Опасный обман - Линн Керстен

Вернулся слуга с заказанным бренди, большим бокалом, заполненным до краев, и тут же отправился выполнять очередное поручение. Джаррет проглотил почти половину напитка, ожидая знака, который ему должны были подать, и надеясь, что сможет его распознать. Снова заговорил Фидкин:

– …ждете от «Рая» самого лучшего. Возможно, не было ничего такого исключительного; как молодая женщина, чья красота, талант и ум оживили наш театр. Теперь, по общему требованию, она согласилась дать одному из вас возможность заполучить ее.

Крики одобрения и свист, как будто мужчины услышали эту новость впервые. Слуги передвигались между столиками, наполняя бокалы, принося тарелки с сыром и вазочки с орехами. Джаррет достал из карманчика жилета свою золотую гинею, приносящую ему удачу.

– Как приличествует женщине ее достоинств, она предлагает себя, выставив определенные условия.

Возгласы и шиканье в толпе. Фидкин помахал руками.

– Я разделяю ваши чувства. Но будь она обыкновенной, вы не собрались бы здесь, чтобы соревноваться за ее услуги. И когда она появилась у нас в «Раю», мы тоже предложили ей некие условия. Туда входил контракт, регулирующий это соглашение, составленное специально для того, чтобы защитить ее от некоторых из наиболее необычных предпочтений наших гостей. Вы ведь не захотели бы, думаю, чтобы ей постоянно наносили вред.

На этот раз не последовало никаких возражений, лишь невнятное бормотание.

– Участник аукциона, предложивший самую высокую ставку, будет пользоваться исключительным вниманием Гаэтаны на протяжении недели. Она не станет выступать в театре, если он того не пожелает. За исключением вполне понятных ограничений, она согласна подчиняться любому его приказу и потакать его самым неожиданным желаниям. – Фидкин широко улыбнулся. – Чтобы быть честным, я должен предостеречь джентльмена, которому она достанется. Очень похоже на то, что она сделает так, что в будущем вас не сможет удовлетворить никакая другая женщина.

Смех, возгласы одобрения. Кто-то громко выкрикнул:

– Хватит болтовни! Приведите ее!

Широко взмахнув рукой, Фидкин отступил в сторону, в оркестре зазвучали фанфары, изменилось освещение сцены. Джаррет затаил дыхание.

Он ждал… ну, он сам не знал чего, собственно. Конечно, не заговорщика в маске, в брюках, с ножом, приставленным к его горлу. Знакомую бестелесную певицу за занавесом… Нет. Возможно, буйную танцовщицу-цыганку или кокетливую озорницу на качелях. Скорее всего насмешливую кокетку, которая уселась ему на колени, потешалась над ним, возбуждала и перевернула его.

Кто же она такая, черт ее возьми? Они встретились всего дважды, и очень коротко, но она уже успела продемонстрировать полдюжины женщин, которые могли бы отразить ее истинную натуру. А возможно, и нет.

И вот на сцене появилась величественная, словно богиня, совершенно другая женщина. Казалось, весь свет сконцентрировался в том месте, где стояла она, в темно-синем платье, струящемся как вода. Талия была перевязана серебряным шнуром, на плечах платье удерживали серебряные пряжки, оставляя открытыми руки, и только. В то же время шелковая ткань намекала на все сокровища, которые она скрывала.

Девушка изящно протанцевала по кругу. Волосы, заплетенные в толстую косу до пояса, не скрывали ее лица. Оказавшись перед залом, полным мужчин, она слегка вздернула подбородок, как бы говоря: «Вот я какая. Сколько же я, по-вашему, стою?»

«Больше, чем у меня когда-нибудь будет», – с сожалением подумал Джаррет.

Вздохи сотни мужчин и его собственный вздох прозвучали как порыв ветра. И потом он заметил ее взгляд, направленный на то место, где он сидел накануне вечером.

– О, это было бы слишком предсказуемо, дорогая, – прошептал он, стискивая в пальцах счастливую монету.

Фидкин дождался, пока восторги, вызванные ее появлением, достигнут пика, потом снова вышел на свет.

– Лишь мужчина с сильным характером может претендовать на нее, – сказал он. – И еще ему потребуется дерзость. Это событие, которое бывает лишь раз в жизни, джентльмены, для того единственного среди вас, кто сможет бороться до конца и заплатить требуемую цену. Начинаем торги!

Его здесь нет!

Она должна была бы это предвидеть. Человек с сомнительной репутацией, как ей его описали, которому будут рады другие гости. А почему бы и нет? Он точно такой же, как и они, безответственный хам, которого совершенно не волнует выполнение своего долга.

Значит, теперь она будет продана одному из этих мужчин, которые строят ей глазки, чьи жадные взоры так и липнут к ее груди и низу живота.

Это не важно, решила она. Деринг мог оказаться бесполезен как союзник и раздражать ее. Ей сейчас было нужно, чтобы ее купил мужчина с ограниченными физическими возможностями и небольшим умом. Это позволило бы ей большую часть времени использовать для своих целей. Ясно, ей придется одной справляться с делом, но об этом она не слишком сожалела. Жизнь научила ее решать свои проблемы самостоятельно, не полагаясь ни на кого.

Она посмотрела в глубь зала, не видя ничего, входя в образ, выбранный ею на сегодняшний вечер. Греческая аристократка, преданная мужу и семье, продает себя, чтобы оплатить их долги. У ее ног толпится чернь, обсуждая ее достоинства, оценивая ее стоимость. Она слышит насмешки, хвастливые выкрики и иногда – предложение оскорбительной цены. Они хотели затянуть это действо, превратить его в спектакль. Что за удовольствие, если кто-нибудь утащит ее раньше времени?

Позор, бесчестие… Эта мысль жгла ее. Она чувствовала себя оскорбленной, ниже любого человека, хуже животного. Несколько лет назад она предпочла отказаться от своей личности, но не понимала, что сброшенную, как ей казалось, кожу с нее будут сдирать все снова и снова.

Она могла бы вынести это. Ведь сюда она прибыла, готовая к смерти. Даже желая конца, если тот перетянет чашу весов. Она не считала, будто вечный покой может быть меньшей жертвой, чем та, которую она сейчас приносила.

Уроки следовали один за другим, и каждый последующий – более жестокий, чем предыдущий. Нет для нее отпущения грехов без покаяния, их искупления – без наказания.

– Тысяча гиней, – выкрикнул кто-то.

Свет канделябров заплясал перед глазами. «Что, если я упаду в обморок? Что тогда?»

– Тысячу сто!

– Не будь дураком, Лоррик. Зачем она тебе?

– Тысячу двести! – предложил другой голос, постарше. Это хорошо.

– Тысячу четыреста!

«Но что я смогу узнать одна? Мне не разрешат ходить, куда мне вздумается. Все это зря».

Звук, отличный от всех прочих, возник у входа в зал. Атмосфера резко изменилась, будто окна открылись. Лениво, как кот, Деринг не спеша прокладывал себе путь к сцене среди столиков. Почувствовав движение в зале, мужчины обернулись посмотреть, в чем же дело.