Тихая ночь - Роберт Стайн

Мисс! Мисс! — громко кричала какая-то покупательница.

Рева, не обращая на нее никакого внимания, стараясь не повредить маникюр, сорвала обертку с коробки. Потом нетерпеливо открыла крышку и вытащила на свет темный, изящный флакон. Наверное, духи или одеколон. «Необычная форма, — подумала она, с удовольствием проводя пальцами по матовой поверхности и внимательно изучая его. — Какой тяжелый! Наверное, очень дорогой». Осторожно вытащила стеклянную пробку и поднесла флакон к носу, но остановилась, когда увидела на пробке капли красной густой жидкости. Охваченная внезапными подозрениями, Рева отложила ее, наклонила флакон и капнула содержимое на палец.

Это не одеколон — это кровь! Она сдавленно вскрикнула. Сосуд выскользнул из рук, ударился о край прилавка и разбился. Две покупательницы, ожидавшие, пока Рева их обслужит, вскрикнули от ужаса. Пятно крови расползалось по белому кашемировому свитеру девушки.

Глава 12

Виноват ли Хэнк?

Когда Реве было пять лет и она ходила в частный детский сад в роскошном здании на холмах возле реки Конононка, у нее случилась ссора, которую она никогда не забудет, с одной девочкой.

Это была непоседливая, своевольная девчонка по имени Сара. Однажды они вдвоем занимались рисованием. Перед каждой стоял мольберт с большим листом бумаги, а в руках были огромные кисти, которые они макали в открытые банки с краской. Между девочками возник спор — что-то вроде борьбы за территорию. Рева не помнила, кто именно начал его, но кончилось тем, что Сара взяла большую банку красной краски и выплеснула ее на голову Ревы.

Густая красная краска потекла по волосам, лицу, свитеру и белым джинсам. И в уме Ревы она стала ассоциироваться с кровью. Тогда ей было только пять лет, и на нее никто никогда не нападал. Беспомощно стоя рядом со своим мольбертом, видя и чувствуя, как краска пропитывает ее одежду и кожу, Рева начала плакать. И громко кричать. Мама потом рассказывала ей, что потратила несколько часов па то, чтобы утешить дочку. В течение долгого времени после того, как ее одежда была отчищена, Рева умоляла маму «отмыть всю кровь».

Двенадцать лет спустя, стоя в парфюмерном отделе и глядя, как настоящая кровь заливает ее свитер, Рева немедленно вспомнила ту сцену в детском садике. Но на этот раз, ахнув от удивления и отвращения, она не стала плакать и кричать. Кричали другие люди. Девушка сжала зубы, словно пытаясь удержать все эмоции и чувства внутри себя. Вытянула руки как можно дальше, не желая трогать залитый кровью свитер. «Нет, на этот раз я не буду кричать». Она так сильно сжала зубы, что ей стало больно, и молча смотрела на льющуюся красную жидкость. «Не кричать. Я ничего не чувствую. — Девушка пыталась сосредоточить все свои силы. — Ничего не чувствую».

— Со мной все в порядке, — сказала Рева потрясенным покупателям, столпившимся у прилавка. — Пожалуйста… у меня все в порядке.

Она пыталась как-то утихомирить их, одновременно спрашивая себя, как отчистить эту гадость, как быть со свитером, который, видимо, совсем пропал, и вдруг заметила маленький конвертик, наполовину залитый кровью и валявшийся у ее ног. Быстро нагнулась и подняла его, с удивлением обнаружив, что ей не хватает дыхания, а сердце стремительно бьется в груди.

Это была подарочная открытка. Наверное, выпала из упаковки. Рева дрожащими окровавленными руками разорвала конверт. На маленькой карточке красным были напечатаны слова: «Счастливого Рождества, от хорошего друга».

«Интересно, что это за друг или подруга? Тот который засунул иголку в мою помаду? Друг с очень плохим чувством юмора. Хэнк. Да, возможно, что Хэнк. Это из серии тупых юношеских шуточек, которые могут быть вполне в его духе. Дурацкий способ отомстить. Идиот, — думала Рева, чувствуя, как гнев поднимается в ней из самых глубин. — Какой же придурок… Неужели действительно думает, что я приду в ужас только от того, что он осуществит пару таких дурацких шуточек? Неужели он считает, что я буду истерически кричать, убегу из магазина и никогда не вернусь? Что меня это так уж напугает?

Это лишь доказывает, что он меня совсем не знает. Нет, я не буду кричать и биться в истерике, а сейчас же поднимусь наверх и добьюсь того, чтобы его уволили. Все, Хэнк, кончилась твоя работа в этом заведении, — мстительно подумала Рева, и улыбка появилась на ее лице. — Больше таких шуточек не будет. Тебя уволят».

Не обращая никакого внимания на крики и пересуды обеспокоенных покупателей. Рева вышла из-за прилавка и быстро пробежала по проходу к лифтам. Доехала до шестого этажа и вошла в приемную.

— Привет, Рева, — крикнула ей вслед секретарша из-за широкого дубового стола, но та уже была на полпути к кабинету отца.

Вдруг она остановилась около стены с мониторами слежения, которые чинили несколько мужчин в форме. К ее облегчению, Хэнка на посту не было. Высокий табурет был пуст. «Наверное, наслаждается своим триумфом, — подумала Рева, — Или придумывает очередную шутку, чтобы еще что-нибудь мне испортить?». Но потом она увидела его сидящим на полу возле экранов. Он возился с какими-то проводами, а другие рабочие расставляли на полках за мониторами нечто, напоминавшее видеомагнитофоны.

Когда Рева проходила мимо, Хэнк поднял на нее глаза и поздоровался. Она сердито посмотрела на парня ледяным взглядом, сжав зубы. Ей хотелось обвинить его, хотелось накричать, дать ему знать, зачем идет в кабинет отца. Ей хотелось ударить Хэнка, вцепиться в его светлые волосы, сделать ему больно за то, что он опозорил ее, напугал, за эту дурацкую шутку. Но не следовало устраивать сцену перед рабочими. Вместо этого она наклонилась к парню и тихо сказала:

— Я знаю, что это ты.

Он выпрямился и удивленно посмотрел на нее:

Что?

Не будь идиотом, — продолжала Рева, заставляя себя говорить тихо и спокойно.

Что случилось? Чем это ты испачкалась? — как ни в чем не бывало спросил он, озабоченно сощурив глаза. — Ты в порядке?

Ты никогда не был хорошим актером, — ответила Рева. — Я знаю, что это сделал ты, Хэнк. И ты за это заплатишь.

Слушай, Рева… я сейчас немного занят, — нетерпеливо сказал Хэнк, не обращая внимания на ее угрозы и показывая на работников. — Мы подключаем видеомагнитофоны к каждому монитору, чтобы записывать, что происходит в залах и подсобках.

Потрясающе, — саркастически заметила Рева, накатывая глаза. Кровь пропитала ее свитер насквозь, и кожа стала липкой, отчего было противно и неудобно.

Она внимательно вгляделась в лицо парня, пытаясь понять, действительно ли он невиновен или просто прикидывается, и почувствовала, как уверенность покидает ее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});