Оружейник-2. Азартные игры со смертью [СИ] - Олег Шовкуненко

— Пашка, поднеси сюда коптилку, — приказала девушка.

Мальчишка со светильником в руках подошел, и Лиза начала урок зоологии:

— У крестовика самое опасное место это лапа с ядовитым шипом. Вот она, я сейчас как раз за нее и взялась. — Лиза поднесла конец волосатой конечности к свету и продемонстрировала острый, слегка изогнутый коготь сантиметра четыре длиной. — Поэтому всегда лучше держать за нее. Крестовик даже если и дернется, в смысле если он еще не до конца пришибленный, то все равно ударить не сможет.

— Этот-то, дохлый? — спросил я, беспокоясь за свою подругу.

— Этот… — Лиза подняла инопланетного паука повыше, так чтобы круглое туловище того оказалось как раз напротив ее глаз. — Этот точно дохлый.

— Дальше, — потребовал Загребельный.

Лицо подполковника выражало неподдельный интерес… и еще некоторое сожаление, может даже досаду. Я сразу смекнул, что в памяти у Лешего прокручиваются фрагменты из его героического прошлого, и подполковник очень жалеет, что тогда ничего не знал об источнике пищи под названием крестовики.

— Съедобны у них только лапы, — тем временем продолжила Лиза. — Три лапы, — тут же поправилась она. — Ту, на которой шип, трогать ни в коем случае нельзя. Внутри проток с ядом. Как ни старайся, все равно его раздавишь.

— Только три лапы… — задумчиво произнес я, намекая, что от такой дичи не очень-то разжиреешь.

— Мяса получается всего грамм триста, но это хорошее мясо.

Лиза сперва пояснила, а затем, выудив откуда-то из темноты небольшой топорик, ловко отделила три съедобные конечности. Она отшвырнула бесполезное, теперь уже одноногое туловище и стала обухом топора, словно орехи, колоть покрытые хитином лапы. Внутри каждой из них обнаруживались продолговатые кусочки белого мяса, очень похожие на давно позабытый деликатес под названием крабовые палочки.

— Если в углях запекать, то надо лапы целиком ложить, а уж потом колоть и есть, — проинформировал Пашка, опуская коптилку на пол.

— Но сейчас-то мы кашу с мясом готовим, — заметила его сестра. — А значит, сперва чистим, а уж потом варим.

— Давай помогу, — предложил я и стал подыскивать на полках что-либо похожее на кухонный топор Лизы.

Не скажу, что мне очень уж хотелось копаться в паучьих потрохах, но, во-первых, долг джентльмена, а во-вторых, надо же было доказать самому себе, что я тоже могу прикоснуться к этой мерзости. Когда под руку подвернулся тяжелый хорошо оточенный тесак, стало понятно, что испытание моей выдержки начинается.

Ощущая под пальцами колючую щетину, вымазываясь в бурую жижу с резким запахом аммиака, я рубил многосуставные, как гибкая телескопическая антенна, конечности. Затем переворачивал тесак тупой стороной и крошил твердую оболочку. Хватаясь за каждую новую лапу, я заставлял себя не кривиться. После разделки третьего или четвертого крестовика это стало получаться, ну или почти получаться. Гримасу отвращения на моем лице сменило что-то совсем иное.

— Ты сейчас на маньяка похож, — пошутил Загребельный. — Такой же тупой и кровожадный взгляд. — Подполковник на пару с мальчишкой занимались тем, что ножами выковыривали мясо и собирали его в кривую, битую эмалированную миску.

— Ха-ха, как смешно, — огрызнулся я. — Ты давай, работай и не умничай.

Сказал я это так… чтобы отмазаться. На самом деле подгонять Андрюху не было нужды. Они с Пашкой трудились куда проворней, чем мы с Лизой, и в миске уже накопилось килограмма два паучьего мяса. Вот только вид и аромат у него были весьма подозрительными.

— Когда промоем от крови, почти весь запах уйдет, — Лиза перехватила мой озабоченный взгляд. — А когда сварится, вообще ничего такого не аппетитного чувствоваться не будет.

— Надеюсь, — я подкинул Лешему последнюю из обработанных мной паучьих конечностей и с несказанным наслаждением наконец распрямил спину.

Пока ужин варился, у нас появилось немного свободного времени. Лиза хотела употребить его на уборку, но Загребельный не позволил.

— Незачем суетиться и попусту тратить силы, — пояснил он. — К завтрашнему вечеру здесь все равно не останется ни одной живой души. Так что и посуда, и уборка… К дьяволу их! Убежище, как и все Одинцово, это уже прошлое.

