Пусть умрёт - Юрий Григ

      — Что еще?

      — Главное... и ты сейчас поймешь, почему «в-третьих» ты тоже «притом», – та самая концессия...

      — На серебряный рудник.

      — Да, на серебряные рудники. Концессию купила одна оффшорная компания сроком на девятнадцать лет. Компания зарегистрирована на Каймановых островах. Ты наверно догадываешься, что мы так и не смогли выяснить имя учредителя. Но вот генеральный директор известен – некий Владимир Костылев. У тебя не возникает никаких ассоциаций с этим именем?

      — Не задавай глупых вопросов... В моей стране сто сорок миллионов, и только законченный лоботряс не имеет оффшора на Кайманах или еще где-нибудь в подобной глуши.

      — Ладно, не бери в голову – это я так, поинтересовался на всякий случай … Ну, теперь ты понимаешь к чему я клонил – все эти МиГи, Владимиры... Совпадений многовато...

      — Угу,.. – промычал Максимов и добавил: – «Там русский дух... там Русью пахнет!»

      — Что?

      — Ты читал «Руслан и Людмила» Пушкина, Фил?

      — Не читал, но каждый образованный человек знает вашего  знаменитого поэта.

      — О чем же можно с тобой говорить, если ты даже эту поэму не читал. Ты не поймешь.

      — Я читал Толстой, Достоевский... Пушкин тоже... «Евгений Онегин»... И я же тебя не спрашиваю, читал ли ты, например, Хэмингвэй...

      — А я читал! Между прочим, и Драйзера, и О’Генри, и Голсуорси и... Я тебе могу назвать самое меньшее еще пару дюжин  писателей. А если подумать, то и больше… В отличие от вас, мы, русские, интересуемся, черт подери, культурой других народов. Это только американцы не догадываются, что помимо английского существуют и другие языки.

      — Голсуорси – английский писатель, Алекс, – обронил Синистер.

      — Я имел в виду англоязычных, wise hombre...[4]

 Пикировка закончилась, как всегда, вничью, и Максимов спросил прямо в лоб:

      — Фил, ближе к делу. Что предлагается?

      — Ты же сам только что попросил не задавать глупых вопросов. Предлагается совместно поработать... Что  же еще? – он доверительно посмотрел на него. – Там много русских следов. Не только русских, конечно… но ваших немало. Без надежного русского предпринимать что-либо неэффективно, даже  затруднительно...

      Филу пришлось расколоться: все уже решено – он не сомневается в своем друге, то есть в Максимове, и уже успел согласовать его кандидатуру со своей газетой.

      – Ну, и задница же ты, Фил! – беззлобно прокомментировал Максимов.

      – Деньги будет платить газета. И по секрету… обещано – денег не жалеть, – не обращая внимания на оскорбления, продолжал Синистер. – Вне всяких сомнений есть риск, так как неизвестно, с кем мы будем иметь дело.

      Чем глубже Фил погружался в подробности, тем очевидней становилось – журналистская душа Максимова не может противостоять заманчивой перспективе.

      Необычность ситуации заключалась еще и в том, что непонятно было, что же, собственно, раскрывать. Откуда в Бурна-Тапу эти самолеты? А если власти не имеют к этому отношения, кто же тогда воюет там, в воздухе? Террористы, насколько известно, пока еще не избалованы наличием современных боевых сверхзвуковых истребителей четвертого поколения. Наркомафия – тем более. Сплошной мрак.

      — Ты сам-то знаешь, Фил, в каком направлении двигаться?

      — Если бы, Алекс, если бы... Придется наугад, – вздохнул Фил, – а там будет видно. However, guy, я должен познакомить тебя с подробностями и с планом действий. Завтра в полдень жду тебя в нашем московском офисе.

      Длинноногим Фил так и не позвонил.

      Когда друзья разъехались в разные концы великого в своей несуразности города, день окончательно исчерпал отпущенную ему в это время года меру, и Москва начала  подготовку к ночной суете.

      Максимов в тысячный раз молча наблюдал за проплывающим мимо окна футуристическим пейзажем, который иначе как разгулом эклектического архитектурного бреда не назовешь, и думал о том, как интересно устроен мир.

