Тайна - Питер Страуб

Куда бы ни падал его взгляд, везде Том видел что-нибудь новое. На одном из столов стоял огромный глобус на подставке, возле шкафчика с картотекой — велосипед какой-то сложной, не вполне понятной конструкции, между двух других шкафчиков качался гамак. На огромном столе в дальнем конце комнаты стояла самая впечатляющая стереосистема, которую Тому приходилось видеть. В каждом углу комнаты виднелись высокие стереоколонки.

Изумленный всем увиденным, Том повернулся к мистеру фон Хайлицу, который стоял, скрестив руки на груди, и дружелюбно улыбался, глядя на мальчика. На Леймоне фон Хайлице был голубой льняной костюм с двубортным жилетом, бледно-розовая рубашка, темно-синий шелковый галстук и бледно-голубые перчатки, застегивающиеся на запястьях. Его седые волосы, зачесанные назад, были по-прежнему густыми, но на лице появилась сеть морщинок, которых не было несколько лет назад, когда он приходил в больницу. Том подумал, что пожилой джентльмен выглядит безукоризненно и в то же время немного по-дурацки. Затем он подумал, что подобрал неверное слово — нет, Леймон фон Хайлиц вовсе не выглядел по-дурацки, весь его облик был полон скрытого достоинства. Он и не мог быть другим. Он всегда был именно таким. Он был...

Том открыл было рот, но тут же понял, что не знает, что сказать. Морщинки вокруг рта и вокруг глаз фон Хайлица стали глубже. Он улыбался.

— Кто вы? — наконец выдавил из себя Том.

Старик поднял подбородок с таким видом, словно ожидал от Тома большего.

— Я думал, что ты знаешь — после того, что видел сегодня утром, — сказал он. — Я — любитель преступлений.

Часть четвертая

Мистер Тень

11

— Конечно, это звучит немного абсурдно, — произнес Леймон фон Хайлиц несколько минут спустя. — Правильнее, пожалуй, будет назвать меня детективом-любителем, который увлекается расследованием убийств, но у меня есть кое-какие претензии к подобной формулировке. Я не могу назвать себя частным детективом, потому что давно уже не получаю деньги от клиентов. К тому же меня интересует только один вид преступлений. Глупо было бы отрицать, насколько силен этот интерес — мною владеет настоящая страсть, — но эта страсть — мое личное дело...

Том отхлебнул кока-колы, которую фон Хайлиц налил для него в бокал из такого тонкого хрусталя, что он казался почти невесомым.

Мистер фон Хайлиц сидел, слегка наклонившись вперед, на стуле возле обеденного стола. Спина его была абсолютно прямой, а в руке, затянутой в перчатку, старик вертел такой же бокал, как у Тома.

— Ты в чем-то похож на меня, — произнес он странным, дрожащим голосом. Том подумал, что у сидящего напротив человека очень добрые глаза. — Ты помнишь нашу встречу, когда ты был еще ребенком? Я не имею в виду те времена, когда гонял тебя и других мальчишек со своей лужайки, хотя по этому поводу хочу сказать тебе, что я просто не мог позволить...

— Чтобы мы заглядывали в ваши окна?

— Именно так.

— Потому что, придя домой, мы стали бы говорить о том, что увидели? А вы считали...

Фон Хайлиц ждал, пока Том закончит фразу. Но Том явно не мог найти нужные слова, и старик сделал это за него:

— Что моя репутация в этом районе и так оставляет желать лучшего?

— Что-то в этом роде, — пробормотал Том.

Мистер фон Хайлиц снова улыбнулся.

— Тебе никогда не казалось, что люди часто принимают воображение за ум. А воображение неизменно приводит... — Он вдруг запнулся и поднял бокал. — Что ж, теперь ты, по крайней мере, знаешь, почему я стал известен в округе как человек злой и брюзгливый. Но мне интересно, помнишь ли ты нашу самую первую встречу, когда я обратил внимание именно на тебя. Это было в важный для тебя день.

Том кивнул.

