Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это вспоминается мне, когда мы проходим вблизи Ямала и в туманной дымке виден его пологий, пустынный берег…
…К Диксону мы подходим холодным ветреным вечером. Идем по створам — полосатым треугольникам, поставленным на мысах и высоких скалах. Плещется за бортом синяя вода. И вдруг она как бы расцветает: то тут то там появляются медузы, похожие на крупные оранжевые цветы.
Заканчиваются последние мили, отделяющие Нарьян-Мар от Диксона. Уже хорошо видны каменистые голые берега острова, поселок, несколько черных, маленьких скал, на которые с шумом набрасываются волны. Между камнями пестреют цветы — незабудки, ромашки, подснежники, маки.
В рубке работает рация, доносятся бесконечные переговоры между портом и судами на рейдах. К этим голосам присоединяется и голос «Приморска», испрашивающего «добро».
В Диксонском порту тоже тесновато, и нам с трудом находят место у стенки. Несколько последних минут ожидания, пока спустят трап…
— Мы тут дня два простоим. Зайдете, надеюсь? — спрашивает Виктор Платонович.
Кто- то помогает мне надеть рюкзак. Трап уже спущен, можно сходить на твердую землю. Как обычно, в эти минуты на душе если не тревога, то некая забота, которая овладевает новичком в незнакомом городе: куда идти? где устроиться на ночь? И вдруг…
— Товарищ… — дальше следует моя фамилия, — есть?
— Есть, — машинально отвечаю я и спохватываюсь: что за наваждение? Откуда и кто знает меня на Диксоне?
К трапу тем временем подходит человек средних лет в форме Гражданского Воздушного Флота.
— Разрешите представиться: Иван Иванович, заместитель начальника аэропорта. Сейчас я провожу вас в гостиницу для пилотов. Не возражаете?
Я непроизвольно оборачиваюсь и встречаюсь глазами с улыбающимся первым помощником капитана. Сразу вспоминается вчерашний мимолетный разговор. Значит, Игорь Алексеевич связался по рации с Диксоном, кого-то разыскал, договорился…
Когда нет летной погоды
До гостиницы летного состава мы добираемся рейсовым катером «Чайка», который ходит между островом Диксон, где остался морской порт с моим «Приморском», и «городом» — материковым поселком Диксон. Сильный боковой ветер раскачивает суденышко с пассажирами, зябко кутающимися в свои совсем не летние одежи. Иван Иванович, напротив, будто нарочно, подставляет себя ветру, даже снимает форменную фуражку и чуть ли не обмахивается ею.
— Привык к морю, — говорит он весело. — Я ведь на флоте пятнадцать лет служил. Пять лет на Черноморском, десять — на Тихоокеанском.
На Диксоне Иван Иванович не так давно, и, когда в управлении его спросили, надолго ли он собирается в Арктику, он ответил: «Лет на десять. Летать не люблю». Начальник управления улыбнулся: «Полетать все равно придется. Служить-то будете в авиации».
— Ну летаю, конечно, только не с места на место, как некоторые, а на полярные зимовки, на маяки, с ледовой разведкой. И знаете, чувствую, что живу здесь недаром. Тут, как говорится, я для своих авиаторов и папа, и мама, и милиционер. Времени только не хватает. Вот консультативный пункт для заочников организовали, из товарищей с высшим образованием. На мою долю достались английский язык и философия.
…Диксон мало похож на другие северные поселки, в которых мне довелось побывать. Он какой-то особый — ладный, уютный. Несмотря на недавний дождь, улицы почти сухие: вода просачивается через песок. Во дворах она скатывается с лобастых угрюмых камней, на которых каким-то чудом держатся нежно-кремовые маки — грубость и нежность уживаются рядом. Маков очень много, лепестки тончайшей работы трепыхаются на ветру, складываются и раскрываются, как крылышки. Маки в поселке, на берегу, в тундре…
Вычитал я в одном журнале, что эти маки, как и некоторые другие арктические цветы, умеют улавливать солнечную энергию. Оказывается, лепестки мака скроены природой так, что получилась своего рода параболическая линза, собирающая лучи солнца к центру цветка, туда, где находятся тычинки и пестик. В этой «отапливаемой» зоне жизненные процессы проходят быстрее, активнее, а это очень важно для растений Крайнего Севера, где теплые дни можно пересчитать по пальцам.
