Бомба для банкира - Юлия Латынина

— Утюгом тоже жена прогладила? — спросил Тихомиров. — Перепутала с выходной юбкой?

— Э-э, — сказал Черкасов, — это я сам виноват. Я тут выпил немножко и заснул. А утюг на меня свалился.

— Пошли, — сказал Тихомиров директору.

— Куда?

— С нами. Хочу послушать, какую историю он расскажет без вашего присутствия.

— Он расскажет такую же историю, — сказал Валерий.

— Никуда я не пойду, — сказал Черкасов. — Что это, вообще, такое? Я сижу и ужинаю с друзьями, вдруг треск, грохот, врывается стадо милиционеров, топчут ковер в прихожей! По какому праву?

Один из парней за столом потихоньку опустил руки и поволок в рот длинный кусок севрюги.

— Руки на место, — рявкнул Тихомиров.

Парень пожал плечами и снова поднял руки.

— Да что же это такое? — взвизгнул Черкасов. — Если у меня жена дура, так это не значит что вся милиция должна плясать под ее дудку. Дайте поужинать!

Дмитриев длинно и непечатно выругался, и в избытке чувств пнул ногой стенку. Стенка негодующе крякнула.

— Значит, — сказал Тихомиров, опуская пистолет, — вы здесь живете один?

— Да?

— А это гости?

— Да.

— И долго у вас гости останутся?

— Вот поужинаем и поедем, — сказал Валерий.

— Очень хорошо, — сказал Тихомиров, — мы подождем в подъезде, пока вы поедете.

— Зачем в подъезде, — сказал Валерий, — в подъезде грязно, и пьют там только водку. Садитесь-ка с нами.

Тихомиров пожал плечами и сел за стол. Бандиты, как по команде, опустили руки, и потеснились, найдя местечко для четырех стражей порядка.

Черкасов с достоинством застегнул на обнаженном брюхе рубашку, и кто-то принес новым гостям чистые тарелки. Через пять минут милиционеры уверенно работали вилками.

Черкасов взял тарелку, положил на нее длинные золотистые ломти севрюги, несколько кусочков заморского сыра и черненьких, как девичьи глазки маслин, водрузил на тарелку ложку красной икры в обрамлении розочки из масла и нарезал аккуратно розовой ветчины и красно-коричневой, сверкающей белым глазком колбасы. Сверх всего этого он положил какой-то странный, незнакомый Сергею хлеб, и поставил тарелку перед Сергеем.

— Вы чего не едите? — спросил он.

— Мне кажется, — тихо сказал милиционер, — за этим столом кормят исключительно человечиной. Жженой человечиной.

Черкасов сглотнул.

— Но хотя бы выпьете?

Сергей поднял глаза: Валерий, перегнувшись через стол, протягивал ему рюмку. В рюмке плескалась прозрачная водка.

— Да, — сказал Сергей, — пожалуй, выпью. За закон и порядок, Сазан.

Когда Сергей проснулся, было уже светло. Голова раскалывалась, но не так, как с похмелья. Он лежал без сапог на том самом шикарном диване, на котором вчера сидел Валерий, и над его головой шумела незнакомая беляевская улица. Кроме сапог, с Сергея ничего не сняли. Сергей откинул плюшевое одеяло, которым его укрыли, и проверил кобуру. Пистолет был в кобуре, а обойма — в пистолете.

Сергей встал, и, перебирая босыми ногами, прошел на кухню.

На кухне Валерий, посвистывая, мыл вчерашние тарелки, и радио рассуждало о законопроекте по борьбе с преступностью. Заслышав шаги, он выключил радио, обернулся и приветственно помахал мокрым концом полотенца. Как будто у Сазана не было целой армии шестерок — мыть посуду и вытирать сопли.

— А где Черкасов? — спросил Сергей.

— Уехал. Помирился с женой и уехал. К жене, между прочим.

— А остальные?

— Тоже уехали.

— А мои люди?

— О, — улыбнулся Сазан, — ваших людей увезли еще вчера. Они были шибко пьяные.

— Я не был пьяный. Я выпил только две рюмки. Одну за закон и порядок, а вторую… — Сергей стал вспоминать, за что он пил вторую рюмку.

— За Феликса Джерзинского.

Сергей совершенно точно помнил, что он не пил за Дзжержинского, да и не мог пить.

— Я выпил одну рюмку, — сказал Сергей, — зато с клофелином.

— Да право, — сказал Валерий, — что бычитесь? Хлестнули на пустой желудок, да и свалились. Небось пили-то последний раз еще при советской власти?

Сергей сел на диван у пластикового столика. Валерий закрутил кран и, отворив холодильник, стал вытаскивать блюда с остатками вчерашнего застолья. Остатков было довольно много. Над тостером повисла сладкая дымка от подогреваемого хлеба.

