Змея в тени орла - Наталья Игнатова

А бойцы затихли. Слушали привычно-внимательно. И удивленно. Эта песня не походила ни на какие другие:

Кто то погасит свечи.Кто то выпьет бокал вина.Где-то наступит вечер.Чья то чаша выпита до днаКобра свернулась болью.Выбросить окурок в лужу и в путь.Битву закончить кровью.Только прошу я тебя, не забудь…

«Как мы шли…» – рывком вспомнила Эфа. И поспешно принялась гнать воспоминания.

«Крейсер «Гончая», ушедший в дальний поиск…»

* * *

Набор слов. Просто набор незнакомых, непривычно звучащих слов.

Как мы шли, разбивая лбы о лед,Каждый рвался лишь вперед,Вряд ли кто-то нас поймет и простит.Но мы шли, разбивая ноги в кровь,Признавая лишь любовь,Нас тянула к себе боль, как магнит…

Струны лютни рокотали приглушенно. Не играют так на лютнях. Так вообще ни на чем не играют, но только так должна звучать эта непонятная, словно на чужом языке сложенная песня.

Боги обрубят крыльяТем, кто взлетел, осталось упасть.Звезды покрылись пылью.Друг, если можешь, не дай мне пропасть.Если захочешь выжить.Рот – на замок и захлопни глазаТолько ты слышишь, слышишь…Где-то вдали прогремела гроза.Как тогда.

Стать мужчиной? Эфа была уверена, что в мужском обличье она поймет эту песню. Не так, как понимают, а правильнее сказать – принимают непонятные стихи или чуждую музыку. Она поймет эту песню, как давно знакомую.

Вспомнит?

Да. Может быть.

Но становиться мужчиной Разящая не собиралась. Она не любила вспоминать. К тому же мужчина был слаб. Даже когда появлялась у него мысль запереть Эфу в глубине своего разума, Разящая легко брала верх.

Стук захлопнутой двериХуже, чем выстрел под сердце. В упор.Все мы устали верить.Кто не убийца, тот, стало быть, вор.Только мне снятся звезды,И я не верю, что так нужно стрелять.Друг, ведь еще не поздноСнова вернуться и все переиграть.

Поздно.

Поздно. Ничего не вернуть. И не нужно ничего возвращать. Нельзя.

– Ну и хватит с вас орочьих песен. – Йорик протянул лютню Эссору. – Твоя очередь.

Эльф поморщился. Лютню взял и молча положил на траву рядом. Так и сидели все. Молча. В лагере кипела предотбойная жизнь. Шумели голоса. Стучали топоры. Где-то звенели посудой. А здесь было тихо.

– Плохая песня, – изрек наконец Стаф. Кентавр лежал, изящно подогнув под себя ноги и расслабленно сутулясь человеческим торсом. – Но хорошая. Как после нее петь?

– О чем она? – хмуро поинтересовался Ивир. – О доме?

– Может быть. – Йорик пожал плечами. – Какая разница?

Разница была, и он это знал. И все знали. Йорик никогда раньше не пел песен «о доме». Другие – да. Пели. Вспоминали. И песни, такие разные, были все-таки похожи. Разные миры, но время – одно. С разбросом в несколько десятков, может быть, в сотню лет.

Только Рашид…

Когда перевертыш появился на полигоне, у него было с собой оружие, не знакомое никому на Острове. Йорик, тогда еще десятник, да и десятник-то лишь потенциальный, безошибочно опознал в небольшой, изящно выгнутой вещице легкое плазменное ружье. Оформленное непривычно, конечно, но все-таки знакомо. Просто есть вещи, которые в любых мирах делаются более или менее похожими. Потому что рассчитаны на людей.

Йорик, помнится, люто Рашиду позавидовал.

Впрочем, аккумуляторы в ружье сели довольно быстро, а подзаряжаться на Острове отказались. Ох и злился тогда новоявленный боец отряда Сорхе. Ему противна была сама мысль о холодном оружии.

* * *

Легенда молча поднялась и пошла к лагерю. Тут же следом за ней направился Линнар. Ивир проводил эльфийку взглядом, но скорее машинально. Без особого интереса. И Йорик порадовался равнодушию валатта. Может быть, он поторопился с мрачными прогнозами, касающимися драки?

«Ну, ты-то свое, положим, уже получил, – на помнил себе орк. – И получил отнюдь не за эльфийку…»

– Спой, Эссор, – попросил он, доставая трубку. – А то мы тут от мыслей о высоком с тоски помрем.

– Мне что непонятно… – Исхар развязал свой кисет, протянул Йорику, а сам принялся набивать трубку табаком сотника. – Вроде песня-то такая… ну… – Орк пошевелил когтистыми пальцами.

– Безнадежная, – подсказал Ивир.

– Да. И злая. А драться хочется.

– Да тебе всегда драться хочется, – хмыкнул Гоблин. К музыке он был равнодушен совершенно, но посидеть и потаращиться на слушателей обожал.

– Она не безнадежная, – медленно произнесла Эфа.

Эфа?

Йорик глянул на шефанго с откровенным любопытством.

– Она – наоборот. – Низкий голос звучал завораживающе-лениво. – А драться хочется, потому что нужно что-то делать.

– Прям про нас. – Исхар затянулся. Замолчал. И снова повисла тишина. И снова тишину нарушила Эфа:

– Не о вас эта песня. Вы сидите и ждете, пока вам разрешат что-то сделать. Ну, или пока нападут эти… Вы нападение отбиваете и снова сидите. Думаете, пророчество исполнится?

Шефанго поймала взгляд Йорика. И не успела еще решить, возмутиться или не обращать внимания на усмешку в прозрачной, теплой желтизне его глаз, как уловила, что точно так же, насмешливо, но понимающе, смотрят остальные.

На нее смотрят.

С насмешкой.

И воображают, что могут что-то понимать!

Раньше, чем придумала она, что сказать, как осадить всех этих «вояк», как объяснить им раз и навсегда, что есть Эфа, Йорик спокойно произнес:

– Пророчество уже сбылось. Весь вопрос в том, насколько… Эссор…

– Да. Пожалуй, – задумчиво отозвался эльф. И взял-таки лютню.

* * *

Сногсшибательная новость не вызвала ни малейшего волнения. Словно все знали, что Йорик скажет о пророчестве именно сегодня и именно так вот, равнодушно-спокойно. Эссора слушали. Тихо слушали – здесь вообще было принято слушать песни молча и сосредоточенно. Эльф пел что-то на незнакомом Эфе языке. Но пел хорошо. Просто удивительно хорошо. Эфе нравилось.

Она слушала и поглядывала по сторонам.

Здесь, в тесном кругу собравшихся вокруг сотника, все уже были знакомы ей. Шестеро десятников. И человек десять бойцов. Из старых наборов.

Легенда с Линнаром исчезли куда-то. Надо думать, десятник показывает эльфийке лагерь. Кто где живет, чем занимается. Кстати, о занятиях…

Несколько минут Эфа с любопытством таращилась на солдат, растянувших между двумя столбами сеть вроде рыболовной. Двенадцать взрослых, с виду вполне нормальных мужчин занялись каким-то совершенно непотребным делом. Начали кидать через эту сетку кожаный шар. Гомонили и ругались весело. Радовались чему-то. Рычали друг на друга. А вокруг толпились зрители. Числом куда поболе. Зрители вели себя не менее азартно. И не менее громко.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});