Город, которым мы стали - Нора Кейта Джемисин

поздно. Ты еще не успел туда добраться, а я уже заразила уйму машин. Теперь мы держимся за этот мир сотней пальчиков, разбросанных по всей агломерации. – Она чуть приподнимается на носки, а затем опускает взгляд и хмурится, будто ей не нравится, что сейчас ей пальцев не хватает.

Мэнни словно наяву видит, как фонтаны щупалец прорываются на трассах и мостах в радиусе сотен миль отсюда. Он старается не показывать, насколько его это пугает. Что это значит? Чего они добиваются? Что они станут делать, когда заразят достаточно машин, и людей, и…

– Что за хрень ты несешь? – спрашивает Бел.

Она закатывает глаза.

– Я говорю о политике дробности пространства-времени и суперпозиции, – огрызается она, а затем снова забывает про Бела и вздыхает, глядя на Мэнни. Бел лишь тупо смотрит на нее. – Что ж, ты явно часть того, другого. А это значит, что где-то гуляют еще четверо. Еще четыре… ой, как вы, люди, их там называете? Органы? – Она внезапно останавливается, хмурится, о чем-то задумавшись, а затем резко поворачивается к Белу и указывает на запад. – Эй, ты! Человек! Что там?

Бросив на Мэнни крайне обеспокоенный взгляд, Бел смотрит туда, куда тычет пальцем женщина, и его взгляд упирается в лиман Спайтен-Дуйвил. На самом деле она указывает дальше, на драматического вида уступ, усеянный высотными и частными домами.

– Уэстчестер? – гадает Бел. – Или, наверное, Бронкс. Понятия не имею, я тут всего пару недель живу.

– Бронкс, именно. – Женщина кривит губы. – Да. Он самый. Еще Манхэттен. Тот, с кем я сражалась, – сердце, но вы, остальные, представляете собой голову, конечности и все остальное. Он оказался достаточно крепок, чтобы сразиться с нами и без вас, но ему все же не хватило сил устоять на ногах после битвы. Не хватило их и на то, чтобы вытеснить меня. И так один пальчик превратился в целый плацдарм.

Несмотря ни на что, Мэнни начинает понимать.

– Боро[4], – зачарованно произносит он. «Я – Манхэттен». – Ты говоришь о боро города. Ты хочешь сказать, что я действительно Манхэттен. И… – он вдыхает, – …и ты говоришь, что есть и остальные.

Женщина перестает ходить из стороны в сторону и медленно, очень медленно поворачивается, чтобы снова изучающе посмотреть на него.

– Ты этого не знал, – говорит она, щурясь на него.

Мэнни замирает. Он понимает, что допустил ошибку, раскрыв карты, но лишь время покажет, насколько серьезной была эта ошибка.

– Вас пятеро, – довольным тоном говорит женщина в белом. (И почему-то в сознании Мэнни это становится ее именем, с большой буквы. Женщина в Белом.) Она улыбается, но холодно. – Пятеро, и лишь один бедный Сан-Паулу, который должен за вами всеми приглядывать! Он сейчас рядом с тем, с кем я сражалась. А ты один. И ты даже понятия не имеешь, что нужно делать, не так ли?

У Мэнни от страха сводит живот. Он понимает, что Женщина сейчас что-то сделает, и он до сих пор не придумал, как с ней бороться.

– Чего ты хочешь? – спрашивает он, чтобы ее задержать. Чтобы выиграть время и подумать.

Она качает головой и вздыхает.

– Я могла бы тебе рассказать ради спортивного интереса, но для меня это не состязание. Мне просто нужно выполнить мою работу. Прощай, Манхэттен.

В мгновение ока она исчезает. То есть исчезает Женщина в Белом; стоит Мэнни моргнуть, как ее одежда и волосы возвращаются к своему естественному цвету. Вновь став обыкновенной кареглазой дамочкой, она чуть обмякает. Но через миг, придя в себя, она поджимает губы и снова поднимает телефон. Огонек камеры опять загорается.

Но одновременно с этим происходит и кое-что похуже. Волосы на загривке Мэнни встают дыбом, он подпрыгивает и резко оборачивается, уверенный, что кто-то вот-вот набросится на него сзади. Он видит позабытую парочку на лужайке, еще отдыхающую на пикнике, но, помимо них, там ничего нет…

Стоп. Нет. Из асфальтовой дорожки, из ее трещин и щербин поднимаются… призрачные белые ростки. Мэнни хватает Бела, оттаскивает его назад, и в тот же миг ростки появляются из трещины, на которой он стоял. Затем они вылезают даже из неповрежденных участков асфальта. Мэнни замечает, что на кольце голой земли, которая окружает памятный камень, и в трех-четырех дюймах за ним ничего нет, и утягивает Бела туда, в этот, по-видимому, защитный круг.

