Кавалер Сен-Жюст - Анатолий Левандовский

— Я тебе первый сказал об этом.

— Ты действительно говорил об этом, но я знаю здесь больше тебя, поскольку столкнулся с сим фактом еще на заре Законодательного собрания. Так вот, недавно Дантон, бессильный справиться со своим темпераментом, все испортил себе: на одном заседании он заявил, что вместе с Роланом заседала его жена…

— Я был при этом заявлении.

— Значит, помнишь и результат: жирондисты взбеленились. Эти рафинированные господа не могли простить мужлану его грубость, которая, в сущности, не была грубостью. С тех пор они цепляются к нему. Тебе известно, что недавно умерла жена Дантона?

— Не имел счастья знать гражданку Дантон.

— А я знал ее. Это была прекрасная женщина, добрая и домовитая.

— То-то он с Демуленом таскался по грязным притонам Пале-Рояля.

— Не говори так. Она действительно была достойной женой и хозяйкой; я тогда часто бывал у них. Она умерла, когда Дантон был в Бельгии, и жирондисты косвенно виноваты в ее смерти.

— Жирондисты? Каким образом?

— Габриэль Дантон была тяжело больна. Она ежедневно, лежа в постели, просматривала газеты. А эти злодеи — ты ведь знаешь их стиль — в своей прессе поносили Дантона и даже угрожали ему смертью. Это потрясло больную: ее сердце не выдержало… Впрочем, это лишь часть дела. Сейчас они пошли на ловкий трюк. Дискредитированные изменой Дюмурье…

— Постой, разве его измена доказана?

— Прослушай первый доклад на утреннем заседании и все поймешь. Как раз в день твоего прибытия Конвент решил потребовать его к ответу. В ставку посланы военный министр и четыре комиссара…

— Ого! Предатель Бернонвиль будет арестовывать предателя Дюмурье!

— Если Бернонвиль предатель, то он заплатит за это сполна; уверен, ему придется несладко… Но ты перебил меня. Я хотел сказать, что, изобличенные изменой Дюмурье, о мифических победах которого они до последнего дня трещали в своих газетах, теперь, перекладывая с больной головы на здоровую, они пытаются во всем винить Дантона.

— Дантон действительно дружил с Дюмурье. Я видел, как он расшаркивался перед генералом. Дважды наблюдал их рядом в ложе театра.

— Не стану спорить. Но они-то повинны в гораздо большей степени, а Дантон осознал свои ошибки. Мало того. Сейчас он снова с Маратом, от которого открещивался несколько месяцев назад. Итак, наш Марий вдруг почувствовал в себе исполинскую силу и стал крушить их. Они обвинили его в подстрекательстве к беспорядкам, и он потребовал, чтобы богачи жертвовали своими богатствами. Кроме того, он потребовал создания Чрезвычайного трибунала, за который секции и Коммуна ратуют с восьмого марта и который санкюлоты уже величают Революционным трибуналом.

— И что же?

— Конвент, несмотря на бешеное сопротивление жирондистов, в тот же день десятого марта декретировал предложение Дантона.

— Это здорово. Это нож им в спину.

— Верно. Но это только начало. Я полагаю, главное произойдет сегодня. Однако мы заговорились: слышишь звонок председателя?..

И правда, зал был полон, все сидели на своих местах, и председатель только что поставил колокольчик на бюро.

Один из секретарей читал отчет троих депутатов, побывавших на главной квартире Дюмурье.

«Спаситель Франции» совершенно распоясался. Он не находил нужным скрывать свои планы, рассчитывая завлечь собеседников в свою авантюру. «Я, — кричал он, — спасу Францию вопреки Конвенту, и пусть меня величают Цезарем, Кромвелем или Монком… Конвент! Да ведь это сборище семисот сорока пяти тиранов! Я смеюсь над их декретами…» Он признавался, что намерен идти на Париж и разогнать Конвент. «Ваши якобинцы, — сказал он напоследок, — могли бы прославиться и снять с себя свои преступления. Пусть заслонят своими телами королевскую семью, поднимут в Париже восстание… Я же тем временем двинусь с армией и провозглашу короля…»

Всем стало ясно, что военный министр и комиссары посланы зря[11]…

Но вот на трибуне Лacypc, один из яростных лидеров Жиронды.

— Дюмурье замыслил контрреволюцию, — говорит он. — Можно ли верить, что у него нет сообщников?

Оратор их выявляет. Разве ближайшим другом мятежника не был Дантон? Разве не он защищал заподозренного генерала и пытался смягчить значение его «ошибок»? Разве не он вместе с Делакруа, бахвалясь своим патриотизмом, подыгрывал Дюмурье в его попытках унизить Конвент?

Лacypc поднимает правую руку и дает клятву, что всякий попытавшийся стать королем или диктатором будет наказан смертью. Он предлагает депутатам повторить его клятву, и депутаты послушно проделывают это: никто не хочет быть заподозренным в скрытом роялизме.

— Хитер, мерзавец, — шепчет Робеспьер.

Бирото спешит уточнить намек Лacypca. Он заявляет, что сам слышал, как друг Дантона Фабр предлагал его в короли…

Страшное обвинение! Отовсюду слышатся ропот и крики гнева.

— Это подлость! — не выдерживает Дантон. — Короля-то ведь стремились спасти вы, а преступления свои хотите навалить на нас!

Умеренный Дельма предлагает передать вопрос в специальную комиссию. Ловкий ход: Дантон сразу попадает в положение обвиняемого!

Нет, этого он не допустит. Раскидывая всех на своем пути, титан мчится к трибуне.

Жиронда не желает давать ему слова: пусть оправдывается перед комиссией! Но тут вскакивают монтаньяры. С Горы несутся крики:

— Не робей, Дантон! Покажи им!

Дантон на трибуне. Он поднимает свое выразительное лицо к верхним рядам амфитеатра.

— Прежде всего я должен воздать должное вам, граждане, сидящие на этой Горе: вы видели лучше, чем я. Вы обвиняли меня в слабости и были правы, признаю это перед лицом Франции!..

— Ну, каково? — спрашивает Робеспьер, удовлетворенно потирая руки. — Вот это ход, не правда ли?

Откровенность Дантона подкупает. Симпатии большинства на его стороне. И, видя это, трибун начинает контратаку.

— Кто здесь обвинители? — грохочет он. — Да это те же, кто всяческими вероломствами и ухищрениями пытались спасти тирана!

Это удар. Они ждали его, но что же можно ему противопоставить?

На скамьях Жиронды растерянность.

Монтаньяры снова поднимаются. Они горячо аплодируют. И тут к низкому голосу Дантона вдруг присоединяется высокий голос, вступающий в перекличку с оратором. Это Марат. Он горяч и нетерпелив. Забыл ли Дантон чье имя — Марат подсказывает его, не привел характерную деталь — Марат торопится ее привести.

Дантон упоминает о патриотах, павших вследствие козней жирондистов.

— Лепельтье,[12] — подсказывает Марат, — Мишель Лепельтье!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});