Пианино на лямке - Поль Берна

— Ну как, слепой он или нет? — с ухмылкой спросил Зидор.

Все засмеялись.

— Слепой, — нахмурившись, ответила Марион. — Но реакция и хватка у этого слепого — ого-го! Лучше к нему близко не подходить…

И она рассказала о своём приключении, в том числе и о досадном вмешательстве человека в тельняшке.

— Больно расшиблась? — спросил Фернан.

— Да нет! — отмахнулась Марион: она никогда не жаловалась. — Такое ли ещё бывало…

— В общем, слепой он по правде, но при этом мошенник, у которого какие-то тёмные дела, — упрямо гнул свою линию Зидор.

— Этого я не говорила! — возразила Марион. — Просто несчастный человек, и вовсе не факт, что люди, которые о нём заботятся, затевают что-то преступное.

— Да на их рожи посмотреть — вот тебе и доказательство, — иронически хмыкнул Татав. — Зидор правильно говорит, этот Фантомас такой же жулик, как они все. Может ведь мошенник ослепнуть — и всё равно мошенничать…

— Он не виноват, что его друзья такие страхолюдные! — Голос Марион предательски дрожал. — Мало ли кто рылом не вышел. Вон месье Мансо — посмотришь, точь-в-точь драный кот, а ведь хороший человек и к тому же мэр Лювиньи!

Этот пример рассмешил, но не смягчил ребят.

Марион, гневно вскинув голову, отвернулась и беззвучно расплакалась, закусив зубами платок. Её возмущало, что ребята относятся к слепому с таким предубеждением. Дух противоречия заставлял Марион вопреки очевидному верить, что загадочные действия Фантомаса и людей месье Тео имеют целью не преступление ради наживы, а нечто другое. А ребята просто не понимают, во всяком случае — пока не понимают, вот и строят дурацкие предположения.

— Между прочим, Марион дело говорит, — сказал Габи. — Самая обманчивая штука — поведение человека, которого застали врасплох. Вот, например, стоит у колонки оборванец и отмывает под струёй руки и нож, всё — в кровище. Мимо идёт некто, видит эту картину, сразу решает, что парень зарезал и ограбил какую-нибудь старушку, и бегом за легавыми. А вот дудки! Убийца всего-навсего обдирал кролика, чтобы накормить голодную семью. И единственный скользкий вопрос — краденый кролик или нет. Что, Зидор, не так разве?

Все рассмеялись, даже Марион, хоть и сквозь слезы, даже известный похититель кроликов Зидор. Несмотря на свои грубоватые замашки, Габи был довольно чутким и справедливым парнем. И ум у него был трезвый — Габи не давал воображению увлечь себя невесть куда.

Марион с благодарностью посмотрела на Габи, который так ловко вправил-таки всем мозги: злопыхатели сконфуженно примолкли. Хватило нескольких слов, брошенных небрежно, вроде бы в шутку, чтобы изменить настрой в команде и пробудить симпатию — пока ещё смутную — к слепому и его покровителям.

— Не плачь, старуха! — добавил Габи, ласково приобняв Марион за плечи. — Не обидим мы твоего слепого. Может, всё, что мы делаем, ещё и на пользу ему пойдёт.

— Это не мой слепой, — сказала Марион. — Это наш слепой… Кроме всего прочего, она не хотела, чтобы её друзья отказались от этого взывающего к их великодушию приключения.

Фернан поддержал её.

— Будем продолжать игру, — сказал он, — но не с тем прицелом, что месье Тео, слепой и их друзья — злодеи, а мы их разоблачим и прославимся. Мы не доносчики, и эти люди нам ничего плохого не сделали. Может, наоборот, у них проблемы, а мы сможем им помочь. Разные случаются беды; у этих громил, как и у всех людей, тоже могут быть неприятности. Просто в это трудно поверить, вот и всё!

Ещё не было и семи часов. Выкинув на время из головы слепого и его шайку-лейку, компания отправилась в карьер Вильмари — шлёпать по воде.

Совсем уже вечером, подходя к дому, Марион с огорчением обнаружила, что где-то обронила свою ярмарочную брошку — подарок Фернана.

Опасная игра

Июнь быстро катился к концу. Особенно это ощущалось в унылых стенах школы на улице Пио. Всех учащихся словно поразила какая-то эпидемия, от которой одни витали в облаках, а другие изощрялись в самых дурацких проказах. Зидор и Татав, например, устраивали полёты майских жуков, которые день-деньской гудели на весь класс. Каждое утро они приносили в школу эту многочисленную живность и высыпали в парты. Месье Жюст выходил из себя — он без конца открывал и закрывал форточки, орал, сулил налево и направо всевозможные кары, о которых, к счастью, через две минуты уже забывал: дотягивать учебный год ему было так же тяжело, как и его ученикам.

