Пикник с покойником - Алена Смирнова

Триста восемнадцатую комнату я нашла без труда. Обставлена она была аскетично. Возле большого письменного стола гнулся в поисках какой-то бумажки стройный блондин лет тридцати с небольшим. За тумбочкой, увенчанной раздолбанной электрической машинкой, пристроилась прыщавая девица неопределенного возраста. Напротив, на клеенчатом черном диване, развалились два «качка», из тех, кто в подобных фирмах числятся заместителями заместителя и не обременены подчиненными. Я бы развернулась и ретировалась сразу, если бы в дальнем углу не заметила еще кое-кого. Подумала лишь: возможности организма не беспредельны, еще раз глаза из орбит вылезут, назад не вернутся. Выслушав сообщение об отсутствии Федорова, я нахально пересекла комнату по диагонали и сказала:

— Здравствуйте, Галя.

— Здравствуйте, Полина, — встрепенулась пресс-секретарь куда более делового шефа фирмы «Во саду ли, в огороде». — Мир тесен.

— Бесспорно, — согласилась я.

И уселась бок о бок с Галиной Кара-Ленской для продолжения содержательной беседы. «Качки» неласково посмотрели на меня, но промолчали.

— Вы собираетесь что-то рекламировать? — осведомилась Галя.

— Нет. Впрочем, возможно, — ответила я.

— Я коммерческий директор, — вступил в разговор блондин, который так и не отыскал искомого, но не расстроился. — Могу посодействовать?

— Пока не знаю, — принужденно улыбнулась я.

Он также изобразил нечто похожее на улыбку. Полчаса мы провели в молчании. Первой поднялась Галя:

— Я ухожу. Если Юрий Васильевич появится, передайте, что ждала.

— Передайте ему, что перезвоню, — присоединилась я и тоже вскочила.

Но секретаршу неожиданно прорвало. Она принялась доказывать мне, что у Юрия Васильевича наверняка есть веские причины для пребывания вне офиса в полдень. Будто я спорила. Ему и после полудня нечего было здесь делать. Шесть человек молча побездельничали. После нашего с Галей ухода будут бездельничать четверо.

Я вырвалась на улицу, намереваясь хоть что-нибудь выпытать у Гали про загадочного Юрия Васильевича Федорова. Она переходила дорогу на желтый свет. Зажегся красный, и я благоразумно отступила на тротуар. И тут случилось совершенно непонятное. Машины тронулись, от первой Галя ловко увернулась. Ей остался шаг до безопасной зоны, но она вдруг остановилась столбом. Рассчитывая, что она этот шаг сделает, водитель бордовой «девятки» продолжал движение. И слегка задел ее. Кара-Ленская исчезла из поля моего идеального зрения. Раздался приглушенный крик нескольких женщин. Весьма бестолково лавируя, я ломанулась вперед, добежала до противоположной стороны и увидела распростертую на асфальте Галю. Рядом причитала какая-то не по годам экзальтированная старушка. При моем приближении она исчезла.

Словно в дурном сне, я вызывала «Скорую», божилась милиционерам, что не заметила номера сбившего Галю автомобиля. Это было сущей правдой. Зачем мне замечать номер, если я узнала сидевшего за рулем Ивана, владельца фирмы «Во саду ли, в огороде», и притулившуюся рядом с ним Ленку Мишель? Кара-Ленская тем более не могла обознаться. Пусть Мишелиха ей не знакома, на своего начальника, по моим прикидкам, она глядела в упор. Однако вымуштрованная служащая уверяла, будто ни марки, ни цвета машины, ни лица водителя не помнит. Я не стала портить ей игру. Мой приятель «замороженную» докторскую защитил, не потребовав больничный, когда на него на работе железная болванка свалилась. Плюнул на существенную разницу в оплате нетрудоспособности (бытовая травма и производственная), зато попал в фавор к руководству. Надо отдать ему должное, он этим воспользовался. Наверняка Галина хотела вытрясти из шефа компенсацию и за порушенное здоровье, и за язык на привязи. Мешать ей я не решилась.

Но в осененный красным крестом фургончик полезла, потому что Кара-Ленская жалобным голосом проговорила:

— Полина, проводите меня, пожалуйста. Мне больно и страшно.

В приемном покое травматологии Галю не томили. Резво сделали снимок, ввели анальгин, а когда доктору-энтузиасту показалось, что рентгенолог «дрыхнет на ходу», он сам сгонял за изображением фрагмента Галиного скелета. За время его отсутствия молодой врач, скорее всего практикант, самостоятельно обследовал правую ногу пострадавшей. Кара-Ленская извивалась, вопила и молила оставить ее спокойно = умирать. Начинающий эскулап перепугался и вкатил ей внутривенно что-то сильнодействующее. К моменту возвращения главного специалиста мученица спала.

