От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции - Михаил Колесов

В конце сентября 1959 года на Кубе высадилось несколько вооруженных групп, сформированных из бывших батистовских солдат для захвата аэропорта Баракоа в провинции Ориенте с целью подготовки вторжения войск доминиканского диктатора Трухильо. Одновременно контрреволюционные банды, направленные ЦРУ, развернули действия в горах Сьерра–де–лос-Органос. Контрреволюционеры совершали преступления, переодевшись в форму повстанческой армии. Под командованием Камило Сьенфуэгоса была проведена операция «Чистка» по уничтожению этих банд.

Перед первым выпуском офицеров в «Сьюдад Либертад» Камило сказал: «Не стоит забывать, что, хотя мы военные, мы не только военные. Мы — частица народа в военной форме…»

21 октября Диас Лиас, бежавший ранее в США, сбросил бомбы над Гаваной и положил начало авиабомбардировкам острова. В это время командующий округом в Камагуэйе Уберто Матос направил Фиделю «личное» письмо с просьбой об отставке. Копии письма были распространены среди офицеров гарнизона и других руководителей провинции, а также попали в печать. Основное содержание письма сводилось к требованию определить идеологическую направленность революции («Куда Фидель ведет революцию?»).

26 октября в Гаване прошел многотысячный митинг в поддержку правительства Фиделя.

На митинге присутствовали лозунги: «Уберто Матос не заслуживает суда! Мы требуем его публичного расстрела. Пусть это будет хорошим уроком для других предателей!», «Расстрел — контрреволюционерам!», «Учение Фиделя — источник света для Америки!», «Разгромим контрреволюционеров!», «Сэкономим патроны на предателях и отщепенцах! Вешать их на площадях!»

На митинге выступил Камило: «Как непобедимая вершина Туркино, высоко сегодня и будет высокой всегда поддержка кубинским народом революции, совершенной для народа Кубы…

И пусть не думают враги революции, что мы остановимся, пусть не думают те, кто посылает на нас самолеты и управляет ими, что мы встанем на колени и склоним перед ними головы. На колени мы встанем и склоним свои головы только один раз — в тот день, когда мы почтим память двадцати тысяч кубинцев, павших за счастье своей родины, и скажем им: «Братья, революция совершилась, вы пролили свою кровь не зря!».

Фидель на этом митинге говорил:

«Причина агрессии и предательства одна — революция; причина в том, что в нашей стране осуществляется революционный процесс, затрагивающий могущественные силы, которые не хотят мириться с революцией…

Революция — это не только мое личное дело, революция — это дело всего народа. Мы призваны именно выполнять волю народа. Необходимо защищать революцию, и в этом первое слово — народу…»

На его вопрос о возобновлении работы революционных трибуналов собравшиеся поднимают руки, в течение нескольких минут скандируют: «К стенке!».

Фидель закончил свою речь словами: «Вместе с народом мы клянемся: Куба победит или мы все погибнем! Сегодня, как никогда, звучат в наших сердцах слова гимна: «На бой, кубинцы! Родина гордится вами! Не страшитесь смерти, со славой погибнуть за родину — значит обрести бессмертие!»

В это время Хименес, выступая на Международном конгрессе по вопросам аграрной реформы, проходившем в Риме под эгидой ФАО ООН, выразил протест в связи с авиационной бомбардировкой американскими самолетами Гаваны 21 октября. МИД США ответил оскорбительной нотой МИДу Кубы. Эйзенхауэр заявил: «коммунисты ловят рыбу в мутных водах Кубы».

Эрнест Хемингуэй, приехавший тогда на Кубу, дал интервью прессе: «Я чувствую себя счастливым, возвратившись сюда, потому что я кубинец. Я не хочу, чтобы меня считали янки».

Фидель сам прибыл в Камагуэй, чтобы разобраться в ситуации. Затем он направил туда Камило, который арестовал Матоса. В речи перед военными частями региона он сказал: «…Нас спрашивают, куда мы идем? И мы отвечаем. Мы идем с этой революцией до конца, мы осуществим подлинную социальную справедливость. Мы вытащим крестьян и рабочих из нужды, в которых они находились… Гуманизм — это аграрная реформа. Гуманизм — это прекращение насилий. …Гуманизм — это чувство патриотизма, которое благодаря революции родилось первого января в сердцах каждого кубинца. Такова наша революционная доктрина».

