Хафиз и пленница султана - Самид Агаев

Из письма и.о. вазира Шараф ал-Мулка, хорезшаху, султану Джалал ад-Дину Манкбурны.

Ничтожнейший из рабов целует землю и сообщает высочайшему престолу, что он доставил для кухни, пекарни и конюшни следующее: из дозволенных овец тысячу голов, пшеницы тысячу маккук[74] и ячменя тысячу маккук. Великий султан, падишах ислама, ваш слуга шлет вам заверения в своей преданности и пожелания в успехе, в священной войне против неверных гюрджи. Я как пес, оставленный на хозяйстве, сторожу ваши земли и имущество. Неустанно собираю налоги и пополняю казну султана. Однако есть и тревожные, плохие известия. Местные правители – Шамс ад-Дин Туграи и его племянник – Низам ад-Дин, которых вы великодушно оставили на своих постах, вероломно нарушили свои обязательство, вместо благодарности к дому хорезмшахов, они замыслили предательство и готовят заговор, чтобы свергнуть вас и самим править Азербайджаном. Я узнал об этом после неудавшегося покушения на меня. Аллах хранил меня, убийцы были схвачены и под пыткой признались, поведали о подлых замыслах Туграи. Зная о том, что вы заняты войной с врагами Азербайджана, они готовили удар в спину. Ваше благополучие под угрозой. Ситуация требует немедленных действий. Прошу наделить меня полномочиями, чтобы я мог арестовать заговорщиков и предать их смерти.

Табриз.

Али сидел под навесом в крохотной закусочной недалеко от городской канцелярии во время обеденного перерыва и доедал свое жаркое – говядину, тушеную с баклажанами, алычой и луком, досадуя на то, что порция мала.

Цены в Табризе после завоевания его хорезмийцами, взлетели до небес.

Питаться в подобных заведениях было слишком накладно для катиба, который не брал взяток. Все его жалование уходило на еду. Но другого выхода не было, обедать дома он не мог из-за его отсутствия, а взятки не брал из-за особенностей характера. Вдруг поднялся невообразимый шум, люди, неторопливо прохаживающиеся по улице, стали разбегаться в стороны. Затем послышался топот копыт, и мимо промчалась кавалькада, состоящая из двух десятков всадников хорезмийцев. За ними бежала ватага ребятишек со свистом и издевательским улюлюканием. Ребятня была единственным сословием Тебриза, не признававшим власть завоевателей. С места, где находился Али, был виден парадный вход канцелярии. Али с растущей тревогой увидел, как отряд остановился у канцелярии, большинство спешились и, торопясь, вбежали внутрь. Несколько хорезмийцев осталось у дверей. Али, не доев, расплатился и быстро пошел к ним. Происходило что-то очень серьезное.

– Куда? – окриком остановил его висакчи – баши.

– Я здесь работаю, – сказал Али.

– Сегодня работы не будет, – оскалился хорезмиец, – Тебе повезло, иди отдыхай.

– А что такое? Что случилось? – спросил Али.

– Порядок наводим, давай-давай, иди отсюда.

Али отступил назад, пытаясь разглядеть что происходит внутри помещения.

Вдруг он увидел, как из здания, через боковой вход выскочил один из писцов и пустился наутек. Али догнал его и схватил за руку, напугав беднягу до смерти.

– Что они там делают? – спросил он.

– Аман[75], аман, – зачастил писец, – Они схватили раиса и допрашивают его, кричат о каком-то заговоре, пепел на наши головы. Надо уносить ноги, пусти меня.

– А Шамс, что с ним?

– Его там нет, он еще с обеда не пришел.

Али отпустил парня, вернулся к входу и увидел выходящих из здания хорезмийцев. Двое из них волокли за ноги какого-то человека. Али видел, как голова его стукалась по ступеням лестницы. Хорезмийцы бросили его прямо на улице перед входом, сели на коней и ускакали. Лежащий на земле человек не делал попытки подняться. Желая помочь бедолаге, Али подошел ближе и с ужасом узнал в нем раиса. Он был мертв. Несколько минут Али стоял в оцепенении, затем бросился бежать к дому Шамса. Надо было предупредить вазира, как это сразу не пришло ему в голову! Но Али опоздал. Очевидно, что полицейская операция против Туграи проводилась одновременно. В доме царил полный беспорядок, хорезмийцы разграбили все, что можно было, и устроили погром. Всюду валялась домашняя утварь. Тяжело дыша от быстрого бега, с колотящимся сердцем, Али вошел внутрь. В доме было пусто, очевидно, что слуги и домочадцы, спасаясь от бесчинств хорезмийцев, в страхе разбежались кто куда. Гадая об участи девушки с волосами цвета меди, Али поднялся на второй этаж. Но там тоже никого не оказалось. Он сделал несколько шагов по коридору в сторону андаруна. Дверь на женскую половину была раскрыта настежь, летал пух из разодранной подушки. Али осторожно заглянул внутрь и увидел голые стены, с которых были сорваны ковры. Он вернулся назад к библиотеке Туграи и вошел в комнату. Здесь также все было перевернуто вверх дном, все бумаги, вся налоговая отчетность в беспорядке валялась под ногами. Али потеряно стоял, думая, что делать дальше. И вдруг услышал некий звук, похожий на сдавленное рыдание. Али замер, пытаясь угадать, откуда он донесся. Через некоторое время звук повторился. Али понял, что звук идет из стенной ниши, в которой хранился архив. Али сделал несколько шагов, отдернул занавеску. Дочь Шамса сидела, сжавшись, и кусала ладонь, чтобы сдержать рыдания. Испуганная девушка подняла на него глаза, полные слез и отчаяния.

