Сын человеческий, с илюстрациями - Александр Мень

При виде слабостей ближнего мы должны не выносить ему приговор, а сострадать, памятуя о собственной греховности. “Не судите, - предостерегает Иисус, - чтобы и вы не были судимы, ибо каким судом судите и какою мерою мерите, так и отмерено будет вам. Что ты смотришь на соринку в глазу брата твоего, а бревна в твоем глазу не замечаешь?”[16].

Фарисеи привыкли смотреть свысока на “невежд в Законе”. Слово “ам-хаарец”, деревенщина, было у них синонимом нечестивца. С таким человеком они не желали иметь ничего общего. Вместе с ним нельзя было молиться, сесть за стол и - даже накормить его в случае нужды. “Невежда не боится греха, ам-хаарец не может быть праведным”, - говорили ученые[17]. Иисус в этом отношении был полной их противоположностью. Он скорее предпочитал иметь дело с простыми людьми. Более того, все отверженные, все парии общества находили в Нем друга и заступника. Мытари, которых не признавали за людей, и уличные женщины нередко оказывались в числе тех, кто окружал Его. Это шокировало добропорядочных книжников, кичившихся своей праведностью. Слыша их нарекания, Иисус говорил: “Не здоровым нужен врач, а больным. Пойдите и научитесь, что значит: “милосердия хочу, а не жертвы”. Я пришел призвать не праведных, но грешных”[18].

Кто из вас без греха?

Искреннее раскаяние Христос ставил выше успокоенности тех, кто считал себя угодным Богу. Однажды Он рассказал о двух людях, молившихся в храме. Один - благочестивый фарисей - благодарил Бога за то, что он “не таков, как прочие люди”, часто постится, жертвует на Храм и непохож на “этого мытаря”. А мытарь стоял вдали, не смея поднять глаз, бил себя в грудь и сокрушенно повторял: “Боже, будь милостив ко мне, грешнику!” “Говорю вам, - заключил Иисус притчу, - этот пришел в дом свой оправданным, а не тот. Ибо всякий возносящий себя, смирен будет, а смиряющий себя, вознесен будет”[19].

Впрочем, раскаяние не должно ограничиваться только словами. Недаром Иоанн Креститель говорил о “плодах покаяния”. И снова Иисус приводит пример из повседневной жизни: «У человека было двое детей, и он, подойдя к первому, сказал: “Дитя мое, иди сегодня работай в винограднике”. Он же ответил: “Иду, господин” - и не пошел. И, подойдя ко второму, он сказал то же. И тот ответил: “Не хочу”, а после раскаялся и пошел. Кто из двух исполнил волю отца?»[20].

Когда Иисус посетил дом Матфея, где собрались его товарищи, мытари, это вызвало взрыв негодования. На Учителя посыпались упреки. Как может Он делить трапезу с подобными личностями? Однако Иисус еще раз напомнил, что всякая душа заслуживает заботы и сострадания. Забывающие об этом похожи на старшего брата из притчи о блудном сыне, который не радовался возвратившемуся скитальцу.

Приближая к Себе грешников, Христос хотел пробудить в них раскаяние и жажду новой жизни. Нередко Его доброта и доверие совершали подлинные чудеса.

Как-то раз Учитель проходил через Иерихон. У ворот города Его встречало множество народа. Каждому хотелось, чтобы Иисус остановился в его доме. Один из иерихонцев, по имени Закхей, “начальник мытарей”, пытался протиснуться через толпу, надеясь хотя бы одним глазом взглянуть на Учителя, но маленький рост мешал ему. Тогда, забыв о приличиях, он забежал вперед и взобрался на дерево, мимо которого должен был пройти Господь.

Иисус действительно приблизился к этому месту и, подняв глаза, заметил человечка, сидевшего на смоковнице. “Закхей, - неожиданно сказал Иисус, - спустись скорее! Сегодня Мне надо быть у тебя”.

Не помня себя от радости, мытарь побежал домой встречать Господа, а окружающие стали роптать: “Он остановился у такого грешного человека!”

Но шаг Учителя возымел действие.

- Господи, - сказал Закхей, встречая Его, - половину того, что имею, я даю нищим, а если что у кого неправедно вынудил, возмещу вчетверо.

- Ныне пришло спасение дому сему, - ответил Христос, - потому что и он сын Авраамов. Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее[21].

