Ловцы ветра - Владимир Клименко

В ответ на его демарш, выразившийся в битье посуды и воплях типа «не имеете права», в комнату вошли два знакомых санитара, не очень церемонясь, ловко и привычно скрутили пациента, после чего поставили такой укол, что Денис, как ему показалось, вечность не то что орать, шевелиться не мог. А когда наконец почувствовал себя в силах опустить ноги с кровати, то желание продолжать протест прошло само собой. Следовало подчиниться или валяться в коме.

Мысли о казино и о том, каким образом он попал сюда, постепенно оставляли Дениса, зато он начал думать о каких-то совершенно невероятных вещах, ощущая себя то парящим, как птица в поднебесье, то разгадывающим хитроумный шифр, то вступающим в боевое единоборство сразу с несколькими противниками. Причем эти видения наяву были настолько отчетливыми и реальными, что скоро Чеглоков словно потерял свое физическое тело и временами, возвращаясь в действительность, с удивлением ощупывал свои руки-ноги, как будто они принадлежали не ему самому, а совсем другому человеку.

День, когда его представили будущим товарищам, запомнился особенно отчетливо. Еще накануне Поланский намекнул, что завтра, возможно, Денис встретиться с теми, с кем ему придется работать в дальнейшем. К этому времени Чеглоков смирился со своим положением настолько, что не выразил по этому поводу ни радости, ни огорчения. И все же, когда за ним пришли для того, чтобы препроводить в кабинет профессора, немного оживился. Таблички с именами на дверях комнат, мимо которых его обычно вели по коридору, явно указывали на то, что за ними содержатся такие же бедолаги, как и он, случайно втянутые в непонятную игру. Впрочем, существовало и другое предположение – в комнатах обитают опытные агенты, совсем не новички, которым Денис предназначался в подсобные рабочие, не более.

Каждый день Дениса проводили мимо трех дверей с табличками. То, что на них написано, Денис выучил наизусть: «Анита Ризе», «Ах Туц Бакаль» и «Шаки». Последнее имя больше походило на кличку. За поворотом виднелись еще двери с табличками, и Чеглоков даже пытался, вытянув голову, их прочитать, но это ему не удавалось.

После то ли дневного, то ли ночного сна – время смешалось – Денис чувствовал себя вполне сносно. В голове наконец перестало шуметь, мысли стали ясными. Состояние было похожим на то, с каким он отправлялся на игру в казино – настороженность, внимательность и ощущение будущей удачи. И все же, когда за ним пришли и вывели в знакомый до каждой черточки на стене коридор, Денис разочарованно вздохнул – двери по-прежнему были плотно закрыты.

Он привык, что все его вопросы, обращенные к «санитарам», остаются без ответа, и все же выразительно посмотрел на них, переводя взгляд на ближайшую дверь, но его лишь легонько подтолкнули в спину.

Шут с вами, подумал Денис, и раздраженно дернул плечом. Все равно такая ситуация не может продолжаться вечно. Не для того же меня запрятали сюда, чтобы играть в шарады. Да и доктор говорил...

Но на этот раз кабинет профессора они миновали, даже не останавливаясь. Вернее, Денис пытался остановиться, но его так же легонько подтолкнули в спину, направляя по коридору дальше. Теперь для прочтения стали доступны еще две дверные таблички: «Сеймур Гаррет» и «Тан». Чеглоков не стал гадать, псевдонимы это или настоящие имена, все равно его умозаключения носили чисто предположительный характер. Надо будет – скажут.

Коридор за поворотом упирался в распахнутые (!), и это было неожиданно, двустворчатые двери, за которыми виднелась большая светлая комната с прозрачными, а не матовыми стеклами без решеток. Чеглоков невольно присвистнул. Сегодня явно предстояла не ординарная встреча с профессором, а что-то более значительное.

Он вошел в светлый зал и обернулся, ожидая, что «санитары» последуют за ним, но те лишь аккуратно прикрыли двери. Затем послышались их удаляющиеся шаги.

Впервые конвой оставил его одного, да и профессор не торопился на встречу. Возможно, это было сделано преднамеренно, чтобы Денис мог осмотреться.

Первым делом Чеглоков шагнул к прозрачному стеклу. За те дни, что он провел в заточении, дневной свет ему увидеть не удавалось ни разу. Он жадно уставился на верхушки больших сосен, окружавших дом, потом торопливо направился к окну. Но ближе, чем на метр, подойти не удалось. По бронированному стеклу змейкой пробежала желтая молния. Все ясно – окно находится под силовой зашитой. Прикасаться к нему лучше не стоит.

Заложив руки за спину, Денис привстал на цыпочки и попытался заглянуть через подоконник вниз. Удалось увидеть кусок лужайки с нестриженой травой, склон оврага и изгородь, за которой сосны росли гуще, словно в настоящем бору. И тут же Денис узнал место, где расположен дом.

Ошибиться невозможно. Около вон той кривой сосны с развилкой зимой проходит лыжная трасса. Да и новенькая железная изгородь тоже знакома. Мимо этого дома, выстроенного совсем недавно в самом конце Золотодолинской улицы в Академгородке, Денису доводилось проходить несколько раз. Он еще тогда гадал, кто сумел добиться права на постройку особняка почти в черте города. Ветхие коттеджи членкоров и академиков, расположенные неподалеку, смотрелись по сравнению с этим домом хижинами Робинзона.

Вот оно что, подумал Денис. Домик-то оказался с секретом.

Не успел он как следует обдумать новость, как дверь отворилась и «санитары» пропустили в комнату незнакомого человека. Чеглоков ожидал увидеть профессора Поланского, но вместо него на пороге возник изящный блондин с выправкой кадрового военного – прямая спина, плечи привычно расправлены, но движения лишены резкости и силы. Нет, не военный, мгновенно решил Чеглоков. Манекенщик или танцор.

Дверь за вошедшим мужчиной тихо закрылась, и вновь послышались удаляющиеся шаги «санитаров». В комнате повисла неловкая пауза.

«Танцор» был одет в такой же, как и у Дениса, хлопчатобумажный комбинезон, и уже по одному этому Чеглоков мог предположить, что незнакомец находится в доме на одном с ним положении. В бледно-голубых глазах «танцора» застыла настороженность, странно сочетающаяся с надменностью. Светлые длинные волосы чуть вились на концах, тонкие губы были плотно сжаты, резкие морщины возле глаз скорее образовались от снисходительного прищура, а не от смеха.

Неприятный тип, признался сам себе Чеглоков, но вместе с тем не испытал раздражения, а почувствовал непонятное родство незнакомца с ним самим.

Одновременно с вновь прибывшим удалось наконец как следует разглядеть и комнату.

Обстановка была скудной. Шесть расставленных кресел образовывали полукруг перед маленьким журнальным столиком, около которого находились еще два кресла. Это позволяло предположить, что полукруг предназначался для «пациентов», а центральная часть – для руководящего персонала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});