— Вы пришли ко мне в больницу и принесли книги, — он улыбнулся. — Про Шерлока Холмса. И «Убийства на улице Морг».

— Мы виделись и раньше, но сейчас это неважно, — прежде чем Том успел его о чем-то спросить, фон Хайлиц заговорил снова. — И, конечно, мы виделись сегодня днем. Ты ведь знаешь, кто убил мисс Хасслгард?

— Ее брат.

Мистер фон Хайлиц кивнул.

— И, конечно же, она сидела на пассажирском сиденье «корвета», когда он это сделал.

— И положил ее тело в багажник, потому что ему надо было доехать до Уизел Холлоу, — подхватил Том, — а Марита была такой крупной, что кто-нибудь мог бы увидеть труп в окно машины. Хасслгард родился в Уизел Холлоу, не так ли?

— И как ты все это вычислил?

— Мне помог «Свидетель», — ответил Том. — Я давно уже обо всем догадывался, но сегодня утром вспомнил: в одной из статей говорилось, что Хасслгард ходил в...

— Школу Зиггурата. Очень хорошо.

— А кто та женщина, которая спрятала деньги по его просьбе?

— Это была его тетушка.

— Я думаю, Хасслгард украл — растратил, как вы это называете, — эти деньги. Или получил их в качестве взятки...

— ...и Марита узнала об этом...

— Она наверняка видела, как он брал деньги, и поэтому считала, что тоже имеет на них право.

— ...и потребовала половину или какой-то процент, а брат предложил ей сесть в машину...

— Или она сама уселась на сиденье и потребовала, чтобы он отвез ее туда, где прячет деньги.

— А Хасслгард нагнулся к окошку со стороны водителя и выстрелил Марите в голову. Потом закрыл окно и прострелил его, чтобы все решили, что Марита была за рулем. А тело положил в багажник и поехал в Уизел Холлоу. Там он бросил машину и вернулся домой. А неделю спустя пожилая женщина была убита из-за этих денег.

— И деньги конфисковало правительство Милл Уолк, так что теперь они снова попадут к Фридриху Хасслгарду, министру финансов.

— А чего вы ждали там сегодня днем? — спросил Том.

— Смотрел, кто придет к брошенному «корвету». Фридрих Хасслгард обязательно должен был появиться там, чтобы выковырять из дверцы первую пулю.

— И что бы вы сделали, если бы он пришел?

— Просто наблюдал бы за ним.

— И пошли бы после этого в полицию?

— Нет.

— И даже не написали бы туда обо всем, что видели? Фон Хайлиц склонил голову на бок и посмотрел на Тома так, что мальчик сразу почувствовал себя неуютно. Взгляд старика словно проникал в самую глубину его мозга, читая все его тайны и секреты.

— Ты написал Фултону Бишопу, не так ли? Том удивился, заметив, что старик смотрит на него с нескрываемым раздражением.

— А что? Что я сделал не так?

— Что твой отец сказал тебе обо мне? — вдруг резко спросил фон Хайлиц. — Когда сообщил, что я звонил? Ведь он наверняка не посоветовал тебе со мной общаться?

— Да... действительно не посоветовал. Сказал, что лучше вас избегать!. Сказал, что вы приносите неудачу, и еще — что раньше вас называли «Мистер Тень».

— Это из-за моего имени.

Том судорожно пытавшийся сообразить, что вдруг вызвало неудовольствие пожилого джентльмена, не понял последней фразы.

— Ты слышал о Леймоне Крэнстоне? — спросил фон Хайлиц. Том удивленно поднял брови.

— О, Боже, — вздохнул старик. — Давным-давно, почти в доисторические времена, Леймон Крэнстон был героем радиосериала под названием «Мистер Тень». Но твой отец имел в виду совсем не это, когда не советовал тебе со мной общаться. — Старик пригубил вина и снова с недовольным видом посмотрел на Тома. — Когда мне было двенадцать лет, моих родителей убили. Жестоко убили. Вернувшись из школы домой, я обнаружил их трупы. Отец лежал в своей комнате. В него выстрелили несколько раз, и там было просто море крови. Мать настигли в кухне возле задней двери. Она, очевидно пыталась убежать. Я подумал, что мать, возможно, еще жива, и перевернул ее тело. Руки мои тут же оказались в крови. Ей выстрелили в грудь и в живот. Пока я не перевернул ее тело и не увидел, что с ней сделали, я не замечал огромной лужи крови на полу.