В Капернауме некий фарисей Симон пригласил Иисуса к себе. Во время обеда в комнату вошла женщина, известная в округе своим распутным образом жизни. В руках ее был алебастровый сосуд с драгоценным благовонием; став молча подле Учителя, она заплакала, потом припала к Его ногам, орошая их миром и вытирая распущенными волосами. Слышала ли она слова Иисуса о прощении грешников? Хотела ли отблагодарить Его за милосердие к падшим? Но сцена эта неприятно поразила хозяина. “Если бы Он был пророк, - брезгливо подумал фарисей, - то знал бы, какого сорта женщина прикасается к Нему”. Между тем Иисус проник в его мысли.

- Симон, Я имею нечто сказать тебе.

- Скажи, Учитель.

- У некоего заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят. Так как им нечем было заплатить, он простил обоим. Кто же из них больше возлюбит его?

- Полагаю, что тот, кому он больше простил.

- Ты правильно рассудил, - ответил Иисус и пояснил, для чего привел эту притчу. Он указал на разницу между Симоном, который считал себя безупречным и для которого беседа с Иисусом была лишь поводом поспорить, и женщиной, сознающей свое падение. Она потянулась к Тому, Кто может простить ее и спасти от прежней жизни.

Когда же Христос прямо обратился к блуднице со словами: “Прощены твои грехи” - все присутствующие возмутились еще больше. Странный Пророк задал им новую загадку. Разве может отпускать грехи кто-нибудь, кроме Бога? Откуда у этого Назарянина право говорить с такой властью?[22]

Но они пришли бы в еще большее негодование, если бы услышали, как толкует Иисус священные заповеди Закона.

Старое и новое

Многие поколения иудейских богословов пытались точно определить число заповедей, содержащихся в Торе, а некоторые из них полагали, что есть заповеди, которые выражают самую основу веры[23]. Поэтому один из книжников решил узнать мнение Иисуса и тем самым получить ясное представление о взглядах галилейского Наставника.

- Учитель, - спросил он, - какая заповедь первая из всех?

- Первая есть, - ответил Христос, - “Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Бог единый, и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумом твоим, и всею крепостью твоею”. И вот вторая: “Возлюби ближнего твоего, как самого себя”. Нет другой заповеди, большей этих. На этих двух заповедях держатся Закон и Пророки (“Закон и Пророки” - синоним Ветхого Завета.).

- Прекрасно, Учитель, - вынужден был согласиться книжник. - Истинно Ты сказал, что Он един и нет другого, кроме Него; и любить Его всем сердцем, и всем разумением, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, больше всех всесожжений и жертв[24].

Отвечая книжнику, Христос определил Свое отношение к древнему Моисееву Закону, и из Его слов становится понятным, почему Он хотел сохранить его. Когда речь заходила о Писании, Иисус говорил прямо:

Не подумайте, что Я пришел упразднить Закон или Пророков;

Я пришел не упразднить, но исполнить [24a].

Ибо истинно говорю вам:

пока не пройдут небо и земля,

ни одна иота или ни одна черта не пройдет в Законе,

пока все не сбудется...

Если ваша праведность не будет

больше праведности книжников и фарисеев,

не войдете в Царство Небесное[25].

Таким образом, Христос учил о Библии как о божественном Откровении и признавал необходимость живого церковного предания, которое раскрывало бы ее смысл. Именно поэтому Он говорил народу о фарисеях: “Все, что они скажут вам, исполняйте”. Но если книжники часто прибавляли к Закону сотни мелочных правил, то Иисус возвращал Ветхий Завет к его истокам, к Десяти заповедям Синая, к подлинному Моисееву наследию, сохраненному пророками. Притом Он относился бережно и к внешним предписаниям, не желая соблазнять “малых сих” и порывать с традицией. “Никто, - замечал Иисус, - испив старого (вина), не захочет молодого, ибо говорит: старое лучше”[26]. Тем не менее, толкуя Тору, Он переносил центр тяжести из сферы церемоний в область духовно-нравственную. Более того, Он углублял и дополнял этические требования Закона.

Если Закон воспрещал убийство, то Иисус призывает изгонять из сердца ненависть - корень преступления. Если Закон осуждал нарушение верности брака, то Иисус говорит об опасности порочных чувств. Если Закон требовал соблюдения клятвы, то Иисус вообще считает ее излишней:

Да будет же слово ваше

“да - да”, “нет - нет”,

а что сверх этого - от лукавого[27].