Повесть о Сегри и Абенсеррахах - Хинес Перес де Ита

– Не следует удивляться тому, что мужчины покоряются при первом взгляде на даму и тотчас же открываются в своих чувствах. Но более удивительно, что позже они нарушают обеты верности, данные ими в первые дни любви. Поэтому нельзя верить словам и клятвам мужчин.

Саррасин ответил:

– Пусть лишит меня Магомет своего неба, если я не принадлежу вам всем сердцем и не желаю отдать всю свою жизнь только за вас, что было бы для меня величайшей честью. Клянусь вам как рыцарь и сын рыцаря: до самой смерти я не нарушу ничего из обещанного мною.

– Я очень хорошо знаю, что вы настолько добродетельный рыцарь, – возразила Галиана, – что выполните все вами обещанное, и потому я рада принять вас в свои рыцари. Но вам уже известно, что завтра я должна уехать в Альмерию, куда меня призывает мой отец, еще раньше оставивший Гранаду. Сейчас мы не можем больше здесь разговаривать, дабы не узнал про то король Гранады. Но сегодняшней ночью приходите под балкон этого зала в час, когда вас никто не сможет увидеть, и мы сможем поговорить с вами подробнее. А пока идите, и да хранит вас аллах.

Саррасин взял ее руки в свои и с силой сжал их; простившись, вышел из ее покоев самым счастливым мавром на свете. Он желал, чтобы поскорее наступила ночь, и каждый час ему казался годом, он проклинал солнце, медлившее в своем движении; ему казалось, будто оно нарочно задерживает свой ход по небу в этот день. Так он пробродил весь остаток дня, не будучи в состоянии найти себе место, где бы отдохнуть. Но вот настала ночь, столь страстно ожидаемая храбрым мавром. Он хорошо вооружился на всякий случай, ибо в Гранаде было очень неспокойно из-за распри рыцарей, как про это было уже рассказано. В час ночи – время, когда все люди преданы сну, он отправился к месту, назначенному ему прекрасной Галианой. Приблизившись к балкону, он услышал сладостные звуки лютни и нежно поющий голос. Саррасин, ревниво прислушавшись, чтобы узнать, что это за музыка, услышал ясно красивую и новую песнь на изящном арабском языке. Эта песнь, начинавшаяся глубоким, точно из самых недр души выходящим вздохом, гласила:

О Галиана!Сравнишься с той красою [51],Кому Парис из Трои,Судья прямой и рьяный,Отдал у стен ДарданаРаз яблоко златое,Что спор богинь решило.– О лик желанный!Твоей улыбкой милой,Когда б ее увидел,Пленился б Марс без мерыИ позабыл Венеру.Погибель Илиона –Спартанская ЕленаРавна ль красою бледнойКрасе твоей победной?Непревзойдена,По красоте нетленнойВсех дев ты совершенней.Не будь же беспощадна,Внемли любви моленью;Не обрекай забвеньеИскать мне в смерти хладной.Красы богиня!Смири мои тревоги:Ведь милостивы боги.

Преисполненный ярости, внимал храбрый Саррасин любовной песне и, не будучи больше в состоянии сдерживаться, одним прыжком оказался там, откуда звучало пение, желая узнать, кто поет. Певший, услышав, что кто-то идет, прервал игру и пение и пошел навстречу подходившему узнать, чего от него хотят. И да будет вам известно, что играл и пел могучий мавр Абенамар, который, как вы уже слышали раньше, изнывал от любви к Галиане. В ту ночь он решил устроить для нее музыку, ибо очень был в этом деле искусен.

Могучий Саррасин подошел и спросил:

– Кто здесь?

Ему ответили, что здесь человек.

– Ну, так кто бы вы ни были, но вы плохо поступаете, занимаясь игрой и пением под окнами королевского дворца.

В этой части дворца спали как раз королева и ее дамы, и у короля из-за музыки могли возникнуть подозрения.

– Пусть это вас не тревожит, – возразил Абенамар, – не вам беспокоиться о том, что выйдет из моей игры и пения, а потому проходите своей дорогой.

– Негодяй! – вскричал Саррасин, – если ты не хочешь убраться отсюда по доброй воле, так я тебя заставлю это сделать силой, и тебе придется плохо.

И, крикнув эти слова, он прикрылся крепким щитом, выхватил из ножен альфангу дамасской стали и двинулся на Абенамара, проявившего не меньше храбрости и стремительности.