Вечером 28 октября 1959 г. на двухместном самолете Сьенфуэгос вылетел из Камагуэйя в Гавану. Больше его никто не видел. Самолет в Гавану не прилетел. Поиски самолета ничего не дали. Официальная версия: неблагоприятные погодные условия.[2]

Хименес вспоминает о Камило Сьенфуэгосе: «Он высок, строен, с черной густой бородой; под широкими полями техасской шляпы сверкает его белозубая улыбка; он весь прямо светился заразительным весельем». Друг Камило Рауль Кастро сказал о нем: «…Он навечно остался в памяти народа как один из ваятелей наипрекраснейшего и наизначительнейшего социального творения — революции, освободившей человека от эксплуатации, давшей ему достоинство и уважающей его».

Фидель в речи 12 ноября 1959 года на траурном митинге сказал: «Люди, подобные Камило, вышли из народа и жили для народа. …Камило живет и будет жить в народе».

Эрнесто Гевара позже в книге «Партизанская война» напишет о своем друге:

«…Особенностью его характера была непринужденность обращения с людьми и глубокое уважение к народу. Мы порой забываем еще об одном качестве, которое было свойственно Камило: не оставлять без завершения дело рук своих. Такое ценное качество могут приобрести немногие. Еще Фидель сказал, что свою культуру Камило почерпнул не из книг. Он был человеком большого природного ума: народ избрал его среди тысяч других и поставил на высокий пост, ценя в нем смелость, упорство, ум и беспредельную преданность делу революции.

…Камило–партизан был человеком дела, оставившим неизгладимый след в кубинской революции. Он с теми, кто не дожил до наших дней, и будет с теми, кто еще придет. Вечно молодой и бессмертный Камило — это образ самого народа».

В посвящении Че задает вопрос: «Кто убил Камило?»

«Его убил враг, убил потому, что хотел его смерти… Наконец, его убил собственный характер».[3]

По воспоминаниям Хименеса, 7 декабря 1959 года, проводя третье Национальное совещание ИНРА, Фидель заявил: «…Если падет правительство, то оно падет вместе с нашими головами».

Хименес пишет: «Фидель прекрасно понимал, что многие даже радикально, по–революционному настроенные товарищи боялись слова «коммунизм»; они не боялись экспроприировать латифундистов и передавать земли народу; они без страха вступали в бой с империализмом и были готовы забрать всю власть у буржуазии, но развернутая янки в течение многих лет кампания выработала определенный условный рефлекс на слово «коммунизм».

Фидель, отвечая тем, кто пытался запугать «призраком коммунизма», тогда говорил:

«Я революционер, потому что всю свою жизнь я думал собственной головой, всю свою жизнь, я отказывался принимать чужую ложь. Я стал революционером в результате собственных размышлений, собственных дум, собственных наблюдений за реальностью».

Фидель подчеркивал: «Но мы должны были совершить революцию очень своеобразную, которая была делом не какой–то определенной партии. Вначале это была маленькая группка людей, поэтому можно сказать, что мы были тем стартером, который запустил гигантский двигатель народных масс. Так как сегодня в нашем государстве нет политической организации, единственное, что мы можем сделать, так это добиться того, чтобы государство располагало эффективным государственным аппаратом.

…Вооруженный народ — вот главный гарант революции. Грамотный, революционно образованный народ — вот главный гарант революции. Революционно сознательный народ — вот главный гарант революции — именно потому, что он вооружен. Нас должны объединять стоящие перед нами задачи и дело защиты революции. Вот, что должно служить нам опорой. Все остальное — чепуха».

В декабре проходил процесс над Уберто Матосом. С обвинением выступил Рауль Кастро.

«Был момент, особенно настороживший нас; это когда Уберто Матос под предлогом проникновения коммунизма начал прощупывать тех офицеров, которых он надеялся тихо, но в то же время и ловко завербовать себе в сообщники. …Подход был весьма ловким, естественно, он просто бросал нечто вроде «Рауль — коммунист», «Гевара — коммунист» и т. д.».

На эти обвинения Рауль ответил уклончиво: «Наши социальные идеалы мы черпали не из книг, а из повседневной жизни там, на той земле, где прошли первые годы нашего детства. …Мы пользовались богатством, которое не заработали своим потом, и не надо быть очень умным, чтобы понять, что этот социальный порядок несправедлив и лжив и когда–то должен быть изменен».

Фидель участвовал на процессе в качестве свидетеля. На вопрос прокурора он ответил: «Я даже не совсем уверен о том, что Уберто Матос имел какое–либо понятие о том, что такое настоящая революция». Он напомнил, что в Мексике их не считали «коммунистами». А сегодня газета «Диарио де ла Марина»: ссылается на Уберто Матоса, утверждавшего, что «налицо коммунистическое проникновение». Затем он напомнил, что реакционная печать постоянно обвиняла Рауля Кастро и Эрнесто Гевара в принадлежности к коммунистам и требовала их устранения из армии и правительства. «…Я хотел бы иметь дело с такими товарищами, как Че, какой бы пост он ни занимал», — заявил Фидель.