Жуан-Испанец часто приносил в ранце ручного воробья по кличке Пиколо, выдрессированного так, что можно было подумать, будто он телепатически улавливает команды хозяина. Выгнанный тряпкой в окно, воробей влетал в другое, с наглым чириканьем присаживался на классную доску, пренебрежительно ставил «кляксу» на диаграммы месье Жюста и шмыгал в ранец хозяина, когда дело начинало пахнуть керосином.

Большой Габи, на котором лежала обязанность убирать на место карты и лабораторные приборы, добросовестно её выполнял, а впридачу за спиной учителя устраивал наглядную демонстрацию относительности времени. Неуловимым движением руки он открывал стекло настенных часов, передвигал стрелку вперёд — на добрую четверть часа! — защёлкивал крышку и с ангельским видом представал пред очи месье Жюста. А поскольку тот, и сам уже на пределе, частенько выставлял всех за дверь за десять минут до звонка, в удачные дни удавалось выиграть целых полчаса свободы, — это было очень кстати, потому что десятерым сыщикам приходилось следовать за Фантомасом аж в Лювиньи-Камбруз.

Слепой продолжал медленно и скрупулёзно прочёсывать город. Следить за ним становилось чем дальше, тем труднее: теперь его постоянно сопровождали на некотором расстоянии то человек в тельняшке, а то и сам месье Тео. Видимо, случай с Марион их насторожил. Так что Габи предпочитал не рисковать своим ударным отрядом. На сближение с противником он посылал в основном салаг — Бонбона, Крикэ, Берту и Мели, на которых, как на невинных малюток, никто не обращал внимания. Именно с их помощью и удалось проследить за передвижениями Фантомаса по деревенским предместьям Лювиньи и убедиться, что он не пропускает ни одного, даже самого уединённого, закутка. Габи не знал, что и думать.

— И что он там забыл? — недоумевал он, выслушивая донесения своих лазутчиков. — Если Бонбон правильно подсчитал, у этих огородников он едва собрал сотню франков за два дня — на автостанции или на Рыночной площади ему бы за полчаса больше накидали! Ненормальный какой-то. Можно подумать, владения свои обходит…

Фернан разворачивал карту и тщательно наносил на неё очередной маршрут слепого. Марион внимательно изучала через его плечо новые и новые красные линии. Система эта оказалась полезной: можно было довольно точно предугадать, куда пойдёт слепой на следующий день, поскольку он никогда не проходил по одной улице дважды.

Скоро Фантомас под руку со старым Арахисом пересёк Национальную-5 в обратном направлении и углубился в улочки старого города. Ему оставалось прочесать только южную часть, за которой простирались мрачные пустоши участка Пеке. Наступали самые длинные дни в году, и прекрасная погода вечерами выманивала людей на воздух. Слепой принимал это во внимание: теперь он оставался на улице допоздна, до восьми, а то и до девяти часов, играя вальсы, на которые сбегались потанцевать девушки. Подавать ему стали больше. Жуан-Испанец, самая вольная птица в компании, взял на себя слежку в непозволительно позднее время.

Однажды вечером семья Жуа, сидя дома, заслышала звуки «пианино на лямке», доносившиеся из тупика Обертен. Габи бросился к окну, однако высовываться поостерёгся: по улице прохаживался человек в тельняшке с приклеившимся к губе окурком сигары, одним глазом косясь на слепого, а другим — на окна и двери, распахнутые навстречу вечернему ветерку.

Полчаса спустя Фантомас завёл свою серенаду на улице Маласси. Зидор видел, как он в сопровождении терпеливого Нанара медленно прошёл мимо. Было уже темно, так что Зидор без опаски выскользнул со двора и тут же налетел на Жуана-Испанца, который шёл прогулочным шагом, насвистывая «На грош любви».

— Садись на хвост слепому, — шепнул ему цыганёнок. — А я прослежу за толстяком, он тут недалеко…

Зидор прошёл вслед за Фантомасом всю улицу Сесиль. Слепой остановился перед домом 104, почти на пересечении с улицей Маленьких Бедняков, и разложил стул, чтобы дать заключительный концерт. При первом же вздохе аккордеона Зидор имел удовольствие заметить в окне третьего этажа взволнованные лица Татава и Бонбона.

Он свернул за угол и поспешил к дому Дуэнов. Они как раз кончали ужинать.

Фернан увидел товарища в окно и знаком пригласил войти.

— Он здесь! — возбуждённо выдохнул Зидор. — По-моему, обход близится к концу…