— Ну-с, перелом лодыжки без смещения обломков. Сейчас наложим гипс и выпишем рецепт. Легко отделалась, красавица, — усмехнулся доктор.

— Анестезия уже подействовала, — доложил чуткий юноша.

Оказалось, ученик совершил ошибку. Учитель отчитал его от всей души. Душа оказалась на редкость широкой.

— У нас не санаторий, а ей после наркоза надо будет отлежаться. Мы могли отправить ее домой с сопровождающей девушкой минут через сорок. А теперь кто за ней присмотрит? Ты?

Парнишка склонил голову. «Так наказывают за доброту, — подумала я, неприязненно глядя на главного. — Так из врачей выколачивают человеколюбие».

— Присмотрю, о чем речь, — вызвалась я.

— Потом такси вызовете? У нас перевозка всегда занята, — попользовался мной на полную катушку доктор.

— Да.

Я не произносила фраз, потому что глаголы на ум приходили нецензурные.

— Тогда грузим на каталку, гипсуем и с каталки не снимаем. А то нас вызовут к больному, а вы ее без навыка в кресло не пересадите.

— Да…

Через некоторое время каталку выкатили в коридор. Сестра милосердия ткнула пальцем куда-то в сторону и пробурчала:

— Устраивайтесь в шестой палате, там пока пусто.

Я видела в кино, как это делается. Почему бы не управиться с элементарным приспособлением? Я лихо толкнула каталку и едва не выпустила — средство передвижения было весьма мобильным. Зато развернуть каталку поперек узкого коридора оказалось непросто, почему-то колесики вертелись вразнобой. Кое-как справившись, я поняла, что моей изобретательности тут явно недостаточно: громоздкая штуковина не впихивалась в дверной проем, как бы я ни ухищрялась. Проем был стандартным, штуковина, вероятно, тоже. Я измерила их ширину. Каталка должна была пролезть! Но стоило приступить к практическому осуществлению, как какая-нибудь хромированная трубка цеплялась за косяк. Я попыталась придержать самую длинную из них и едва не сложила каталку вместе с Галей пополам. После чего перестала экспериментировать и стала ждать. Вскоре полная женщина в белом халате застряла между мною и стеной. В сердцах обозвав меня «неумехой», она буквально на миллиметр сдвинула пыточный агрегат, и он легко влетел в предназначенное для отдыхающей Гали помещение.

Я перевела дух и опустилась на край кровати. Полосатый матрас был чудовищно грязным, иначе я улеглась бы. Галя что-то залопотала, я не разобрала слов. На всякий случай встала. Заодно полюбовалась ее колечком. И почувствовала удовлетворение: даже вблизи подделка не слишком бросалась в глаза.

Дело в том, что в «Скорой» Галина разрыдалась. Мы решили, ее сильно тряхнуло. Но она оплакивала свое кольцо. Дешевый серебряный обруч был украшен тремя отполированными кусочками бирюзы. Вернее, двумя мелкими; третий, крупный, выбился при падении и ударе.

— Оно мне дороже жизни, — скулила Галина. — Давайте съездим, поищем камешек, я заплачу.

Зрелище было жалкое и трогательное. Глядя на нее, я поняла, что такое «убиваться». В моей сумке вечно валяется куча ненужного хлама. Измайлова в жар бросает, когда я в нее лезу. Однажды пообещала достать ему носовой платок — у полковника в кино ни с того, ни с сего начался проливной насморк. Пока я его выуживала, Вик то и дело сморкался в шарф, постанывал, ругал меня и подтверждал нелестные эпитеты чиханием. Больше он утиралок не забывал. А на предложение снабдить его чем-нибудь из дамской сумочки вежливо отзывался: «Премного благодарен, Поленька, не трудись». Но вот что удивительно: на сей раз мне понадобился огрызок старого синего ластика, и нашелся таковой моментально. Я отщипнула округленный, сглаженный частыми соприкосновениями с бумагой угол, взяла у Гали ее драгоценность и довольно скоро вставила резинку в углубление. Будто век она там пребывала.

— Это, чтобы пустота вас не пугала, не раздражала, — сказала я. — Поправитесь, отнесете ювелиру, заменит на настоящую бирюзу.

— Спасибо, — прошептала Галя и немного успокоилась.

Но окончательно ее горестные всхлипы стихли только в больнице.

Представления не имею, как долго я тасовала известные мне сведения о Мишелихе. Надо же было ей очутиться в машине, сбившей Галю. Что теперь делать? Что? Раньше я и предположить бы не рискнула, что Ленка позволит человеку скрыться с места дорожно-транспортного происшествия. Может, до нее не дошло, что они задели Кара-Ленскую? Но ведь человек ногу сломал. Может…