Резец небесный (Операция «Испаньола») - Антон Первушин

Стуколин не мог долго усидеть на одном месте, он часто выбирался из кабины, прогуливался, посматривая то на часы, то вокруг. Правда, смотреть тут было не на что: пустая полоса, пустая разбитая дорога, осенний лес, да брошенные реставраторами бетонные плиты.

– Рассказал бы, что ли, анекдотец какой, – растормошил Стуколин мирно задремавшего Яровенко.

– Могу, – охотно откликнулся сержант. – Летит, значит, транспорт. Экипаж, как полагается, четверо: командир, второй пилот, штурман, бортинженер. И, значит, при посадке впиливается он в полосу. Экипаж, к счастью, жив. Выбираются, смотрят, как их машина на полосе догорает. Тут, значит, командир вздыхает и говорит. «Простите, меня, ребята. Я виноват. Руки с похмелья тряслись, вот и впилились мы в полосу». За ним вздыхает штурман: «Это вы меня, ребята, простите. Я виноват. С похмелья башка трещит, не разобрался в показаниях, неверную наводку командиру дал, вот и впилились мы в полосу». Третьим, значит, вздыхает бортинженер. «Не, – говорит, – ребята, я виноват. С похмелья глаза слезятся, не разглядел, что там на приборах, неверные данные надиктовал, вот и впилились мы в полосу». А второй пилот, значит, стоит молча и думает: «Блин! А ведь эти суки едва меня не угробили!».

Стуколин одобрил анекдот. Юмор заключался в том, что работа второго пилота в ходе полёта действительно сводилась к минимуму. Он был как бы на подхвате – подменить командира на самом простом участке полёта, аварийные ситуации опять же.

– Молодец, Женя, – похвалил старший лейтенант. – Где ты только всех этих анекдотов нахватался?

– Коллекционирую, – признался Яровенко скромно.

Его приняли в компанию посвящённых в самый последний момент. Когда сообразили, что без хорошего водителя в этом деле не обойтись. Подумали, выбирая, и остановились на его кандидатуре. Во-первых, сверхсрочник и детдомовец. Во-вторых, давно проверен на лояльность к своим командирам. В-третьих, вместе с ним как-никак к Маканину ездили. Женя не заставил себя долго уговаривать, безоглядно приняв все правила игры. Наверное, о чём-то подобном он и мечтал втихаря, отправляясь на военную службу.

– О! – Женя встрепенулся. – Кажется, летят, старший!

Стуколин выпрыгнул из кабины и уставился на запад. С запада накатывал ровный мощный гул.

– Готовность номер один! – заорал он. – Всем приготовиться! Летят!

Из машин стали выпрыгивать парни в «косухах», а Стриженый уже забегал вдоль шеренги грузовых автомобилей, отдавая последние распоряжения. И вот глазам непривычной к подобным эффектам, а потому изумлённой публики предстало величественное зрелище. Впереди на предельно малой высоте шёл «МиГ» майора Громова. Он проскочил над полосой на скорости в 700 километров в час, оглушив всех рёвом двигателя. За ним, медленно снижаясь, летел тупоносый и огромный (тридцать метров длина фюзеляжа) транспорт С-130Н, бортовой номер 563, с опознавательными знаками норвежских ВВС. За ним и несколько выше держал линию «МиГ» старшего лейтенанта Лукашевича. Когда скорость транспорта снизилась до того предела, который «МиГ» уже не мог себе позволить из-за опасности сваливания в штопор, Лукашевич поддал газку и умчался вслед за ведущим. Правда, они тут же сделали разворот и вернулись, чтобы проконтролировать, сел ли транспорт и без повреждений ли он сел.

Шасси «Геркулеса» коснулись полосы. Стуколин, наблюдавший за посадкой с земли, отметил высокий профессионализм пилотов: они сели с первого захода и практически без ошибок – прямо хоть фильм делай для балашовцев.[34]

«А может, они сами балашовцы?» – подумал Стуколин, вспомнив, что совсем ещё недавно Россия и микроскопическое государство, армия которого готовится к вторжению, составляли единое целое – одну большую страну.

Убедившись, что транспорт сел без приключений и глушит двигатели, майор с лейтенантом ушли на базу, предоставив разбираться с «Геркулесом» тем, кто дожидался этого с нетерпением на земле.

– Вперёд, братва! – рявкнул Стриженый, обращаясь к своей команде. – На абордаж!

Грузовики сорвались с места, выезжая прямо на взлётно-посадочную полосу и окружая тушу транспорта со всех сторон, как муравьи жирную гусеницу. Стриженый подогнал свой командный джип к тупому носу севшего транспорта, отрезав последнюю возможность для пилотов развернуться на полосе и взлететь. Стуколин, наоборот, решил поставить «ЗИЛ» у хвоста, крикнул Жене, чтобы тот держался этой позиции, выскочил и побежал вдоль туши самолёта к командному джипу. Стриженый уже разминался на бетоне полосы, рядом с ним столпились трое в «косухах». Стуколин поспел вовремя – входной люк транспорта, расположенный на фюзеляже по левому борту, открылся и в образовавшемся проёме возник пилот – по виду типичное «лицо кавказской национальности». Распахнув люк, он замер, с очевидным обалдением разглядывая команду Стриженого.

– Эй ты, чмо! – обратился к пилоту Стриженый. – Трап спускай. Ферштейн?

