Лето ночи - Дэн Симмонс

– Не-а, – как ни щурился Дейл, он ничего не увидел. – А что?

– Кто-то только что смотрел оттуда, – сказал Лоуренс. – Я тоже видел чье-то белое лицо, и оно сразу исчезло.

– Не чье-то, – уточнил Майк. – Это был Ван Сайк.

Дейл оглянулся через плечо, глянул мимо школы, на поля за ней. Тень деревьев и расстояние мешали ему разглядеть, стоял ли возле стадиона все еще грузовик.

Почти тут же из школы вышли миссис Кук, Корди, Барни и Старая Задница Дуплетом, перекинулись несколькими словами на прощание, расселись по машинам и поехали в разных направлениях. На месте оставалась только машина доктора Руна, и как раз, когда уже стемнело, а Дейла и Лоуренса позвали домой, он тоже вышел, запер школьную дверь и уехал в своем похожем на катафалк бьюике.

Дейл, уже стоя в дверях своего дома, не сводил взгляда с дверей школы, пока мама не велела ему идти накрывать на стол. Ван Сайк не появлялся.

После обеда Дейл еще раз внимательно оглядел двор школы. Вечерний свет касался только верхушек деревьев и обшарпанного зеленого купола башни. Весь остальной мир был погружен в темноту.

Глава 6

Субботнее утро, первое субботнее утро лета, а Майка О'Рурка угораздило проснуться на рассвете. Он прошел в полутемную гостиную проведать Мемо – едва ли она вообще теперь когда-либо спала – увидел бледный отсвет солнца на коже и блестящий глаз, все остальное было неподвижным ворохом одеял и шалей и убедился, что она жива. Потом Майк подошел и поцеловал ее, ощутив при этом легкий запах, в котором чувствовался едва заметный намек на начало распада, того самого распада, которым днем раньше несло от страшного грузовика. Мальчик вышел на кухню. Отец уже встал и теперь брился, стоя перед краном, из которого текла холодная вода. К семи часам утра ему нужно уже быть на пивоварне Пабста в Пеории, а до города больше часа езды. Отец Майка был очень крупным – при росте шесть футов он весил не меньше трехсот фунтовnote 7. Причем большая часть этого веса приходилась на большой круглый живот, заставлявший отца держаться на большом расстоянии от раковины даже во время бритья. Его рыжие волосы уже поредели, только над ушами сохранился рыжеватый венчик, за недели, проведенные в работе на огороде, его лоб покрылся красноватым загаром, а сеть капилляров на щеках и носу сообщала цвету его лица общий багровый оттенок. Во время бритья он пользовался старинной опасной бритвой, принадлежавшей еще его деду и теперь чуть помедлил, подпирая языком щеку и держа бритву на отлете, чтобы кивнуть сыну, отправившемуся в туалет.

Только недавно до Майка дошло, что их семья единственная в городе, кто еще пользуется туалетом во дворе. Конечно, такие сооружения были у многих, например позади дома миссис Мун, и у Джерри Дейзингера был такой же позади сарая для инструментов, но это были своего рода реликвии, экспонаты ушедших времен. О'Рурки же пользовались своим туалетом. В течение многих лет мать Майка говорила, что пора установить в доме нормальную уборную, как у всех людей, но отец сопротивлялся, уверяя, что это вызовет неслыханные расходы. Отчасти это действительно так и было, ибо город не имел канализационной сети, а септическая обработка цистерны стоила целое состояние. В глубине души Майк подозревал, что отец просто не хочет устанавливать уборную в доме. Имея четырех болтливых дочерей и весьма разговорчивую супругу, он часто говаривал, что единственное место, где он может обрести мир и спокойствие, это сортир.

Закончив свои дела, Майк вышел из туалета и прошел вдоль каменной стены, которая служила разделом между маминым садиком и отцовским огородом, бросил мимолетный взгляд на скворцов, уже проснувшихся и шуршавших листьями в верхних ветках, вошел в дом с заднего крыльца и направился к раковине, которую только что освободил отец, чтобы вымыть руки. Затем подошел к шкафу, достал школьный блокнот и карандаш и уселся за стол.

