Ревизор: возвращение в СССР 18 - Серж Винтеркей

Сергеевича и объяснил ситуация. Он меня клятвенно заверил, что сам лично дождётся меня вместе с бухгалтером.

Какие жертвы, — подумал я. — С чего бы это?

Первым делом, по приезду в контору, мы получили деньги и отпустили бухгалтершу. Мне выдали за июль семьсот восемь рублей! Похоже, рано ещё бросать гастроли.

— Тут такое дело, — проговорил Ионов. — Попросили нас провести лекцию в пожарной части для пожарных и добровольцев. Для поднятия боевого духа, так сказать…

— Ну, это святое. Я и денег не возьму, — кивнул я. — Только заранее предупреждаю — никогда таким не занимался. Придётся в библиотеке посидеть, подумать, что сказать людям.

Благодарно посмотрев на меня, Ионов, понизив голос, сказал:

— Об этом не распространяются, Паш, но ситуация очень серьёзная. Тебе-то я могу сказать.

— Мы это и сами видим, — хмыкнул Сковородка.

— Ситуация катастрофическая, — тихо проговорил Ионов. — Сгорело несколько населённых пунктов…

Сковородка аж присвистнул от удивления. Да уж, об этом в газетах не писали. Я-то знаю поскольку постольку…

— Есть погибшие, — продолжал Ионов. — Люди в шоке…

— Понятно, что уж. Восхищен подвигом наших героев, и сделаю все, что смогу, — ответил я. — Хотя, по-хорошему, им психологи нужны, по катастрофам специализирующиеся. Не может один человек быть мастером по всем вопросам. Я вот до сих пор после той лекции по половому просвещению в себя прийти не могу…

— Поднять боевой дух, — развёл он руками. — Такая задача.

— А психологов тоже бы подтянуть неплохо, — с авторитетным видом кивнул Сковородка.

— Думали сначала, как в войну, артистов послать. Но потом подумали, какие ассоциации будут у людей? Какие слухи разойдутся по Москве? Словно снова столица на грани катастрофы, как осенью сорок первого… В горкоме сказали неправильно так людей пугать.

— Да уж, ассоциации не очень, — охотно согласился я.

— Вот именно… Поэтому, вот так, — развёл руками Ионов и протянул мне новый план на вторник.

Воскресенск… Ну, что ж, попробую как-то воодушевить людей. Воскресенск, так Воскресенск.

* * *

Москва. Кабинет второго секретаря Московского городского комитета КПСС.

Захаров никак не мог прийти в себя после очередной встречи с Бортко сегодня в ресторане. Эти молодые настолько циничны и безжалостны, что аж в дрожь бросает. Это же надо такое придумать! Человека живьём утопить. Еще и назвать эту экзекуцию «бетонные ботинки». Какая извращённая фантазия у этих комсомольцев… И как, улыбаясь, Бортко об этом спокойно говорил. Жуть! Страшный человек. Только в конце беседы рассмеялся и сказал, что пошутил, но глаза-то такие ледяные… Как же, пошутил, кто же тебе поверит… Нормальным людям, к коим Захаров относил и себя, о таком даже думать противно. Правда, что касается Ганина, его представлять себе в «бетонных ботинках» очень даже приятно.

— Заразил меня Бортко своим цинизмом, — усмехнулся Захаров. — Ираида Андреевна, — вызвал он помощницу по селектору, — Ганина ко мне!

* * *

Получив деньги, попрощался и с Ионовым, и со Сковородкой и поехал домой. Надо сразу с председателем ГСК расплатиться. А то на этой неделе если закручусь, забуду, потом только к сентябрю из Паланги вернусь. Никак нельзя такой шанс с гаражом упускать…

Георгич охотно согласился встретиться. Отдал ему деньги. Конечно, на свой страх и риск, но кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Остаётся, теперь, ждать общего собрания.

Ну и, я практически был уверен, что, если дело сорвется, эти пять сотен он мне вернет. Прожженным жуликом он не выглядит. Да и прожжённый жулик выложит деньги на стол, если ткнуть ему в нос моими корочками, что уж тут про простого председателя ГСК говорить…

* * *

Смоленская область. Колхоз «Ленинский путь».

Цыгане долго обсуждали, сколько денег дать кремлёвскому работнику.

— Ида, ты как москвичка должна знать, сколько такого человека устроит, — обратился к ней барон.

— Не знаю, — растерялась она, — может, тысячу?

— За тысячу даже я в такой ситуации обиделся бы, — важно ответил он. — А тут такой человек! Ходит по тем же коридорам, что самого Сталина помнят. Три тысячи минимум!

— Не меньше, — послышались одобрительные возгласы почтенных ромалов.

— Так что решаем? — обратился к соплеменникам барон. — Три?

— Давайте, три, — согласился кто-то.

— Не мало? — возразил другой цыган.

— За каждого нашего охламона придётся по тысяче отдать, — проворчал старый цыган. — Что не стал сажать…

— Угу, а за беспокойство самому? — послышалось со стороны. — Три мало.

— Так что, пять? — обратился к сходу барон.

— Давайте пять, — одобрил кто-то из толпы.

— Много! — возразили с другой стороны. — Четыре нормально. По тысяче за свободу каждого из наших, и тысячу за беспокойство.

— Хорошо, четыре! — решил барон и цыгане стали расходиться по домам за деньгами.

Барон при свидетелях от имени табора выдал Иде четыре тысячи рублей для передачи пострадавшему от бестолковой цыганской троицы чиновнику из Кремля.

Её решили не отправлять своим ходом в Москву с такими-то деньгами. Посадили в машину и отправили домой в сопровождении своего же цыгана, у которого был почти новый «Москвич». Но Ида всё равно, сидя на заднем сидении, очень волновалась, прижимая к себе сумку с чужими деньгами.

Несколько часов пути показались Иде вечностью. Но зато она припомнила, что как-то видела этого высокого крепкого Пашиного друга в военной форме.

Если он офицер, то вряд ли служит в Кремле, — думала Ида. — Или такое может быть? Вроде, Паша говорил, что там ещё один сосед был во время драки…

Может, он в Кремле работает? Или все же военный… А что, если все же офицер, и он Кремль охраняет? Да, у Мавзолея всегда много военных… Наверное, он один из них…