Пилот отпрянул, и в руке у него появился пистолет. Очевидно, он не до конца понимал, в какой ситуации оказался. Заклацали затворы. Стуколин оглянулся и с весёлым удивлением обнаружил, что ребята в «косухах» вооружены до зубов, что они и продемонстрировали, извлекая на свет пистолеты-пулемёты «узи». Стриженый доставать оружие не стал, а сказал с нехорошей усмешкой, обращаясь к пилоту:

– Ну что, чурка, постреляем? Или сразу ствол отдашь?

Стуколин подумал, что, может быть, пилот не понимает русского языка, но тот всё прекрасно понял. Он замер, затравленно глядя на бойцов Стриженого, потом медленно опустил руку с пистолетом.

– Давай, давай, – подбодрил Стриженый. – Пистолет на землю и продолжим переговоры.

Пилот послушался. Он бросил пистолет под ноги Стриженому.

– Теперь спускай трап. Иначе вы отсюда никогда не улетите.

Пилот отодвинулся, и рядом с ним в проёме люка появился ещё один, такой же смуглый и кучерявый.

– Кто вы такие?! – крикливо вопросил новый персонаж. – Что вам надо?

– Второй вопрос мне нравится больше, – сообщил Стриженый, лучезарно улыбаясь. – Поэтому я на него отвечу. Спускайте трап и открывайте трюм. Мы будем вас грабить!

Пилоты в проёме люка онемели. Потом тот, который появился вторым, – видимо, командир экипажа, – заговорил быстро, путаясь в словах и иногда переходя на свой родной язык:

– Вы не иметь права так действовать. Мы подчинены законам других государств. Мы есть офицеры НАТО, самолёт принадлежит Норвегии, является территорией Норвегии. Вы нарушаете международное законодательство, вы будете отвечать за это перед судом…

– Я отвечу-отвечу, не беспокойся, – заверил Стриженый. – Мне не впервой. Но это будет потом, а сейчас… спускай трап!!!

Стриженый дёрнул за рукав куртки одного из бойцов, и тот, подняв ствол «узи» к чистому небу, выпустил длинную очередь. Израильский пистолет-пулемёт стреляет не слишком громко, шумовые и визуальные эффекты на минимуме, но и этой демонстрации силы вполне оказалось достаточно, чтобы командир экипажа норвежского транспорта выкинул белый флаг. Пилоты «Геркулеса» спустили трап – складную металлическую лестницу. Стриженый с достоинством поднялся в кабину транспорта. Вслед за ним полез и Стуколин. Командир экипажа транспорта что-то сказал на своём гортанном наречии и отодвинулся, пропуская их внутрь.

– Значит, так, – Стриженый остановился и легонько ткнул командира кулаком в грудь; в глазах у того полыхнула ненависть. – Значит, так, вы купцы, а мы пираты; у вас – груз, а у нас – интерес к грузу. Если вы хотите улететь отсюда живыми, сдавайте груз.

Тут в голове Стуколина что-то щёлкнуло. Пираты! Конечно же! Старший лейтенант понял наконец, почему Маканин дал операции перехвата название «Испаньола».

(Он вообще-то всегда был немножко тугодум – старший лейтенант Стуколин. Чисто физические реакции у него на высоте, а вот мыслительный процесс подкачал. Из-за этого он едва не провалил тесты при поступлении в Ейское авиационное училище. Будущим курсантам выдали размноженные типографским способом листки, на которых были изображены циферблаты, общим числом в шесть десятков. Большая часть делений на циферблатах отсутствовала, а некоторые циферблаты были повёрнуты на девяносто, сто восемьдесят или другое количество градусов в зависимости от фантазий безымянного художника. Зато везде присутствовали две стрелки: одна – часовая, вторая – минутная. Задачей будущего курсанта было определить, какое время отображено на каждом из циферблатов. На весь тест выделили полчаса: по полминуты на решение одной головоломки из шестидесяти.

Получив свою пачку листков, Алексей Стуколин застыл в ступоре. В то время, когда его друзья, Громов с Лукашевичем, высунув языки и обливаясь потом, усердно заполняли клеточки теста, проставляя время, он с четверть часа сидел без дела, тупо уставившись на непонятные циферблаты. Заметив его нерасторопность, к Стуколину подошёл пожилой майор, проводивший тест. «Что-то случилось, молодой человек?» – поинтересовался он участливо. Стуколин поднял на майора глаза и посмотрел виновато. «Я не понимаю, – сказал он. – Я не понимаю, что нужно делать». Майор мог бы забрать листки и указать Алексею на дверь: в том году желающих послужить Родине в рядах ВВС было предостаточно, но вместо этого он только вздохнул, присел рядом, отобрал у Стуколина шариковую ручку и показал, тыча в листок: «Вот здесь есть деления „три часа“, „одиннадцать часов“ и „двенадцать часов“. „Двенадцать“ даёт нам направление оси циферблата, „одиннадцать“ и „двенадцать“ вместе – сектор часа, эталон. Часовая стрелка находится у деления „три“. Значит, имеем третий час. Остаётся выяснить, сколько минут до трёх часов осталось. Где находится минутная стрелка?» – «Я понял! – закричал Стуколин радостно. – Часы показывают половину третьего!» – «Правильно, – подтвердил и одобрил майор. – Именно половину третьего». Он аккуратно вписал «2:30» в клеточки теста и вернул ручку Стуколину. Тот с рвением взялся за дело и успел в срок. Впоследствии, уже будучи курсантом Ейского авиационного училища, Алексей познакомился с добросердечным майором поближе. Выяснилось, что зовут его Аркадий Павлович и он имеет степень кандидата технических наук. В училище он преподавал курсантам высшую математику…)