– Не опоздаешь за своими газетами? – напомнил отец, стоя у окна с чашкой кофе в руках и поглядывая в сад. Часы на стене показывали 5.08.

– Нет, я помню, – успокоил его Майк. Газеты оставляли в пять часов пятнадцать минут на тротуаре перед зданием банка, рядом с ним на Мейн Стрит, где работала мать. Майк никогда не опаздывал на работу.

– Что ты там пишешь? – поинтересовался отец. Кофе, казалось, расшевелил его.

– Записки Дейлу и ребятам.

Отец кивнул, но похоже, не слушал его и снова выглянул в сад.

– Кукурузе не помешал бы хороший дождик в ближайшие дни.

– Пока, отец, – Майк сунул записки в карман джинсов, натянул на голову кепку-бейсболку, и исчез за дверью, по дороге хлопнув отца по плечу. У крыльца уже ждал его древний велосипед и Майк, вскочив в седло, погнал на Первую авеню.

Управившись с разноской газет, Майк поспешил в западную часть города к железнодорожным путям, в костел Св. Малахия, где он помогал отцу Каванагу в качестве алтарного служки. Каждый день во время мессы Майку полагалось быть в храме. Он служил в церкви с семилетнего возраста и хотя время от времени появлялись и другие ребята, отец Каванаг всегда утверждал, что такого надежного служки, как Майк, у него нет… И что никто из служек не произносит латинские слова молитв так отчетливо и с таким благоговением, как он. Майк имел очень напряженный распорядок дня, особенно зимой, когда сугробы были высоки и он не мог ездить на велосипеде. Иногда он прибегал в костел Св. Малахия в самую последнюю минуту, набрасывал на плечи саккок и сутану, даже не сняв пальто и уличных ботинок, и пока он произносил слова мессы, снег стекал с подошвы башмаков и превращался в лужицы на полу храма. Потом, если на мессу в семь тридцать собиралась только обычная паства – миссис Мун, миссис Шонесси, мисс Эшбоу и мистер Кейн – Майк, конечно, с разрешения отца Каванага, убегал сразу после причастия, чтобы успеть в школу до звонка.

В школу он опаздывал довольно часто. Миссис Шрайвз уже даже не делала ему замечаний, когда он наконец появлялся, просто кивала в сторону кабинета директора. Майку полагалось сидеть там и ждать, когда мистер Рун найдет время выбранить его за опоздание и занесет его фамилию в Журнал Взысканий, толстую тетрадь, всегда хранившуюся в нижнем левом ящике директорского стола. Замечания уже не тревожили Майка, но он терпеть не мог сидеть в кабинете без дела и ждать, пропуская урок чтения и большую часть математики.

Усевшись на теплый тротуар пред зданием банка, Майк выбросил из головы мысли о школе и стал поджидать грузовичок, который привозил газеты из Пеории. Сейчас было лето.

Мысль о лете, о теплом, согревающем лицо, ветерке, о запахе нагретого тротуара и влажных колосьев, реальность всего этого, наполнила Майка энергией и словно раздвинула его грудную клетку. Так что, когда прибыл грузовик, и Майк подхватил и рассортировал газеты, вложив в некоторые из них свои записки и сунув их в отдельный карман сумки, и даже тогда, когда он уже колесил по утренним улицам, засовывал газеты в почтовые ящики, выкрикивал свое «С добрым утром!» женщинам, вышедшим за молочными бутылками, и мужчинам, направлявшимся к машинам, чтобы ехать куда-то дальше, реальность всего этого, подъемная сила лета, продолжала удерживать его на подъеме даже тогда, когда Майк прислонил велосипед к стене костела Св. Малахия и вихрем ворвался в прохладно-фимиамную сень сияющего темной позолотой храма. Это было место, которое он любил больше всего на свете.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});