Абенамар, поставив на землю лютню, схватился за свой щит и отличную альфангу, и они вступили между собой в бой, не узнав друг друга. Звон ударов был настолько громок, что на него сбежалось несколько мавританских рыцарей, тоже влюбленных и искавших своих возлюбленных. Они хотели разнять сражающихся, но в этом уже не оказалось необходимости, потому что как только Абенамар и Саррасин услышали, что собираются люди, они по собственному почину, дабы не быть узнанными, бросились в разные стороны. Абенамар, легко раненный в бедро, успел захватить с собой свою лютню. Все произошло так быстро, что никто не смог их узнать.

Прекрасная Галиана очень хорошо видела и слышала все происшедшее, так как уже находилась на балконе, когда Абенамар начал играть и петь. Когда же начался поединок, она, перепуганная, удалилась к себе в спальню, печалясь о случившемся и страшась, как бы один из них не оказался тяжело раненным. Событие не смогло остаться настолько тайным, чтобы на следующее утро про него не узнал король. Сильно рассерженный, приказал он своему главному альгвасилу произвести расследование. Но не удалось ни напасть на след, ни выяснить виновников.

После этого король сделал распоряжение об отъезде прекрасной Галианы в Альмерию. Он приказал сопровождать ее пятидесяти рыцарям.

Когда все уже было готово к отъезду, в королевский дворец прибыл Магома Мостафа – алькайд Альмерии, отец прекрасной Галианы. Он привез с собой свою младшую дочь, столь же красивую, как и Галиана, а может быть, и больше. Ее звали Селимой.

Король поднялся со своего места и обнял алькайда со словами:

– Добро пожаловать, друг мой Мостафа! Своим приездом ты доставляешь мне большую радость. Твоя дочь Галиана уже совсем была готова отправиться к тебе, и ее сопровождала бы приличествующая ей свита.

Мостафа ему ответил:

– Я хорошо знаю, что твое величество всегда будет наделять меня великими милостями, хотя я их и не заслужил.

– Не говори так, Мостафа, – сказал ему король и обнял прекрасную Селиму, а та поцеловала ему руки. Все дамы королевы и сама королева поднялись навстречу Селиме. Селима поцеловала руки королевы, обняла свою сестру Галиану и дам. Последние восхищались чрезвычайной красотой Селимы. Она же точно так же восхищалась красотою их всех. Затем они пошли на половину королевы.

Алькайд Мостафа обменялся приветствиями с рыцарями, король велел ему сесть рядом с собой и обратился к нему с такими словами:

– Я очень радуюсь, достойный алькайд Мостафа, приезду твоему и твоей дочери. Но мне хотелось бы знать его причину, поведай ее мне, если это тебе угодно.

– Великий государь, – отвечал Мостафа, – главная причина моего приезда – после желания поцеловать твои королевские руки – привезти сюда мою дочь Селиму, чтобы она наравне со своей сестрой Галианой служила ее величеству, моей госпоже королеве. В Альмерии она чувствует себя неуютно, особенно после неоднократных набегов христиан, которых она страшится, и потому я счел, что ей лучше находиться теперь в Гранаде, а не в Альмерии.

– Ты очень хорошо поступил, Мостафа, привезя ее сюда, – сказал король, – здесь она будет находиться в обществе своей сестры и развлечется множеством празднеств, устраиваемых в Гранаде, хотя некоторые из прошлых праздников и возбудили жестокие раздоры.

В эту минуту поспешно вошел один старый мавр и сообщил, что по Долине, за городом, разъезжает на могучем коне великолепно вооруженный христианский рыцарь; конь не переставая ржет и устрашает всех, кто его только заслышит.

– Кто бы мог быть этот рыцарь? – проговорил король. – Скажи, мавр, не узнал ли ты его по знакам? Может быть, то магистр?

– Господин, я его не знаю, – ответил мавр, – могу только сказать, что на вид это очень храбрый и могучий рыцарь.

Тотчас же король и рыцари, королева и дамы поднялись на башню Колокола, самую высокую башню Альгамбры, чтобы посмотреть, кто тот христианский рыцарь.

В ту пору Молодой король находился в Альгамбре, так как помирился со своим отцом, хотя и жил не в королевском дворце, но совершенно отдельно – в башне Комарес. У королевы и ее дам был отдельный балкон на башне, с которого они могли видеть все происходящее в Долине.

Король и все остальные увидели христианского рыцаря на прекрасном, в серых яблоках, коне. Ржание этого коня очень явственно доносилось до Альгамбры. Они не смогли узнать рыцаря; на щите и на груди у него был красный крест, но было хорошо видно, что это не магистр Калатравы. Тут они заметили, как рыцарь приветствовал королеву и ее дам, едва они показались на балконе.

Королева и дамы отвечали на его приветствие. После этого рыцарь прикрепил к острию своего копья красный стяг, что служило вызовом на бой.

Король сказал:

– Клянусь Магометом, мне очень бы хотелось знать, кто этот христианский рыцарь, вызывающий так на бой.