Мы, боги - Бернар Вербер

Конец пути для «Земли 17», которая превратилась в идеально гладкую жемчужину, отливающую перламутровым блеском.

Летящее в космосе белое яйцо.

29. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: КОСМИЧЕСКОЕ ЯЙЦО

Все начинается и все заканчивается яйцом. В большинстве мифологий яйцо является символом рассвета и заката.

В самых древних египетских космогониях создание мира описывается как выход из космического яйца, содержавшего в себе солнце и зародыши жизни.

Для адептов орфики Кронос, пожирающий время, и Фаэтон, ночь с черными крыльями, снесли в темноте серебряное яйцо, содержавшее небо в верхней части и землю в нижней. Когда оно открылось, из него вышел Фанес, бог-разоблачитель, изображавшийся в виде жужжащей пчелы.

Для индусов Вселенная вначале была лишена сущности, пока не приняла форму яйца, скорлупа которого является границей между ничем и чем-то: Ираниягарба. Через год это космическое яйцо раскрылось, и его внутренний мешочек превратился в облака, вены стали реками, а жидкость – океаном.

Для китайцев вселенский хаос породил яйцо, которое раскололось, освободив землю Инь и небо Янь.

Для полинезийцев вначале было яйцо, содержащее Тетуму, основание, и Те-папа, скалу. Когда оно раскололось, появились три стоящие одна на другой платформы, на которых Те-туму и Те-папа создали человека, животных и растения.

В каббале Вселенная рассматривается как вышедшая из расколовшегося на 288 кусков яйца.

Яйцо можно найти также в центре космогоний у японцев, финнов, славян и финикийцев. Являясь символом плодородия у одних народов, у других оно, напротив, является символом смерти, и они едят яйца в знак траура. Они даже кладут их в могилы, чтобы придать скончавшемуся силы для потустороннего путешествия.

Эдмонд Уэллс,

«Энциклопедия относительного

и абсолютного знания», том 5

30. ВКУС ЯЙЦА

Яйца. Нам дают есть сырые яйца, стоящие в деревянных подставках. Ложками мы стучим по скорлупе, перед тем как тщательно удалить ее осколки, чтобы они не попали внутрь.

Мы сидим на длинных скамьях в расположенном в северной зоне Мегароне. Это большое круглое здание было построено как столовая для богов-учеников.

Мы усаживаемся за столы из древесины акации, покрытые белыми хлопковыми скатертями, где нас ожидают пирамиды яиц. Из-за жары двери раскрыты настежь. Сидя в стороне, Рауль нас избегает.

Я погружаю ложку в желток и подношу ко рту. Наконец я попробую настоящую пищу. Я так долго был этого лишен. Какое ощущение! Я чувствую вкус яйца на языке, на небе. Я отличаю белок от желтка. Это одновременно соленое, сладкое, терпкое и такое нежное. Миллионы вкусовых рецепторов просыпаются в удивлении. После зрения, осязания, слуха и обоняния я вновь обнаруживаю еще одно чувство: вкус.

Жидкое яйцо течет как ручеек по моему горлу. Я ощущаю, как оно скатывается по моему пищеводу, а потом ощущение исчезает.

Есть. Глотать этот поток белка и золотого желтка. Блаженство. Я выпиваю яйцо за яйцом.

– В Голландии, – говорит Мата Хари, – в моей родной деревушке Лееварден был обычай бросать яйцо через крышу нового дома. Там, где оно падало, нужно было закопать то, что от яйца осталось. Согласно народному поверию, считалось, что молния ударит в это место. Естественно, нужно было бросить яйцо как можно дальше, чтобы избежать опасности.

Эдмоцд Уэллс крутит яйцо в руках.

– Я еще не думал о том, что до стадии 1, минерала, существовала стадия 0, яйцо. Кривая любви, но абсолютно замкнутая…

На белой скатерти он рисует пальцем ноль.

– Действительно, все отсюда выходит и все сюда возвращается, – подтверждает Гюстав Эйфель. – Яйцо, ноль. Замкнутая кривая.

Яйцо напоминает мне «Землю 17», замерзшую планету, и, охваченный приступом тошноты, я забываю новое удовольствие, снова вижу последних обитателей, машущих руками в воде, борющихся в ледяном океане, и не могу сдержаться. Я бегу в кусты и меня рвет.

Эдмонду, который прибегает помочь мне, я бормочу:

– Люсьен, возможно, был прав…

– Нет, он был неправ. Подать в отставку – значит бросить партию. А поскольку мы в ней, можно попробовать улучшить ход вещей. Но если выйти из игры, все потеряно.

Мы возвращаемся за стол, где остальные, занятые дискуссией, предпочитают не замечать моего недомогания.

– Что будет с Люсьеном? – беспокоится Мэрилин.

