Курс на юг - Борис Борисович Батыршин

class="p1">Венечка развел руками.

– Куда мне до такого морского волка, как ваш супруг, мадам! Я и в океане-то впервые…

– Ну-ну, не скромничайте! – Камилла надула губки. – Признайтесь честно, что попросту не желаете!

– Ну, раз уж мадам настаивает… – сдался Остелецкий. – Был, помнится, один в случай в Порт-Саиде. Только сразу предупреждаю: он скабрезен до крайности!

– Тогда тем более давайте! – Баронесса оживилась. – Обожаю неприличные истории!

– Ну, хорошо. – Остелецкий откашлялся. – Корвет, на котором я тогда служил, пришел в Порт-Саид в составе объединенной русско-турецкой эскадры. Ну, и наш командир, как старший морской начальник на рейде, устроил на судне прием для представителей дипломатического корпуса. Подобной публики собралось тогда в Порт-Саиде превеликое множество: переговоры о статусе Суэцкого канала все же! Ну, явились все эти расфуфыренные господа на борт, и не одни явились, а с женами. На палубе для них расставили столы, приглашенный с берега оркестр наяривает, вестовые в накрахмаленных голландках разносят перемены блюд.

И все бы ничего, но у супруги французского посланника возникла необходимость из разряда «попить наоборот». А корвет наш был из ранней серии, построенный еще в начале шестидесятых, в Архангельске, и гальюн на нем располагался, как и на прочих парусниках, под бушпритом, между риделями. Супруга посланника, догадываясь, что половина подзорных труб и биноклей на окружающих судах в тот момент нацелены на нас, не решилась эпатировать своей обнаженной… хм… кормовой частью весь Порт-Саид и отправилась на поиски местечка поукромнее. Увидела открытый люк с трапом, заглянула, никого там не увидела, спустилась на несколько ступенек и принялась задирать свои оборки. На ее беду, как раз под этим трапом возился матросик-первогодок, подкрашивал что-то по указанию боцмана. Заметив вверху эдакое непотребство, матросик задул светильник и притаился в полутьме. И когда француженка, устроившись поудобнее, с упоением зажурчала, матросик макнул кисть в кандейку с краской и мазнул ей меж ног. Мадам посланница натурально завопила и выскочила, как была, растрепанная, на шкафут, пред взоры обедающей публики…

Камилла, зардевшись, прыснула в салфетку. Греве давился от смеха.

– Скандал, разумеется, вышел феерический. Командир корвета сделался черен лицом, спустился в низы и потребовал доставить к себе виновного. Ну, его доставили. Надо наказывать, а за что? Петровским морским уставом предусмотрено многое, но вот именно такого случая там нет. В главе шестая на десять, пункте сто двадцать девять, например, есть «Кто женский пол изнасильствует и освидетельствуется, за то оной живота лишен да будет или вечно на галеру послан будет, по силе дела». Но ведь не было насильственного действа! Наконец в разделе «Чищенье и покраска кораблей» нашли зацепку: «Всяк матрос, нашедший на корабле щель и закрасивший оную, предварительно не проконопатив, подлежит наказанию плетьми у мачты и лишению воскресной чарки сроком на год».

– И что? – едва сумел выговорить Греве. Он весь был красный как рак от смеха. Камилла уткнулась лицом в сложенные ладони, плечи ее беззвучно сотрясались.

– Как – что? Статьи этой никто не отменял, так что и выпороли, и лишили. С уставом, брат, шутки плохи!

– «…предварительно не законопатив!..» Ну ты, брат Вениамин, и отмочил! Историю эту про Порт-Саид и супругу французского посланника, признайся, выдумал? Я доподлинно знаю: не служил ты ни на каком корвете, да и корветов наших в Средиземном море тогда не было!

– Выдумал, да не совсем. – Остелецкий состроил невинную мину. – Приключилась эта коллизия при государыне-матушке Екатерине Великой, только не с женой посланника, а с фрейлиной государыни, когда та на флагмане Черноморской эскадры обедать изволила со всей придворной камарильей. Что до Порт-Саида, то мне действительно довелось там побывать, но о тогдашних своих делах, уж извини, рассказать не могу. Даже тебе.

Они наблюдали, как матросы под руководством судового плотника стучат молотками, подводя подкрепление палубы под установку орудий. Их было два, оба с клеймами «Крупп Штальверке» на казенниках, нарезные, калибра сорок две линии, на поворотных станках.

Приспособленные для стрельбы разрывными гранатами и чугунными коническими ядрами, эти пушки не представляли серьезной угрозы для броненосных судов, но были весьма опасны для безбронных корветов, канонерок и вооруженных пароходов. Греве намеревался, как только «Луиза-Мария» минует экватор, поднять орудия из трюма и установить на палубе. Обслугу, дюжину канониров и двух унтеров, набрали в Риге из отставных военных моряков. Остелецкий привез их вместе со своими «пластунами» и разместил в носовом трюме, и сейчас артиллеристы помогали матросам с подкреплениями полубака.

– Кстати, о происшествиях, – сказал Остелецкий. – Помнишь отель, где мы останавливались в Париже?

– Конечно, – кивнул Греве. – Весьма приличное заведение, да и кухня в ресторане отменная.

– Приличное, говоришь? А вот меня в этом приличном заведении обокрали-с! Я тогда вернулся из «Фоли-Бержер» навеселе и сразу повалился спать. Только утром обнаружил, что без меня в номере кто-то побывал.

– Что ты говоришь? – Барон встревожился. – И много взяли?

– Из сейфа в кабинете номера пропало пятьдесят золотых наполеондоров и пачка кредитных билетов Германского имперского банка.

– А бумаги какие-нибудь были? Служебные?

– Было кое-что… – неохотно признал Остелецкий. – Но они-то как раз остались на месте, так что я решил, что это обычные воры.

– Хороши воры – сейф сумели вскрыть! Ты хоть администрации отеля сообщил?

– Нет, не хотел впутывать полицию. Мне их внимание, сам понимаешь, было тогда ни к чему.

– Ну, может, и правильно, – согласился с другом барон. – А все же не нравится мне эта история. А если это не воры? Что в тех бумагах было?

– Да так, больше по мелочи… – Остелецкий ответил неохотно, после некоторой паузы. – В основном справки насчет финансового положения «Пасифик Стим». Те, что я тебе днем в кофейне показывал, припоминаешь?

Барон кивнул. Он хорошо помнил эти документы, именно они укрепили его в решимости приобрести пай в британской пароходной компании.

– Слушай, если сейф взломали из-за бумаг, то, значит, и за нами могут следить? Ты пойми, я не за себя беспокоюсь!

– За супругу, понимаю, что ж тут неясного? – отозвался Остелецкий. – Прости, дружище, но тут я тебя разубеждать не стану, потому как и сам ни в чем не уверен. Да, вполне может статься, кто-то в те бумаги и заглянул. Так что очень вовремя ты пушки ставишь. С ними, знаешь ли, как-то спокойнее.

– С ними и с твоими морскими «пластунами», – согласился барон. – Я давеча заглянул в носовой трюм, где они устроились, полюбовался, как они упражняются с ножиками и шашками. Сущие головорезы, доложу я тебе! И где вы таких нашли?

– Военный секрет, – с ухмылкой ответил Остелецкий. – Что ты, маленький, о подобных вещах спрашивать? А если серьезно, ты прав, Гревочка, с этими молодцами