Лиза знала о наших планах по перемещению раненых в Подольск, а поэтому поняла что имел в виду подполковник и возражать не стала. Общими усилиями мы собрали очистки в мешки, сунули их в грязную миску и запихнули все это в дальний угол кухни. Авось до утра не завоняются.

Основательно вымыв руки, благо дефицита воды в убежище не наблюдалось, мы стали одеваться.

— А мне уходить нельзя, — сообщила девушка. — Кто же будет за едой приглядывать?

— И я останусь, — Пашка повернулся спиной к своим пожиткам. — Тепло тут.

На кухне стало действительно тепло, почти жарко. И эту благодать даже не мог испортить чад, который исходил от плиты. С вытяжкой явно что-то произошло, поэтому часть дыма теперь шла внутрь помещения. Он подымался к закопченному потолку, словно цеплялся за него и призрачными извивающимися червяками полз в направлении входной двери и раздаточного окна.

Я вспомнил слова Загребельного. Кажется, тот говорил, что в наглухо закрытых помещениях огонь лучше не разводить. Однако это он имел в виду костры, которые жгут всю ночь. Сейчас же огонь в плите развели только, чтобы приготовить пищу. Всего через какие-нибудь полчаса его затушат или он погаснет сам. Подумав о приближении холода, я поежился.

— Знаешь, Андрей, давай и мы останемся. Костер, хорошая компания… Что еще надо человеку? — произнося эти слова, я взъерошил Пашкину белобрысую шевелюру.

— Почему нет? — Лешего не пришлось долго уговаривать. — А ну, молодежь, сгоняйте за стульями, а то старые дядьки едва на ногах держатся.

Стоило Лизе с Павлом покинуть кухню, как я зашипел на приятеля:

— Э… ну ты, полегче с определениями. Какие же мы старые?

— Что, седина в бороду, бес в ребро? — осклабился Загребельный. — Скажи ей, что тебе тридцать, а выглядишь на полтинник потому как… — Леший прыснул и припомнил бородатую шутку: — У верблюда два горба, потому что жизнь борьба.

— Лиза знает сколько мне, — я уже и сам был не рад, что начал этот разговор.

— Тогда вообще не вижу смысла обижаться, — мой приятель в недоумении развел руками.

Когда я угрюмо промолчал, Андрюха пошел на попятную:

— Ладно уж, больше ни слова о возрасте. Обещаю. — Леший помедлил и добавил: — Только один совет…

— Ну.

— Побрейся. А то рожа у тебя, прямо как у криминального элемента с Кавказа, — слово "Кавказ" Загребельный произнес с колоритным грузинским акцентом.

Вот чего-чего, а грузином меня никогда не величали. Может именно поэтому я тут же поднес руку к лицу и ощупал его словно слепец. Худые впалые скулы и квадратный, слегка тяжеловатый подбородок поросли недельной щетиной. Однако не думаю, что это уж очень делало меня похожим на горячих горных абреков. Насколько я помнил, их основными отличительными чертами всегда были орлиный нос и кепка-аэродром.

Цирк-зоопарк, нос! Я мигом коснулся своей переносицы и обнаружил на ней хорошо прощупываемый горб. Вот блин, проклятый ФСБшник, накаркал таки со своим верблюдом. Один горб у меня уже образовался. Притом все как и говорил Леший… борьба тогда была не на жизнь, а на смерть. Я тут же припомнил часы, проведенные в плену у кентавров. Мне тогда переломали не только нос, но и ребра. А о сотрясении мозга и прочих повреждениях моего бренного тела не стоит и вспоминать.

— А вот и мы!

На кухню протиснулись брат и сестра Орловы. Каждый из ребят тащил по два стула.

— Садись, Максим.

Лиза поставила рядом со мной просторное и удобное пластиковое кресло, такие обычно выставляли на открытых летних площадках или кафе. Остальные три стула были простыми деревянными, сконструированными без особых претензий на удобство.

— Везет же некоторым, — с наигранной завистью вздохнул Загребельный, и я понял, что он не только о кресле.

Минут пять мы сидели молча. Просто наслаждались покоем и видом весело горящего огня. Кроме этого кухня потихоньку наполнялась запахом готовящейся пищи, что само собой поднимало настроение, способствовало некоторой расслабленности и мечтательности. Нажраться и на боковую! А что, вполне приличная мечта для мира, в котором удачей уже считается дожить до следующего дня.

Все испортил Леший. Подполковник ФСБ не мог не думать о проблемах:

— Никак не могу взять в толк, почему они сегодня напали? — протянул он задумчиво.

— Ты о кентаврах? — переспросил я, с трудом возвращаясь из сладкого мира грез.

— О них, родимых. О ком же еще?

— Да, странно, — согласился я. — ОН не обещал, что шестилапые воспылают к нам горячей любовью, но гарантировал, что в течение двух месяцев атак не будет.