      Предположим, что в том деле засветились русские. Тогда они почти наверняка где-то здесь, в Москве. Может быть даже сейчас... И, возможно,  готовятся прошвырнуться на какую-нибудь свою тусовку. Или облачаются перед зеркалом в протокольные фраки по случаю очередной корпоративной вакханалии, устраиваемой какой-нибудь нефте-газо-сталехимической голубой фишкой. Жены, которых туда обыкновенно с собой не прихватывают, хлопочут вокруг них, заботливо помогают повязывать галстуки, кокетливо шлепая по рукам, когда мужья пытаются проявить самостоятельность в этом нехитром, но одновременно ответственном, почти ритуальном действе. Совсем как мамы в далеком детстве поправляли воротнички своим сынишкам и одергивали юбочки дочуркам, собирая их в школу. А они, эти чуваки, нетерпеливо поглядывают на часы, им ужасно не терпится вырваться из дому на свободу (дорогая, поживей нельзя, ты же знаешь, Сергей Сергеич не любит, когда опаздывают), они не понимают – чего так долго возится с галстуком эта старая, кудахчущая курица... Иными словами, готовятся немного поразвлечься, нырнуть в ночную московскую кутерьму, которую многие и называют настоящей жизнью. Всё может быть...

      А они с Филом помчатся, как полоумные, куда-то в Африку, чтобы выйти на след тех, кто сидит в трех кварталах от Максимова в Москве, или у  Синистера за океаном в Нью-Йорке, или на Багамах, или еще где-то - на каких-нибудь островах, в каких-нибудь крутых офисах – и ведет какую-то игру. Пока непонятно – какую и зачем. Да-да, они с Филом рванут в Африку за этими «бармалеями», чтобы потом снова по следу возвратиться во все вышеперечисленные места и попытаться прищучить мерзавцев. Задача невыполнимая, но надо признаться, безумно...  просто бешено увлекательная.

      Максимов почувствовал азарт, какого не испытывал давно, со времени того дела с сектантами. Тогда он чудом унес ноги с их шабаша. Они, подлецы, его раскусили, и из этого вытекало: не собирались так просто отпускать. «Ты хотел, парень, сенсацию – будет тебе сенсация. Только не забудь – за все приходится платить». Тогда он понял – разбудить в человеке первобытные инстинкты несложно: нужно лишь освободить его от ответственности перед обществом за все, что бы он ни совершил. Тогда от моральной ответственности он очень быстро освободит себя сам...

      На следующее утро в светлом офисе №1933 на девятнадцатом этаже одного из небоскребов Москва-сити, за овальным столом со столешницей из полированного мэхогони, третий час подряд друзья по оружию Филипп Синистер и Александр Максимов изучали информацию по делу об инциденте в акватории одной неприметной африканской страны. И чем глубже они вникали в детали, тем запутаннее становилась картина.

      Из офиса открывался восхитительный вид на Москва-реку в том месте, где Новый Арбат перепрыгивает через нее по горбу одноименного моста. Под названием Кутузовский, проспект продолжает бег прочь из города, на волю, на холмистые подмосковные просторы с перелесками и полями, на которые наш глаз, постоянно травмируемый урбанистической суетой, смотрит с долгожданным умиротворением и сознанием возврата к истокам цивилизации. Но два друга не замечали красоты раскинувшейся под ногами панорамы,  потому как головы их были заняты совсем другим.

      Помимо спутниковых, свидетельств эпизода имелось не густо – только общие сведения и обстоятельства, никак не желающие связываться в единую картину.

 Началось все давно, еще во времена президента-каннибала. Страна была тогда еще беднее, и наркокартели прибрали к рукам армию, подкармливая ее и тем самым получая зеленый свет на транзит наркотиков. Помимо транзита было организовано даже несколько производств по перевалке... верней сказать по переупаковке в мелкую тару. Потом был момент, когда  азиатские дельцы попробовали переориентировать инфраструктуру «под себя» и вступили в открытое противостояние с южноамериканскими коллегами. Тогда береговая охрана решила не поддерживать новичков, поимев, однако, из жадности немалый куш и с них. Это, понятно, не привело в восторг гангстеров с востока, и все закончилось долгими кровавыми разборкам, которые в конце концов привели к печальному финалу для действующего главы государства – он поплатился не только  креслом, но и собственной головой.

      — Возможно, его тоже съели, Алекс, – закончил рассказывать Синистер, – но это несущественно... Человекоедение среди тамошнего населения имеет глубокие исторические корни и не считается чем-то уж очень предосудительным. И я их понимаю: трудно сломать многовековые традиции только потому, что твою страну приняли в ООН. Эта организация далеко, за океаном, а дома совсем близко, буквально за дверями, совершенно другой жизненный уклад. В любом случае – неизмеримо проще сделать цивилизованный вид, чем стать цивилизованным. Я имею в виду – проще притвориться, что говядина вкуснее...