Шаман из космоса - Ксения Викторовна Незговорова

её сердца.

– Я не понимаю… – его лицо стало пепельным. Макс шумно сглотнул, закусил губу до крови, наклонился ещё раз и выпрямился, стиснув плечи.

– Она жива? – сдавленным шёпотом спросил Никита.

– Я… я… ни… ничего не с-с-с… слышу… – сбиваясь, ответил Макс и отвернулся.

Никита бросился к Мире, обхватил её запястья, пытаясь нащупать пульс, но всё оказалось тщетным: девушка была мертва. Значит, никакой он не освободитель и ему следовало бы самому стать добычей воронов вместо невинных, никому не сделавших зла пряничных человечков.

– Как же так… – юноша понял, что больше не может сдерживаться и выглядеть сильным. Слёзы полились по щекам, скатываясь прямо на ресницы уснувшей воительницы. Горячие серебряные капельки находили временное пристанище на её холодной коже.

– Ты так нужна мне, – продолжал говорить Никита, прижимая к губам хрупкие пальцы девушки, – ты нужна мне, Мира. Я снова хочу научиться мечтать в настоящем времени.

Кто знает, может быть, он нашёл правильные слова, потому что именно в этот момент случилось настоящее чудо: девушка воскресла. Шрам на бледной коже выглядел ещё ярче, чем обычно, и теперь Никита понял, когда и как он появился.

– Кит… Я так рада, что ты жив, – девушка обняла его шею и поцеловала в лоб.

– Мирка! – в один голос закричали друзья.

– Как ты нас напугала!

– Ты лежала и не подавала никаких признаков жизни…

– Слушай, прости нас. Мы больше никогда не будем с тобой ссориться.

– Ты лучшая подруга.

– Вы чудо, – улыбнулась Мира и приподнялась на локтях.

– А ты… – она повернулась к Никите и строго покачала головой. – Я прекрасно слышала, что ты сказал. Так что не смей отказываться от своих слов.

Несколько минут они разговаривали о пустяках, как будто ничего не произошло, рассказывали друг другу анекдоты и громко смеялись.

– Эх, кажется, пришло время прощаться, – Игнат взглянул на часы. Линда обрабатывала его рану, и он улыбался, похожий на довольного кота.

– Нам будет тебя не хватать, – Макс широко раскрыл руки, как будто собирался взлететь, и Мира с благодарностью обняла друга.

– А я опять ничего не понимаю, – напомнил о своём существовании Никита.

– Ты уже многое видел, и теперь знаешь, что случается с теми, кто перестаёт мечтать. Как я уже говорила, нас было больше, но время от времени нам приходится сражаться, и некоторых заклёвывают до смерти. Всё же есть и счастливцы, которых забирают. Ты ведь пришёл за мной, не правда ли?

Никита заёрзал на стуле и почувствовал такую же неловкость, как на станции Двойной эспрессо, где его приняли за шамана. Ему стало жарко, и он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Все ребята смотрели прямо на него и как будто чего-то ждали, но на этот раз юноша действительно не знал, что именно должен сказать.

– Если честно, и сам не представляю, для чего я здесь и кто всем этим управляет… Меня везёт какой-то странный автобус, и Медовый раф – это всего лишь одна из остановок. Но если ты не боишься, я буду рад взять тебя с собой.

Друзья с одобрением зааплодировали: по-видимому, бариста в очередной раз попал в точку. Может быть, из него всё-таки получится неплохой сценарист?

Когда они вышли из хижины после тёплого и немного грустного прощания, длинный автобус уже дожидался у входа в хижину. Но теперь Никита знал, что больше не одинок, и это придало ему сил. Он пообещал себе, что постарается вынести даже самое тяжёлое испытание. «Не знаю, для чего это нужно, но я собираюсь бороться до конца!» – твёрдо решил кофевар, чей кофе, кстати говоря, никто так и не попробовал.

– Ого, привёл девчонку, – не удержался от комментариев вихрастый мальчишка. Он занимал два сидения, с нахальным видом доедал гигантский гамбургер и нарочито громко чавкал.

– А я уж надеялся, что ты не вернёшься, – недовольно буркнул Никита, пустил Миру к окну и сел рядом.

– Не дождёшься, – Кит показал попутчику язык.

– Не очень приятный мальчуган, – прокомментировал бариста, обращаясь к девушке. Та ничего не ответила, но понимающе улыбнулась. Она вообще была слишком понимающей для своего возраста.

***

За окном кидаются снежками беспечные дети. Кит греет замёрзшие пальцы о горячую кружку и думает: неужели и он был когда-то таким же? И тоже радовался первому снегу, умел лепить снежки, бросал их в какую-нибудь девчонку и прятался за углом школы.

Татьяна Васильевна наливает кипяток, густая каштановая прядь падает на её сосредоточенное лицо, кольцо на безымянном пальце путеводной звездой мерцает в полутьме.

Маленький кабинет немецкого языка, в котором забыли сделать ремонт. С чувством уязвлённого самолюбия шипит старинная лампа. Чтобы избавиться от её недовольного ворчания, Никита гасит свет. Запах малинового чая успокаивает, и юноша чувствует, как постепенно расслабляется. Он облокачивается на парту, исписанную нецензурными словами, и наблюдает за тем, как Муза размешивает чай. Она улыбается и, кажется, размышляет о чём-то своём. Эти мысли всегда такие добрые и светлые, что на её лице отражается красота невоплощённого слова…

Муза. Знаешь, вы – мой первый и последний выпуск. Пришло время следовать предназначению.

Кит. Я счастлив, что познакомился с вами. Уроки литературы были лучшими в моей жизни.

Муза (смеётся). Да уж, если вспомнить, сколько других уроков ты прогулял… Учительница химии говорила, что тебя нужно исключить из школы.

Кит. А вы ни разу по-настоящему не отругали меня.

Муза. Я плохой классный руководитель.

Кит. Нет… Просто мы все пользовались вашей добротой. Но нам очень стыдно. В первую очередь, конечно, мне.

Муза (топит ложкой кусочек сахара).

Кит (рисует пальцем по вырезанным на парте буквам. Думает, что это, своего рода, произведение искусства, и из школьных надписей можно составить книгу афоризмов).

Кит. А какой он – ваш муж? Надеюсь, он осознаёт, как ему повезло?

Муза (невольно краснеет). Он достойный человек, и я его люблю.

Кит. Как Маяковский – Лиличку?

Муза. Не так безответственно, но так же преданно.

Кит. Думаете, Маяк был слишком преданным?

Муза. Сердцем – да. Кстати, и почему мы вдруг говорим о Маяковском?

Кит (пожимает плечами). Просто хочу убедиться, что вы счастливы.

Муза. Иногда мне кажется, что я намного глупее и младше тебя.

Кит. По-моему, это прекрасно.

Муза. Ты сейчас согласился с тем, что твоя учительница глупая?

Смеются, пьют чай и едят пряничных человечков, которые испекла сама Татьяна Васильевна. Никита долго разглядывает одного из них, прежде чем съесть; ему кажется, что эта улыбка – защитный панцирь несчастного существа, которое находится на грани жизни и смерти. Однажды он прочитал, что быть счастливым – это значит