Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы - Борис Фрадкин

— Теперь я могу рассказать тебе, — он помолчал, все приглядываясь к Глебу. — Теперь-то могу… Видишь ли, я копил изотопную воду, чтобы возвратить себе молодость. Да, да, ты не ослышался, Санкин, молодость…

— С минуту Глеб переваривал услышанное, — оно показалось ему уж очень нереальным.

— Вижу, до тебя не дошло, — Козицкий удовлетворенно качнул головой. — Ну, лет-то мне сколько? Будто не знаешь? Все на кафедре любят о моих годах посудачить, а ты, значит, в неведении? Без малого восемьдесят мне, Санкин, вот какое дело. Начальство уже давненько намекает, что пора бы и честь знать, передать лабораторию кому помоложе. А я и сам чувствую — пора! Бессонница донимает, сердечко пошаливает, память уже не та… Но как уйти? Я же к исследованиям воды намертво прикипел. Оторвать меня от них, значит, убить.

Козицкий тяжело поднялся на ноги, шаркая по полу, прошелся по комнате.

— Да будет тебе известно, Санкин, — донеслось до Глеба от дальнего окна комнаты, — что лет четырнадцать тому назад я совершил открытие: я высчитал, что вода с изотопом водорода «4» способна совершить полное обновление организма. Нужно только точно сорок кубиков. Сорок, и ни каплей меньше. Все недуги прочь, жизнь начнется сызнова. Нет, не сызнова, она продолжится. — Козицкий обошел стол, прошаркал обратно к дивану. Он смотрел себе под ноги и, казалось, разговаривал сам с собой. — Возвращенная молодость, извечная мечта человечества! Я смог бы подняться на такие вершины, о которых и мечтать не смею. И всего лишь сорок кубиков изотопной воды… Ты знаешь, Санкин, что такое молодость? Нет, этого знать тебе не дано. Вот когда доживешь до моих лет, тогда поймешь старика Козицкого в полной мере.

Он снова опустился на диван.

— Но в лаборатории появился ты, Санкин, и выпил все мои сорок кубиков.

Доцент неожиданно хлопнул себя по коленям и расхохотался. Глеб впервые видел его хохочущим. Неприглядное зрелище! Глаза его запали и потускнели, а приоткрытый рот походил на разинутый клюв хищной птицы.

— Но это же нечестно, Максим Арсеньевич! — вскипел Глеб. — Сделать открытие и хранить его для себя одного. Какой же вы ученый? Да вы эгоист. Биологи, которые к вам приходили, просили воду для общего дела. И вы им не дали ни капли. Как же вам не стыдно?

Козицкий сразу перестал хохотать. В его глазах, устремленных на лаборанта, теперь не было столь оскорбляющей того снисходительности и равнодушия. Доцент смотрел теперь на Глеба с явным уважением.

— Сегодня мне впервые стало стыдно, Санкин, — признался он. — И в том твоя заслуга. Не понимаешь? Ну и ладно… А биологи, что биологи. Они стали бы проводить бесконечные испытания воды на лягушках, кроликах, крысах. Разве для того мы одиннадцать лет накапливали изотопы? Впрочем, что ты смыслишь в изотопах…

— Больше, чем вы думаете! — закричал Глеб и вскочил на ноги. — Это вы не давали мне настоящей работы, — он сжал кулаки. — А я… я мог бы смоделировать воздействие изотопной воды на митохондрии на ЭВМ. Я чувствую, что мог бы! Но и теперь я знаю, что мне делать. Я стану объектом изучения для биологов. Со мной вон какие чудеса происходят! Я же стал живым генератором высокого напряжения. Тут для науки на сто лет работы. И я… я тоже буду работать. С биологами! Но только не с вами. Я сию же минуту отправлюсь к биологам.

Козицкий шагнул к Глебу. Они оказались почти лицом к лицу.

— Ты не успеешь дойти до биологов, Санкин, — сказал Козицкий, уперевшись пальцем в грудь Глеба. — Выпив изотопную воду, ты подписал себе смертный приговор. Жить тебе, Санкин, осталось всего ничего.

— Какой… какой еще приговор? — заранее обмирая, пробормотал Глеб. — Чего вы еще такое придумали, Максим Арсеньевич?

— Увы, брат, это жестокая правда.

Козицкий помолчал, испытующе вглядываясь в Глеба.

— Изотопная вода, которую ты изволил с такой легкостью выпить, коварнейшее вещество. Попав в дряхлые клетки, она повышает энергоемкость митохондрии и тем возрождает жизнедеятельность клеток, делает их снова молодыми. Но оказавшись в клетках молодого организма, — палец Козицкого с силой надавил на грудь Глеба, угодив между лацканами пиджака, — изотопная вода примется наполнять энергией и без того до отказа наполненные ею митохондрии. Тебе же известно, что произойдет с конденсатором, если его подключить на сверхрасчетное напряжение, — Козицкий сделал шаг назад, кашлянул в кулак. Все сегодняшнее утро я переводил на язык математики твои предстоящие взаимоотношения с выпитой водой. И получилось, Санкин, что жить тебе после последнего глотка восемь часов и семнадцать минут. Секунды, разумеется, не в счет. Но пять часов уже минуло, вот ведь какое дело.

И Козицкий, потершись щекой о свое плечо, снова уставился на Глеба своими выкаченными глазами. И эти глаза были лучшим доказательством того, что каждое слово, сказанное доцентом, — правда.

Еще три часа жизни?

Как, всего три часа? А потом?

Да нет, это просто невозможно!

— Единственное, чем я могу утешить тебя, — будто смакуя слова приговора, продолжал Козицкий, — смерть твоя будет легкой и молниеносной. Ты вспыхнешь электрическим пламенем. Пшик — и нет тебя. Только вот бы не наделать пожара в квартире, — доцент озабоченно оглядел уставленную мебелью квартиру, — но… это уже твоя забота.

Козицкий сочувствующе вздохнул, отошел к окну. Потом снова возвратился к Глебу.

— А впрочем, — вкрадчиво произнес он, — у тебя есть шанс остаться в живых. И тебе как инженеру-электронику следовало бы самому догадаться. А, Санкин? Проще простого.

Глеб с ненавистью взглянул в выкаченные глаза доцента. Ему виделось в них все то же настороженное любопытство, заглядывание в самую душу. Все это расценивалось Глебом, как желание садиста насладиться предсмертными муками своей жертвы. Тем не менее смысл последних слов дошел до сознания Глеба.

— Разряд!!! — ахнул Глеб.

— Похвально, — Козицкий удовлетворенно наклонил голову. Но не разряд на обычное заземление. Это также чревато для тебя гибелью. Нужен особый потенциал разряда — разряд на органическую материю, на живые клетки, на митохондрии.

— Как это понять?

— Ну, скажем, пойти и снова поздороваться с соседом. Только уже не отпускать его руки, пока… Ты понял меня?

Глеба передернуло.

— Вы с ума сошли? Я же убью его!

— Да, пожалуй, — бесстрастно согласился доцент. — Но никто ни в чем не упрекнет тебя. Ты оправдаешься своим неведением. Первому электрическому монстру все простят. Я же буду молчать, можешь положиться на меня.

По лицу Глеба пошли красные пятна.

— И как только у вас язык поворачивается…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});