Альтернативная реальность - Александр Архиповец

Нужно попытаться по-другому. Поймав за шиворот проходящего мимо "наймыта", одной рукой приподнял его над землей. Холстина жалобно затрещала, а глаза "хлопця" выкатились из орбит. Он испуганно завизжал, задрыгал ногами. Боковым зрением я увидел открытые рты Грыця и Данилы. Зато теперь нас заметили…

Отпущенный на волю "бранець" мигом шмыгнул в дверь. В глазах прочей прислуги сразу появилось напрочь отсутствовавшее до наглядной демонстрации силы уважение. Кажется, верный подход найден…

— Чего пан желает?

На пороге стоял… вол. Ну, конечно же, не в прямом смысле слова – тягловая скотина, которую парами здесь запрягали в телеги. Нет. Однако хозяин постоялого двора, несомненно, напоминал это животное.

Черты лица, глаза, нос, шея, массивный торс и руки – все под стать. Разве что не хватало рогов, да еще кольца в носу. Хотя об этом с первого взгляда судить трудно. Зато сомневаться в ином не приходилось: силы, упрямства и самоуверенности – с избытком.

На нем была роба из грубой ткани, потертый кожаный передник, растоптанные сапоги. Надень еще на голову маску – вылитый палач!

— Так что пан желает? — повторил он вопрос, повысив голос. — Га?

— Мне б, хозяин, комнату… на несколько дней.

Я сразу понял, что сказал что-то не так. Оказывается, у быка случаются изумленные глаза. Именно так он на меня посмотрел. Как на безнадежного идиота.

— Какую комнату? Чего пан хочет?

Похоже, "вол" начинал злиться. Почувствовали это и мои слуги, потихоньку отодвинувшиеся мне за спину.

Пришлось на полную задействовать телепатию и внушение. Подкрепив их "магией" серебра я все же получил желаемое. Пусть это была всего-навсего небольшая каморка с деревянными нарами и сплетенной из "очерета" рогожкой у печки, небольшим столом и двумя табуретами – но по критериям местного отеля она вполне могла считаться люксом.

Ведь с тех пор как "коллеги" заслали меня погостить к предкам, только раз с Улитой я ночевал под крышей. Но то был случай особый. Вот бы мне оказаться сейчас рядом с ней!

В памяти сразу всплыли ее руки, губы, полная упругая грудь, запах мускатного ореха… Я неожиданно поймал себя на мысли, что именно мускатный орех, а не изысканные духи, серебряная окантовка сосков и светящиеся кончики ресниц. Улита, а не Жаклин! Что со мной? Вживаюсь в образ или потихоньку схожу с ума?

— Пане, нам бы чего перекусить, — вполголоса сказал Данила, прервав бессмысленный самоанализ.

— Добро, Грыцю, сбегай глянь, как там устроили наших коней, и заходи в шинок.

Шагая в харчевню, уже думал не о женских прелестях, а о том, что на глазах тает мой золотой, в смысле серебряный, запас. Нужно срочно что-то предпринять…

У двери шинка вяло спорили подвыпившие казаки:

— Дожились, хай ему грець! Уже и здесь нам нет места…

— Какого беса дразнил Кочергу… Не видел, он и без того злой…

— Да пошел ты!.. Танцует гнида возле панов… а мы… мы с тобой для него последнее быдло…

Протиснувшись между ними, отворил тоскливо скрипнувшую дверь. В нос мигом ударил тяжелый дух дешевого табака, алкоголя, жареного мяса.

Ступив в полутьму, огляделся. Данила дышал в спину. По идее, я должен чувствовать себя здесь хозяином, вершителем судеб, поскольку мог легко "околдовать" присутствующих, но почему-то вел себя, словно юнец, впервые переступивший порог борделя.

Так дело не пойдет! Отогнав робость, взял себя в руки.

В полутемном, освещаемом лишь несколькими свечами зале, с низким, давящим на мозги потолком, стояли с десяток грубо сколоченных столов. И не менее топорной работы лавки и табуреты.