– Ради тех, кто тебе дорог, не трогай меня, пощади, – взмолилась она.

– Не бойся меня, – сказал Али, – Я работаю на твоего отца, я не причиню тебе зла.

Но девушка продолжала плакать, затравленно глядя на него.

– Я катиб Шамс ад-Дина, – повторил Али. – Неужели ты не помнишь меня? Ты налетела на меня здесь на лестнице и сбила с ног. Ну, вылезай оттуда.

Видя, что девушка медлит, он добавил:

– Ну ты еще сказала, что я должен на тебе жениться. Помнишь?

– Я вспомнила, ты тот самый увалень, – продолжая всхлипывать, сказала девушка. Она вылезла из ниши.

– Успокойся, – сказал Али, – Я не дам тебя в обиду, не бойся.

– Еще чего, защитник нашелся, – сквозь слезы сказала девушка, – Я не от страха плачу, мне отца жалко.

– Что с ним?

– Они его арестовали, увезли с собой, после этого стали грабить дом, в андарун ворвались. Его жены разбежались, стервы.

– А как тебе удалось спрятаться?

– Меня там не было, я здесь уже была, рылась в отцовских книгах, хотела сказку какую-нибудь найти. Потом вошел отец, он после обеда всегда здесь работал с бумагами. Я спряталась, он не любил, чтобы я без спросу брала его книги. Ворвались хорезмийцы. Шихна предъявил ему обвинение в заговоре против хорезмшаха, арестовал его, и его увели.

– Тихо, – прервал ее Али.

С улицы донеслось конское ржание.

– Оставайся здесь, – сказал он, – Я пойду посмотрю.

– Я тоже с тобой.

– Нет, побудь здесь, пожалуйста.

Али осторожно выглянул из комнаты, вышел и осторожно посмотрел вниз, на первый этаж. Там стояли двое хорезмийцев.

– Ты здесь посмотри, – сказал один из них, – А я пошарю наверху. Только, чур, уговор: кто что найдет – все поровну делим.

– Ладно, – согласился его товарищ.

Али понял, что это были мародеры, вернувшиеся в дом арестованного вазира в надежде поживиться. Один остался внизу, а второй стал подниматься по лестнице. Али спрятался за колонну, лихорадочно соображая, как ему поступить. Объявиться, и вступить с ними в переговоры было бессмысленно.

Даже в обычной ситуации солдат от насилия и грабежей удерживала шихна.

Теперь же они находились в доме, где были произведены аресты и разгром, то есть все здесь было вне закона. Шаги хорезмийца приближались, заскрипела дверь, и Али к ужасу своему понял, что мародер вошел в библиотеку. С первого этажа доносился грохот посуды, видно, там исследовали кухню. Али вышел из-за колонны, приблизился к открытой двери и услышал:

– Ах ты козочка моя, что же ты здесь делаешь, меня ждешь? Иди ко мне, не сопротивляйся, не бойся, ты большая, тебе это понравится.

Не думая более, Али вошел в комнату. Сабля хорезмийца лежала на столе, а сам он, облапив отчаянно сопротивляющуюся девушку, искал место, куда бы ее уложить. Словно что-то почувствовав, мародер обернулся, увидев Али, выпустил девушку и потянулся за саблей, но взять ее не успел. Али сделал шаг навстречу и, дивясь собственному хладнокровию, твердой рукой всадил кинжал в сердце насильнику.

Как скоро пригодился ему подарок раиса.

Хорезмиец издал сдавленный звук и упал замертво. Али вытащил окровавленный кинжал, при виде которого девушка побледнела, как смерть, и лишилась чувств. Али вытер кинжал об одежду хорезмийца. В этот момент ему стало дурно и его едва не вырвало. Но он справился, глубоко и часто вдыхая воздух. Убедившись в том, что коридор пуст, Али поднял девушку на руки и, осторожно ступая, вышел из комнаты. В доме был черный ход для челяди, но он никогда им не пользовался и сейчас от волнения не мог сообразить, в какую сторону ему двигаться. Надо было торопиться, пока труп хорезмийца не обнаружил его товарищ. Словно в подтверждение снизу раздался крик: «Эй, там наверху, нашел что-нибудь? Здесь ничего нет, одна жратва!» Поскольку наверху не отзывались, мародер повторил свой вопрос. Чтобы не вызвать подозрение наступившей тишиной, Али толкнул одну из дверей, чтобы она хлопнула, и свалил стоявший в коридоре вазон.