Сталин. Большая книга о нем - Сборник

Аллилуева была чистым и скромным человеком. Учась в Промакадемии, на перекладных добиралась до места учебы. Мысль взять в кремлевском гараже машину даже не приходила ей в голову. В одном из писем к Марии Сванидзе, родственнице первой жены Иосифа, Надежда Сергеевна напишет: «Вы даже не представляете себе, как это тяжело – работать только для заработка».

Близкая подруга Надежды Ирина Гогуа рассказывала в интервью Ирине Черваковой: «Надежда Сергеевна Аллилуева сначала работала в секретариате Ленина, а затем… Она ведь кончила Промакадемию. Откуда взялся Хрущев? Когда зашла речь о том, что нужен толковый парень, она сказала, что у них в академии есть толковый парень. И порекомендовала Хрущева. Вот откуда взялся Хрущев. А ее специальностью была вискоза, но вот где она работала, я не помню.

У Надежды были очень правильные и очень красивые черты. Но вот парадокс. То, что она красивая, разглядели, когда она умерла. Она неброская была.

Надя в присутствии Иосифа напоминала факира, который в цирке выступает босиком на битом стекле с улыбкой для публики и со страшным напряжением в глазах. Она никогда не знала, что будет дальше, какой взрыв. Хам он был совершенно законченный. Единственное существо, которое его умиротворяло, – это Светлана. Когда она обхватывала его мягкий сапог, он угомонялся. Васька его раздражал всегда».

Какие письма Надежда писала мужу! Чего стоят такие строки: «Москва выглядит лучше, но местами похожа на женщину, запудривающую свои недостатки, особенно во время дождя, когда краски стекают полосами».

Когда подруга Аллилуевой, жена Вячеслава Молотова, стала рекламировать духи «Красная Москва», Сталин воскликнул: «Так вот почему от вас так приятно пахнет?» Вместо нее ответила Надежда: «Что ты, от нее пахнет "Шанель номер пять»".

Первое время Сталин ценил жену и прислушивался к ее мнению.

В сентябре 1929 года Аллилуева сообщит ему в Сочи, что из партии собираются несправедливо исключить корреспондента газеты «Правда» Ковалева. «И, если сможешь, пришли рублей 50, у меня не осталось ни копейки», – припишет она в конце.

Сталин пришлет ей 120 рублей, а Молотову и Орджоникидзе в ультимативной форме отдаст распоряжение оставить Ковалева в покое.

Со временем все изменится. Надежда Сергеевна чувствовала, что в стране происходит что-то страшное. Она часто ездила к родителям в Ленинград и к сестре в Харьков и видела, какие последствия принимает проводимая мужем политика коллективизации.

Узнав о голоде в Поволжье, испытала настоящий шок. О том, что ей пришлось пережить, когда в книге Дмитриевского она прочла о себе, что является «молчаливой соучастницей преступлений» мужа, можно только догадываться.

Аллилуева, как и прежде, пыталась поговорить со Сталиным. Но тот уже не слушал ее, считая, что все ее рассказы о реальной жизни страны – это неправда и жена просто стала жертвой контрреволюционной пропаганды.

В один из дней он подслушал беседу Аллилуевой с приехавшим к ним на дачу Николаем Бухариным. Разговор шел об ошибках в политическом курсе страны.

По воспоминаниям чудом уцелевшей в лагерях вдовы Бухарина Анны Лариной, муж рассказывал ей, как неожиданно из-за кустов выскочил побелевший от злости Сталин и, вплотную приблизившись к собеседникам, буквально прошипел: «Убью!»

Но Надежда Сергеевна в отличие от других кремлевских жен, пытавшихся подстроиться под настроения супругов, вела себя так, как считала нужным. В этом она кардинально отличалась от первой жены Иосифа.

Сванидзе была тенью Иосифа. Аллилуева же хотела самостоятельности, мечтала, как станет трудиться, а потому прилежно училась на факультете искусственного волокна. Самым ценным для нее предметом обстановки в комнате была чертежная доска.

По словам дочери, она жаждала самостоятельной работы, ее угнетало положение «первой дамы королевства».

Аллилуева осталась, пожалуй, единственным человеком в стране, кто не испытывал ужаса и благоговения перед Сталиным. Для нее он был прежде всего «мой Иосиф».

Во время очередной первомайской демонстрации, шествуя в колонне Промакадемии, Аллилуева говорила, глядя на стоящего на Мавзолее вождя: «Мой-то опять не надел шапку. Простудится».

Но иногда нервы сдавали и у нее. На одном из семейных ужинов, когда маленький Вася начал капризничать за столом и отказываться есть, она не выдержала и закричала: «Как ты смеешь не есть, когда миллионы детей голодают?!»

Взбешенный Сталин встал и вышел из-за стола.

«Жить с тобой невозможно», – скажет он жене. А потом, помолчав, добавит: «Но и без тебя жить невозможно».

Приемный сын Сталина Артем Сергеев описывал Надежду Сергеевну и ее манеру одеваться:

«Очень скромно, очень элегантно: как правило, темно-синий шерстяной жакет, темно-синяя юбка немного ниже колен и белая блузка, черные туфли-лодочки. Никаких украшений, никакой парфюмерии, косметики. На ней эта скромная одежда прекрасно смотрелась. Она мне казалась самой красивой женщиной, какая только есть, и надетое на ней казалось лучшим из всего, что может быть. Она всегда была очень собрана, подобрана, аккуратна.

Она очень четкой в делах была. Для детей был определенный порядок, режим: и в еде, и в поведении, и в работе. Соблюдался четкий распорядок: во сколько нужно встать, когда что делать. Надежда Сергеевна требовала этого и следила за исполнением. Правда, в их доме соблюдать совершенно неукоснительно все не всегда удавалось, потому что если Сталин приходил немного раньше обычного домой, то для детей режим тут же нарушался, и начиналось общение с ним: какие-то вопросы, очень интересные разговоры, и не поучения, а рассказы о чем-то, обогащавшие память, кругозор.

Надежда Сергеевна была внешне немножко строже, казалось, требовала больше четкости. Если надо было что-то делать, то Сталин разъяснял, советовал, как лучше, а от нее следовали четкие и короткие указания. И, может быть, менее приятные в восприятии детей».

Артем Сергеев отмечал также, что у Аллилуевой «были постоянные, очень сильные, совершенно невыносимые головные боли. Она часто держалась за голову и вскрикивала: «Голова, голова». Она нередко ездила в Германию якобы к работавшему там старшему брату. Но в действительности, чтобы показаться немецким профессорам».

У Аллилуевой были больные нервы, об этом свидетельствуют едва ли не все ее близкие.

Иногда даже возникает вопрос – а не это ли стало причиной ее ухода из жизни?

Дочь Надежды тоже наверняка слышала подобные вопросы. А потому пыталась ответить на них в своих мемуарах.

«Из мамы делают теперь то святую, то душевнобольную, то невинно убиенную. А она вовсе не была ни тем, ни другим, ни третьим. Она была просто сама собой. С детских лет сложился ее цельный, стойкий характер».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});