Большая часть зала пустовала. Немного подумав, облюбовал место у стены. Отодвинув тяжеленный табурет, уселся, небрежно закинул нога на ногу и оперся спиной о грубо отесанные доски. Рядом, робко потупив глаза, опустился Данила. Раскраснелся. Видать, в шинке тоже впервые.

Увидев на столе дурно пахнущие глиняные "чарки", крошки хлеба, огрызки недоеденных огурцов, по которым неторопливо ползали жирные зеленые мухи, я не выдержал и брезгливо поморщил нос. Аппетит заметно поубавился. Не желая лишиться его окончательно, подключив телепатию, стал разглядывать посетителей.

Кроме подвыпивших казаков и мастеровых, больше налегавших на "горилку" чем на закуски, чуть в стороне, почти в углу, сдвинув столы, расположилась довольно-таки любопытная компания.

И чем больше я к ней "прислушивался", тем интереснее становилось.

На столе помимо "горилки", кваса, жареных гусей, колбасы, сала, огурцов и хлеба лежали карты. Но игроки брать в руки их не торопились, желая прежде перекусить. И надо заметить, отсутствием аппетита не страдали.

Их было шестеро: два польских шляхтича, свысока поглядывавших на прочих, русский купец и три казака, один из них выделялся важным видом и более богатыми одеждами.

Здесь же, рядом, крутился напоминающий кочергу худой высокий шинкарь и две его раскрасневшиеся полногрудые помощницы.

— Многие лета Государю нашему Петру Алексеевичу! — стоя поднял "настоящий" стеклянный стакан длиннобородый купец. — Виват! Виват! Виват!

Иван Смирнов… Торгует пушниной в Киеве, Лубнах и Полтаве. Здесь, так сказать, по долгу службы. Надеется, дав взятку полковнику Искре, "скосить" часть налога. Тот, вытирая длинные усы и поглядывая на купца из-под густых бровей, вроде и не против. Но с одной стороны – хочет денег побольше, а с другой – опасается, что дело дойдет до ушей полтавского полковника Ивана Левенца. Коль тот узнает – несдобровать…

— Храни, Святая Дева, короля нашего Августа! Виват! — произнес тост младший из двух поляков, Михась Волевский.

Старший же, не только по возрасту, но и по чину, Анжей Вышнегорский хмурится и в основном помалкивает. Ему не нравится ни место, ни собравшаяся компания. Пришел сюда по приглашению полковника Искры поиграть в карты. Есть у него такая слабость, да и деньги позарез нужны…

Поглядывая на окружающих, в том числе и на меня, зло скрипел зубами, слал безмолвные проклятия: "Быдло! Пся крев! Вокруг одно быдло! Черти б вас побрали… Хлопы!"

Но проклятия его, меня особо не впечатляли. Намного важнее было то, что выудить из его мозгов оказалось не так уж просто. От напряжения у меня на лбу выступила испарина. Похоже, и Анжею пришлось не сладко. Он то и дело жмурил глаза, трогал рукой затылок. Лечил внезапно напавшую "хворь", как положено знатному господину – горилкой.

Но муки мои, несомненно, того стоили. Шляхтич был фигурой далеко не праздной. Служил при дворе короля Станислава Лещинского и ехал в Батурин к самому гетману Мазепе с тайным посланием. А в Полтаву его занесло по просьбе старшего брата, задолжавшего местному ростовщику Манише двести золотых червонцев. В залог Тадеуш, очевидно, будучи не в себе, кроме долговой расписки оставил фамильную драгоценность – перстень с голубым крестообразным бриллиантом.? "Печать Иисуса". Привезенный еще прадедом из крестовых походов, он передавался из поколения в поколение, от отца к старшему сыну. Больше того – как Священная реликвия разыскивался Ватиканом. Похитителям грозило вечное проклятие и отлучение от католической церкви.