Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический» - Владимир Шигин

Вспоминает матрос Г. Полторацкий: «Доктор Смирнов для спасения себя сделал себе в мякоть самострел и спрятался в лазарет. Доктора Смирнова выбросили за борт».

На самом деле, разумеется, никаких самострелов и надрезов себе Смирнов не делал. Он был вначале тяжело ранен в живот штыком (в лазарете ему делал перевязку корабельный фельдшер), а потом зверски добит все тем же Матюшенко и его дружками. При этом в своей «самурайской» выдумке Ю. Кардашев отнюдь не оригинален, а просто повторяет «утку», рассказанную бывшим матюшенковцем И. Лычевым. Тот принимал самое активное участие в расправе с офицерами, а спустя годы, как мог, оправдывался в своих мемуарах.

Как здесь не вспомнить знаменитый революционный лозунг «Дело прочно, когда под ним струится кровь!»

Пытались убить мятежники и младшего врача корабля А.С. Голенко. Сбежавшиеся матросы стреляли в младшего врача Голенко и по тем, кто пытался спастись в море. Один из них, по собственному признанию, выпустил по плавающим в воде офицерам и матросам 40 пуль. Однако стрелками матросы были неважными, в Голенко они промахнулись. Около семи часов он прятался в рулевом отделении под цистерной с маслом. По его показаниям, от жары и волнения младший врач находился в полуобморочном состоянии и был обнаружен матросами во время перехода броненосца от Тендры к Одессе.

Поначалу найденного Голенко хотели снова расстрелять, но потом решили, что врач на корабле все же будет нужен. Забегая вперед, отметим, что поведение младшего врача Голенко в дни мятежа вообще было достаточно странным — он то вроде бы поддерживал мятежников, то пытался организовать заговоры с целью ареста главарей мятежа. И сейчас историки затрудняются дать однозначную оценку деятельности Голенко. Что касается властей, то они решили однозначно — Голенко с флота изгнать, чина лишить и никогда обратно не возвращать.

Помимо семи убитых офицеров большинство остальных было ранено и практически все были зверски избиты. Оставшихся в живых офицеров заперли в одной из кают, пообещав завтрашний расстрел. После этого начался повальный грабеж офицерских кают и расхищение вещей убитых матросов.

Выше мы уже описали личное участие Афанасия Матюшенко в издевательствах и казнях офицеров. Картина его зверств выглядела настолько жутко, что в советское время историки всеми силами пытались замолчать его деяния — уж больно страшно все выглядело даже по революционным меркам. Отсюда и скороговорка историка С. Найды и других. Понять можно, правдивое описание только издевательств над офицерами сразу бы сорвало весь флер романтизма с палача Матюшенко и его подручных.

По воспоминаниям очевидцев, Матюшенко все время кричал: «Довольно они нас вешали, будем их вешать!» Где и когда Матюшенко видел, чтобы в русском флоте вешали матросов, пусть даже самых нерадивых, я, честно говоря, не знаю. Думаю, не мог знать этого и Матюшенко. Кричал же он эту ахинею исключительно для того, чтобы хоть как-то снять с себя ответственность за намеченные им убийства офицеров корабля.

Из всего вышесказанного напрашивается вывод, что убийства офицеров, причем убийства зверские и публичные, были запланированы заранее, еще до начала мятежа. При этом о какой-либо конкретной мести речь вообще не шла. Дело было в ином Необходимо было ошеломить команду «Потемкина» пролитой кровью и дать понять каждому, что обратного пути после совершенного ни у кого уже нет. Все они участники и соучастники совершенных преступлений, и никакого снисхождения им уже не будет, а потому все отныне должны быть послушны новым вожакам и идти за ними до конца.

* * *

После захвата власти на корабле мятежники разыскали и вывели на верхнюю палубу сверхсрочников кондукторов. Матросы решали — убивать их или оставить в живых. За расстрел кондукторов, естественно, был Матюшенко, но большинство матросов заявили, что без сверхсрочников им будет трудно управлять кораблем, к тому же уже хватит крови. Из показаний минного кондуктора Акима Лесового: «Когда я вышел наверх, то увидел, на кнехте среди команды стоял с ружьем Матюшенко. Матюшенко, увидев меня, подозвал меня, и когда я подошел, с меня сорвали сзади погоны. Матюшенко спросил у команды: убивать меня или нет, раздалось несколько голосов, чтобы убить, и тогда Матюшенко… крикнул: “Расступись!” — сзади меня команда разбежалась, а Матюшенко и Сыров, стоявший возле него, нацелились в меня. Я схватил их за винтовки, подойдя к ним, и спросил у команды, за что меня убивают, тогда несколько голосов раздалось, что не надо убивать, я опустил ружье Сырова, который его убрал и продолжал спрашивать команду, пока команда опять меня не окружила, и тогда опустил винтовку Матюшенко. Матюшенко приказал меня арестовать».