Сергей намазывал на теплый хлеб венчики расплывающегося масла, клал сверху золотистую соленую рыбу и ел. Его дочка давно уже не видела такой рыбы, но на этот раз Сергей был очень голоден. Ел он с удовольствием, и кивнул, когда Валерий разлил по чашечкам ароматный, только что сваренный кофе. Валерий был хороший хозяин.

— У вас есть жена? — спросил Сергей.

— Знаете же, что нет.

— Ну, не жена. Любовница.

— Зачем вам это? Хотите взять в оперативную разработку?

Сергей отхлебнул кофе: кофе был вкусный. Боль в голове поубавилась.

— Ну и зачем вам понадобилось оставить ночевать меня на диване? — спросил Сергей. — О чем вы хотели поговорить?

Валерий молча помешивал ложечкой кофе.

— Скажите мне честно, — сказал Сергей, — не для протокола, — ведь вы украли этого Черкасова? Ведь вы его пытали, на глазах жены пытали, взяли кабель и кабелем били по морде? За сколько вы его отпустили?

Валерий помолчал.

— Скажите, Сергей Александрович, — как по-вашему, человек должен платить долги или нет?

— Допустим.

— Ах допустим. Ну, а если конкретно, — если человек взял подложный паспорт и по нему поимел банк на двести тысяч долларов, и не хочет платить долг, потому что у него другой паспорт, — он должен его платить или нет?

— Черкасов обманул банк? «Межинвестбанк»? И вы его выследили?

— Я этого не говорил, — улыбнулся Валерий.

— Итак, вы его поймали, чтобы он вернул долг Александру Шакурову. С процентами. И у него они нашлись?

— О, — сказал Валерий, — у него они нашлись. Это очень оборотистый человек, и он вовсе не проел эти деньги. Он превратил их в очень много имущества и сделал очень много добра. Но он взял ссуду по подложному паспорту и ужасно не хотел ее отдавать.

— Есть такая инстанция, как суд.

— Судья очень мало стоит. Судья стоит гораздо дешевле, чем двести с процентами. И потом, это несправедливо. Судья наложил бы арест на все его имущество, партнеры Черкасова перепугались бы, услышав обо всей этой истории, Черкасов бы разорился и попал в зону. И чем бы все это кончилось? В зоне бы появился еще один опущенный, а кредитор, скорее всего, так и не получил бы своего долга.

— А вы устроили все наилучшим образом?

— Я выполнил роль настоящего суда.

— Утюгом?

Валерий улыбнулся.

— Ну, — сказал он, — в каком-нибудь тринадцатом веке такому Черкасову попало бы не только что утюгом… — Мы не в тринадцатом веке.

— Ошибаетесь, Сергей Александрович. Мы — в тринадцатом веке. Государства нет. Люди делают, что хотят. А долго делать, что хочешь, нельзя — и люди начинают организовываться.

Есть люди, организованные сверху. Бывшие министры, нынешние миллиардеры. Вы знаете, как у них. У них своя охрана и свое правосудие, и кореши-генералы тренируют их парней на армейских базах. Есть люди, организованные снизу. У них не так много денег, и они вынуждены не приказывать бандитам, а сотрудничать с ними. И самое интересное будет тогда, когда те, кто продает родину сверху, встретятся с нами, людьми из низа. И мы станем выяснять, кто кого. Это будет настоящая демократическая революция в особом российском стиле.

Все остальное — это не страшно. Если какой-нибудь шизик пришьет старушку в подъезде, — это, знаете ли, не имеет ко мне отношения. Мне не нужны люди, которые могут пришить старушку в подъезде ни за что ни про что. Это первые кандидаты в наполнитель для железобетона. Я, кстати, справлюсь с ними эффективней, чем вы, потому что суду нужны доказательства, а мне достаточно подозрений.

Сергей молча ждал, что будет дальше.

— Уберите ваших людей из подъезда на Садовой, — сказал Сазан, — уберите с Кропоткинской. Занимайтесь полезными делами, — переводите старушек через улицу и ловите сексуальных маньяков. А Гуня и без вас получит свое.

— Мне пора, — сказал Сергей.

Он долго возился в передней, надевая сапоги.

Валерий шуршал на кухне пакетами и наконец вышел, держа в руке большую пластиковую сумку. Сумка была доверху набита деликатесами.

— Что это? — спросил Сергей.

— Человечина. Дочке. Пусть поест.

— Моя дочка не станет есть краденого.

Валерий усмехнулся.

— Вы не слишком легко отказываетесь за дочку?

Сергей почувствовал, что немилосердно краснеет, а съеденная за завтраком ветчина шевелится в животе. Он взял пластиковую сумку и побежал вниз.

— Сергей Александрович!

Валерий стоял на верхней площадке.

— Ну?

— Перед тем, как стрелять в следующий раз из пистолета, — прочистите ствол. Мы туда забили пулю другого калибра. Если бы вам вздумалось пострелять, он бы разорвался у вас в руках.