— Теплынь! — с удовольствием говорит Иван Иванович.
— Да ну? — мне холодно, зябко на ветру с Ледовитого океана, от заструг снега, от голубых льдов в бухте. — И снег вон не растаял.
— Четырнадцать градусов сегодня. Это у нас редкость. Средняя температура двух летних месяцев, самых жарких, — плюс пять.
— И туман к тому же…
Туман возникает как бы из ничего. Прозрачная даль мутнеет, только что хорошо видимые контуры зданий расплываются. Все это происходит за считанные минуты, почти внезапно. И вот уже туман так плотен, что в него входишь, как в воду, во что-то сугубо материальное, что можно ощутить не только зрением, но и осязать — руками, лицом.
Я расспрашиваю Ивана Ивановича, как добраться до Норильска и летают ли туда рейсовые самолеты.
— Летают, конечно. И в Москву летают, и в Тикси, и в Хатангу, и в Красноярск. Кстати, вы знаете, что до полюса от нас ближе, чем до нашего краевого центра?
В небе то затихает, то нарастает гул мотора. Самолета не видно. Да что самолета? Дом на той стороне улицы и тот едва заметен!
— Зря кружится, — говорит Иван Иванович.
— Куда ж ему деваться?
— В Амдерму, возможно, направят, а скорее — в Хатангу. Хатанга, между прочим, почти всегда открыта. А у нас не туман, так ветер. Раз-два и какую-либо пушинку за полсотни метров унесло.
В гостинице на редкость тепло и уютно. Очень много комнатных цветов — в вестибюле, в номерах, в коридорах, в столовой. Иван Иванович представляет меня заведующей и с притворной строгостью в голосе требует, чтобы меня кормили не хуже, чем самых заслуженных пилотов.
…Ну вот я и снова «дома». Можно отдохнуть, собраться с мыслями, исписать еще несколько страничек в блокноте, перезарядить «зоркий» и заодно узнать, что посмотреть в поселке.
Иван Иванович оживляется.
— Да всюду интересно. Штаб морских операций. Порт. Памятник Бегичеву. Братская могила защитников Диксона. Самое северное в мире подсобное хозяйство. Самая северная в мире школа. — Он вдруг заразительно смеется: — Самый тяжелый в мире летчик — сто сорок килограммов веса! Он у нас в ледовой разведке работает… Где его найти? Да в штабе морских операций. После обеда можете туда сходить.
Деревянные тротуары на круглых лежаках чисты, вымыты дождем, то тут, то там белеют свежие доски-заплаты, и не одуванчики, как в других северных городах, а вездесущие полярные маки выглядывают из-под них. От главного, так сказать магистрального, тротуара уходят в стороны, к домам, стоящим в глубине дворов, такие же деревянные удобные настилы, только поуже, и по одному из них я добираюсь до штаба морских операций.
- По нехоженной земле - Георгий Ушаков - Путешествия и география
- Соломоновы острова - Ким Владимирович Малаховский - История / Политика / Путешествия и география
- Перевёрнутый полумесяц - Мирослав Зикмунд - Путешествия и география
- Плавание вокруг света на шлюпе Ладога - Андрей Лазарев - Путешествия и география
- Арктика в моем сердце - Клавдий Корняков - Путешествия и география
- Ралли Родина. Остров каторги - Максим Привезенцев - Путешествия и география / Русская классическая проза / Хобби и ремесла
- Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа - Эмилио Сальгари - Исторические приключения / Морские приключения / Прочие приключения / Путешествия и география
- На тандеме до Тихого океана - Людмила Басалаева - Путешествия и география
- Морской узел - Александр Граевский - Путешествия и география
- Как я ездил в поход с Караваном - Алексей Дещеревский - Путешествия и география