Матюшенко просил команду расстрелять и артиллерийского кондуктора Шопарева, но матросы не согласились.

Ученик машиниста матрос А.Н. Заулошнов все порывался застрелить боцмана Зыбалова, но и его удержали.

До конца остался верен присяге строевой квартирмейстер Александр Денчик, пытаясь защитить офицеров. Матюшенко выбил у него из руки винтовку, пообещав, что он с ним расправится позднее. Каким-то чудом остались в живых машинный кондуктор П.Г. Бардкжов и сигнальный боцманмат Фридрих Веденмеер.

На протяжении многих лет в трудах по восстанию на «Потемкине» факт того, что потемкинцы не перебили кондукторов корабля — сверхсрочников, специалистов, прослуживших на флоте по 15—20 лет, подавался образцом революционной гуманности и даже излишней мягкотелости. При этом обычно писали так: «Подавляющее большинство их было верными помощниками и слугами офицеров, являясь связующим звеном между офицерами и нижними чинами. Им вменялось в обязанность следить за “порядком” на корабле и доносить на всех подозрительных и политически неблагонадежных матросов. За это они пользовались рядом привилегий, имели даже свою кают-компанию. Некоторые матросы требовали расправиться с кондукторами так же, как и с офицерами. Но часть команды выступила против, и великодушно предложила простить их, поверив лживому обещанию во всем повиноваться восставшим и честно нести службу. Дальнейшие события показали, как дорого заплатили матросы за свое великодушие».

На самом деле ни о каком великодушии речи и быть не могло. «За прошлые обиды» матросы преследовали по всему кораблю боцманов, фельдфебелей, кондукторов, избивали их, выводили на суд команды и угрожали расстрелом. Кондукторам была уготована та же участь, как и офицерам, если бы матросы могли сами управлять кораблем Сборная команда со всего флота с большим количеством новобранцев была не в состоянии управлять кораблем и его эксплуатировать. Это могли обеспечить исключительно сверхсрочные унтер-офицеры, только поэтому они и были оставлены в живых.

При этом традиционно (опять же бездоказательно) считается, что группа противников восстания на «Потемкине» была относительно немногочисленна и состояла из 10 кондукторов и 60—70 матросов, в основном новобранцев. Оформленной организации эта группа создать не успела, но наиболее активные ее члены, сознательные враги восстания — прежде всего сверхсрочники-кондуктора и часть матросов, — устраивали тайные сходки. Возглавлял контрреволюционеров прапорщик Д.П. Алексеев, назначенный потемкинцами командиром корабля. Эта группа, если верить мемуарам потемкинцев, «вела активную агитацию, занималась провокациями и вредительством».

Историк Ю.П. Кардашев, откровенно симпатизирующий мятежникам, даст сверхсрочнослужащим «Потемкина» следующую характеристику: «Сверхсрочники корабля, исполнявшие обязанности младших командиров — боцманов, фельдфебелей, кондукторов, более определенно, чем офицеры, проявили свое отношение к восставшим». Эта небольшая по численности группа, составлявшая всего 16 человек, занимала особое положение среди личного состава корабля. Получая в отличие от рядовых матросов различные льготы и преимущества, они стали открытыми или тайными противниками восстания. Оставленные на броненосце по решению судовой комиссии сверхсрочники всячески вредили восставшим. Отказывались от выполнения своих обязанностей, уговаривали матросов не подчиняться распоряжениям руководителей восстания, вели переговоры со сверхсрочниками броненосца «Георгий Победоносец» с целью захвата власти на восставших кораблях и уводе их в Севастополь. Тайно составляли списки активных участников восстания, планировали арест судовой комиссии и выступали против эмиграции команды. Все они вернулись в Россию сразу же после высадки матросов в Румынии и выступили свидетелями на суде по делу о восстании, назвав имена практически всех его участников».

Вызывает уважение, что сверхсрочники-кондукторы, едва не погибнув от рук мятежников, фактически сразу лее возглавили реальную оппозиционную работу на мятежном корабле, стремясь восстановить законную власть.