– Что это за… – начинает Бел. Мэнни с облегчением понимает, что Бел явно видит белые побеги. Хотя бы это ему объяснять не придется. Бел пятится к камню, глядя на то, как небольшие ростки превращаются в коротеньких червяков.

– Просто омерзительно, – говорит женщина. Теперь она стоит на целой лужайке усиков, которые уже доходят ей до колен, а тот, что растет из ее шеи, разделился на два, и оба зловеще навострились на Мэнни. Поразительно, но, несмотря на все это, она продолжает их снимать. Или… не только снимать? Секундой позже из динамика телефона раздается голос, искаженный треском. Мэнни не может разобрать, что было сказано, но женщину он слышит отчетливо:

– Я хочу вызвать полицию. Я в парке Инвуд-Хилл, тут два типа, и они, ну не знаю, выглядят очень угрожающе. Думаю, они торгуют наркотиками, и они отказываются уйти. А еще они занимаются сексом.

– Слушай, дамочка, да ты хотя бы видела, как занимаются сексом? Хоть раз в жизни-то, а?.. – захлебываясь от возмущения, говорит Бел. Парочка вдалеке хихикает, хотя вряд ли из-за его слов. Они всецело поглощены друг другом, целуются и не замечают того, что происходит у камня.

Дамочка, занятая разговором, пропускает слова Бела мимо ушей.

– Да. Так и сделаю. Я их снимаю. Конечно, да-да. – Она колеблется, затем морщится и прибавляет: – Афроамериканцы. Или латиносы? Трудно сказать.

– Я же явно азиат и британец, овца ты безмозглая! – Бел таращится на нее с отвисшей челюстью. Тем временем усики продолжают расти; они уже стали настолько длинными, что смогут дотянуться до Бела и Мэнни, даже если они оба вскарабкаются на камень. А это у них вряд ли получится, поскольку на камне не хватит места для двоих.

Тут Мэнни вспоминает, что это не обычный камень, а памятный. Он – объект силы… наверное. Шораккопоч, место первой мошеннической сделки с недвижимостью будущего Нью-Йорка. Что же он может с этим сделать?

О. О-о-о-о.

Он подталкивает Бела.

– Залезай на камень, – говорит он. – Мне нужно место. И отдай мне все, что у тебя в бумажнике.

Бел настолько напуган, что сразу же слушается, спешно лезет на камень и хватается за задний карман.

– Худшее ограбление в истории, дружище, – дрожащим голосом подшучивает он.

Мэнни уже достал из кармана собственный бумажник. Он на удивление спокоен. Открывая бумажник и шаря в нем в поиске идей, он отстраненно размышляет над этим. Ему следовало бы бояться, ведь он видит, что усики сотворили с другим человеком. Что он почувствует, когда они вторгнутся в его тело, а его разум окажется захвачен тем существом, которому они служат?

«Наверное, это будет похоже на смерть», – думает он. Мэнни внезапно осознает, что какая-то часть него однажды уже сталкивалась со смертью, и именно поэтому он так спокоен. Однако он все же приходит к выводу, что такой исход ему не понравится.

В его кошельке почти ничего нет. Несколько чеков, пятидолларовая купюра, карта «Амекс», дебетовая карта, просроченный презерватив. Ни одной фотографии близких ему людей – позже это покажется ему странным. Есть удостоверение личности, но он тут же отводит от него глаза, не желая знать, как его звали до утренней поездки в поезде. Неважно, кем он был прежде. Сейчас ему нужно оставаться Манхэттеном.

Едва его пальцы касаются кредитной карты, как он ощущает всплеск той же странной энергии и сосредоточенности, что и на ФДР. Да.

– У земли есть цена, – бормочет он себе под нос, отвлекшись от окружившего его поля растущих, колышущихся белых колосьев. – Даже у общественной, вроде парка. Ведь собственность на землю – это всего лишь идея; нам не обязательно жить, подчиняясь ей. Но этот город был основан на этой идее и благодаря ей стал таким, какой он есть.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не свихнулся, –