли меньшевики и народники. «Выкиньте вон кадетов, возьмите, господа буржуазные демократы, в руки власть, посадите в правительство двенадцать (или сколько там) Пешехоновых, и мы вам обещаем по возможности „мирно“ снять вас с постов, когда пробьет час. А пробить он должен скоро». Никакой особой линии тут не было, – это была линия, которую Ленин формулировал не раз.

Считаю необходимым сугубо подчеркнуть предупреждение, сделанное редактором настоящей книги, т. Ленцнером: значительная часть речей, вошедших в этот том, приведена не по стенограмме, хотя бы и плохой, а по репортерским отчетам соглашательской прессы, полуневежественным и полузлостным. Беглое ознакомление с несколькими документами такого рода заставило меня махнуть рукой на первоначальный план хоть сколько-нибудь исправить и дополнить их. Пусть живут, как есть: они тоже в своем роде документы эпохи, хоть и «с другой стороны».

Настоящая книга не могла бы появиться в печати без внимательной и компетентной работы над нею т. Ленцнера, которому принадлежат и примечания, и его помощников: тт. Геллер, Крыжановского, Ровенской и И. Румера.

Всем им я здесь выражаю товарищескую благодарность.

Особо я хотел бы сказать о громадной работе по подготовке этого тома, как и других моих книг, которую выполнил мой ближайший сотрудник М. С. Глазман. Я дописываю эти строки с чувством величайшей скорби по поводу беспримерно трагической гибели этого прекрасного товарища, работника и человека.

Л. Троцкий.

Кисловодск, 15 сентября 1924

I. Первый этап революции

Л. Троцкий. У ПОРОГА РЕВОЛЮЦИИ

Улицы Петрограда снова заговорили языком 1905 года.[1] Как и тогда, во время русско-японской войны, рабочие требуют хлеба, мира, свободы. Как и тогда, не движутся трамваи и не выходят газеты. Рабочие выпускают пары из машин, покидают свои станки, выходят на улицы. Правительство выводит своих казаков. И опять, как в 1905 г., только эти две силы и видны на улицах столицы: революционные рабочие и царские войска.

Движение вспыхнуло из-за недостатка хлеба. Это, конечно, не случайная причина. Во всех воюющих странах недостаток съестных припасов есть наиболее непосредственная, наиболее острая причина недовольства и возмущения народных масс. Все безумие войны раскрывается им ярче всего из этого угла: невозможно производить средства жизни, потому что необходимо создавать орудия смерти.

Тем не менее попытки официозных англо-русских телеграфных агентов свести все дело к временной недостаче хлеба и снежным заносам представляется одним из наиболее нелепых применений политики страуса, который при приближении опасности прячет голову в песок. Из-за снежных заносов, которые временно затрудняют приток жизненных продуктов, рабочие не останавливают заводов, трамваев и типографий и не выходят на улицы для очной ставки с казаками.