Действительно, он не присоединился к нам за столом, и хотя я внимательно осмотрел все вокруг, в другом месте его тоже нет.

– Если он отправился на гору, его мог схватить кентавр, – делает предположение Эдмонд Уэллс.

– Или дьявол, – добавляет другой ученик.

Мы все содрогаемся. От произнесения этого слова по спинам присутствующих пробегает холодок.

Появляется Дионис и объявляет, что после обеда состоится церемония траура по человечеству «Земли 17». Мы должны переодеться, надеть новые тоги и собраться в Амфитеатре.

Мне не удается прогнать от себя образы этих человеческих «стад», утопленных нашими руками.

31. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: СМЕРТЬ

В картах марсельского таро смерть-возрождение символизируется 13-м арканом, арканом без названия. На ней изображен скелет телесного цвета, косящий черное поле. Его правая нога погружена в землю, а левой он опирается на женскую голову. Вокруг три руки, нога и две белых кости. Справа улыбающаяся голова с короной. Из земли торчат желтые и голубые ростки.

Эта карта отсылает к латинскому изречению: Visita Interiorem Terrae Rectificando Operae Lapidem. «Посети внутренность земли, и, исправившись, ты найдешь спрятанный камень».

Таким образом, нужно использовать косу и выровнять, срезать то, что выступает, чтобы из черной земли смогли возродиться желтые ростки.

Это карта самых сильных изменений. Именно поэтому она пугает.

Она также означает критический момент в игре.

Двенадцать предыдущих арканов рассматриваются как маленькие загадки. Но начиная с тринадцатого, следующие являются большими загадками. С этого момента появляются карты, украшенные облаками с ангелами или небесными символами. Вмешивается высшее измерение.

Все инициации проходят фазу смерти-возрождения. В эзотерическом смысле она означает глубокое изменение, которое трансформирует человека в ходе инициации. Если он не умрет как несовершенное существо, он не сможет возродиться.

Эдмонд Уэллс,

«Энциклопедия относительного

и абсолютного знания», том 5

32. ТРАУР

У меня во рту горечь. Я снова думаю о Жюле Верне. «Он слишком рано прибыл», – сказал Дионис. Слишком рано, чтобы увидеть что? Кулисы до представления?..

Здесь происходят странные вещи.

Оры встречают нас в Амфитеатре. Мы собираемся в центре.

Как и в прошлый раз, нас окружают кентавры с барабанами, вскоре к ним присоединяются другие с охотничьими рожками, издающими очень низкий звук. Они начинают речитатив, монотонную протяжную мелодию, переходящую в погребальную песню, когда Атлант ставит перед нами в стеклянной оболочке гладкое яйцо, в которое превратилась скончавшаяся «Земля 17».

Дионис встает.

– Умер мир. Подумаем все об этом человеческом множестве, которое сделало то, что смогло, но которому не удалось подняться.

Он делает благоговейный жест.

– Здесь покоится человечество, которое потерпело крах.

Он целует стеклянный шар. Кронос не делает никаких комментариев. Некоторые ученики, кажется, смущены.

Ритм барабанов убыстряется, и рожки начинают играть менее грустную мелодию. Начинается праздник, и ученики собираются в группы по интересам.

Среди влюбленных в завоевание неба Клеман Адер, пионер авиации, один из братьев Монгольфьер, пионер полетов на воздушных шарах, военный пилот и поэт Антуан де Сент-Экзюпери, воздушный фотограф Надар. Любитель пересечения океанов барон и корсар Робер Сюркуф беседует с маркизом де Лафайетом.

Артисты, художники, скульпторы и актеры собрались в другую группу. Здесь Анри Матисс, Огюст Роден, явно помирившийся с Камиллой Клодель, Бернар Палисси, Симона Синьоре и Сара Бернар. В стороне стоят писатели Франсуа Рабле, Мишель де Монтень, Марсель Пруст, Жан де Лафонтен. Я присоединяюсь к друзьям теонавтам: Фредди Мейеру, Мэрилин Монро и Эдмонду Уэллсу. Рауль по-прежнему где-то шатается, и некоторые ученики предпочитают тоже оставаться одни, как Гюстав Эйфель, Мата Хари, Жорж Мельес, Жозеф Прудон, Эдит Пиаф.

Но во всех группах царит оживленная дискуссия.

Каждый упорно пытается понять законы, которые руководят нашим новым миром. Мата Хари кладет конец догадкам, смело направившись в центр площадки.

Она проворно снимает тогу, стесняющую движения, и, оставшись в одной тунике, начинает томный восточный танец. Руки округляются, ноги сгибаются, красивое лицо остается неподвижным, а взгляд загадочным. Я понимаю, почему эта женщина могла обольстить столько мужчин.