— Убийц нашли?

— Я нашел их спустя много лет. А тогда этот дом закрыли, а я отправился жить к дяде и тете, пока полиция расследовала убийство родителей. Ты вряд ли знаешь, что мой отец был министром внутренних дел в правительстве Дэвида Редвинга сразу после того, как Милл Уолк получил независимость. Он был очень важной персоной. Не такой важной, как сам Дэвид Редвинг, но тоже очень важной. Поэтому следователи старались вовсю. Но расследование быстро зашло в тупик. Словно желая загладить неспособность найти и покарать его убийц, отца наградили посмертно Медалью доблести Милл Уолк. Она лежит у меня где-то здесь, в ящике одного из письменных столов — могу как-нибудь показать тебе. — Теперь фон Хайлиц смотрел не на Тома, а словно куда-то внутрь себя.

— Я ждал почти десять лет, — наконец произнес он. — Я унаследовал этот дом и все, что в нем было. Закончив Гарвард, я приехал сюда жить. У меня было достаточно денег, чтобы не беспокоиться о них до конца жизни. И я никак не мог решить, чем же заняться дальше. Я мог бы открыть свое дело. Если бы я был другим человеком, я бы попробовал себя на ниве политики. В конце концов мой отец ведь был местным святым, мучеником от политики. Но у меня была другая цель, и я посвятил себя ей целиком и полностью. Я быстро обнаружил, что полиции мало что удалось выяснить по поводу убийства родителей. Тогда я решил воспользоваться единственным, чтобы было мне доступно, — газетами. Я достал полную подшивку «Свидетеля». Я досконально изучил все, что произошло в то время, — передачу собственности, сделки, связанные с землей, сообщения о прибытии теплоходов, репортажи из залов суда, некрологи. У меня было столько материала, что пришлось переделать интерьер дома, чтобы было где все это хранить. Я искал в газетах схему, которую не мог найти никто, кроме меня. И спустя три года я начал находить то, что искал. Это была самая утомительная и самая безнадежная работа из всех, что мне приходилось делать. Но она принесла мне настоящее удовлетворение. Я чувствовал, что не просто расследую убийство родителей, а спасаю собственную жизнь. Наконец внимание мое сосредоточилось на одном человеке. Это был бывший сотрудник секретной полиции, который ушел на покой, когда это ведомство было распущено. У него были дома на острове и в Чарльстоне, поэтому он часто уезжал с Милл Уолк. Человек, убивший моих родителей, выглядел вполне обыкновенно. Вполне сошел бы за дельца, заработавшего на спекуляциях собственностью столько денег, что мог позволить себе посвятить остаток жизни игре в гольф. Сначала я думал, что должен убить его, но быстро понял, что убийца из меня не получится. Я вернулся на Милл Уолк и поделился результатами своего расследования с министром национальной безопасности Гонзало Редвингом, который был когда-то другом моего отца. Неделю спустя убийца вернулся на остров, чтобы принять участие в заседании благотворительного комитета, и был арестован прямо в порту. Его судили, приговорили к смерти и вскоре повесили. — Мистер фон Хайлиц повернулся к Тому, но тот не мог разглядеть выражения его лица. — Наверное, это должно было стать для меня моментом триумфа. Я понял наконец, кто я есть. Понял, чему должен посвятить жизнь. Я был детективом-любителем — любителем преступлений. Но вскоре мой триумф обернулся моим позором. За те месяцы, что прошли между арестом и казнью, убийца, казалось, ни на секунду не раскрыл рта. Он умудрился обвинить отца в его же собственном убийстве.