Превратности любви - Наталия Вронская

Софья брела по коридорам, заполненным телами, и ужас, наконец, стал постепенно охватывать ее. Точнее, любопытство ее смешалось со страхом и не позволяло ей выбраться наружу.

У некоторых трупов превосходно сохранились все черты лица, волосы, тело и даже одежда. Другие же мертвецы были страшны, с открытыми ртами и проваленными глазницами. Гробы стояли тесно, будто в очереди на Страшный Суд, почти опираясь один на другой. Жуткие, высохшие мертвецы на крюках являли страшное зрелище.

Но особенно поразили ее, вызвав истинное содрогание, дети, положенные и поставленные в маленьких гробиках, как нарядные, сухие, страшные куклы. Пышные волосы девочек и богатые наряды, гробы разной формы, некоторые из которых напомнили ей домики-треугольники со стеклянными крышками, чтобы лучше было видно лицо. Мертвые дети… Это оставляло самое ужасное впечатление!

Соня задрожала. Ей показалось, что рядом были люди. Но она углубилась так далеко, завороженная видом смерти, что вдруг оказалась совсем одна! Ей стало очень страшно. Софья заметалась от стены к стене, испытав неожиданно почти сверхъестественный дикий страх, осознав свое полное одиночество. Взгляд ее упал на мертвую девочку. Глаза ее вдруг блеснули перед ней, как живые или будто сделанные из стекла! Или это не глаза, а что-то другое?..

— Зачем я не ушла отсюда раньше? — прошептала она. — Господи помилуй! — Она перекрестилась. — Страх какой! Умершая смотрит, истинно смотрит на меня…

Софья наклонялась все ниже и ниже, не в силах оторваться от ужасных глаз, тут чья-то рука коснулась ее, и Соня в ужасе закричала!

Язык итальянский, на котором Александр старался изъясняться, был не так уж и дурен, но и не хорош. И поэтому каким-то образом в его устах «граф-итальянец» оборотился в «графиню-итальянку». Поскольку Фабиана и Софья были парой приметной и оттого что еще были богаты и жили на широкую ногу, то Тургеневу и указали именно на них. Он направился в катакомбы в поисках жены и совершенно неожиданно встретил там Соню.

Александр, издали заметив фигуру молодой женщины, сразу догадался, что она, должно быть, заблудилась и испугалась. Он никак не думал, что это именно та, по следу которой нынче он шел целый день. Тургенев решил подойти к ней и, коснувшись ее, услышал крик. Он не сообразил, что в таком состоянии она может принять его прикосновение за что угодно. И, конечно, она упала в обморок!

Тургенев подхватил девушку на руки и поспешно направился с нею к выходу. Спертый воздух катакомб и все увиденное повлияли на нее самым плачевным образом. Лицо незнакомки было бледно, руки ее беспомощно свисали, она погрузилась в глубокий обморок. С нею рядом никого не было, и помощи ждать было не от кого.

Вынеся ее на свежий воздух во двор монастыря, Тургенев уложил ее на широкую скамью. К ним подбежал монах и предложил воды или, быть может, лекаря? Но на свежем воздухе девушка стала приходить в себя. Соня никогда не страдала обмороками и была довольно крепкого здоровья, поэтому солнце, вода и свежее дуновение ветра привели ее в чувство почти сразу, но она все же ощущала сильную слабость. Однако девушка поднялась и села. Монах тут же отошел, оставив молодых людей объясняться одних.

Довольно дурно произнося итальянские слова, Тургенев поинтересовался самочувствием молодой дамы, оказавшейся по воле случая на его попечении. Софья, увидев подле себя незнакомца и поняв, что самым постыдным образом лишилась сознания от страха, отвечала по-русски, в совершенном замешательстве.

— Так вы русская? — изумился Тургенев, заговорив на родном языке.

— Да, — ответила Софья. — А вы? Впрочем… — Она смущенно улыбнулась. — Это и так ясно… Но каким чудом вы тут оказались? — воскликнула она.

— Я… — Тургенев смешался.

Он не желал открывать этой девушке истинных причин своего появления в катакомбах. Почему? Потому что это было неловко, не к месту, да и… И не хотелось отчего-то. — Я, как и вы, из любопытства спустился в катакомбы. Впрочем, мне сказали, что я могу тут встретить своих знакомых… Я искал их и много спрашивал об их местонахождении. Меня отправили сюда и… я встретил вас, — несколько удивленно произнес Александр. — Позвольте, впрочем, отрекомендоваться: Александр Андреевич Тургенев.

— Софья Николаевна Загорская, — ответила она.

Тургенев посмотрел на свою новую знакомую, с удовольствием отметив ее приятный голос, спокойную и милую внешность, слегка растрепавшиеся надо лбом черные кудри, красивой формы рот и приятную улыбку, нежную и изящную линию плеч, в обрамлении белого полупрозрачного шелка. В ней было то, что называется выразительной красотой, подумал Тургенев. В минуту обаяния, которое охватило Тургенева при взгляде на нее, приобрели вдруг весь свой смысл и все свое значение и некая неправильность в овале лица, и глаза, сильные и нежные своей глубиной и влажностью. Неожиданная томность, близкая к слабости, разлилась теперь во всей ее фигуре, но взгляд темных глаз готов был засвидетельствовать твердость воли и силу натуры.

— Это я виноват… — произнес он. — Мне надобно было вас окликнуть для начала…

— Вздор, — отозвалась Софья. — Мне не нужно было так долго находиться в этом месте. Я поддалась ненужному любопытству и была справедливо наказана.

— Позвольте мне проводить вас. Где вы остановились? С кем вы путешествуете?

— Я путешествую с подругой, графиней ди Тьеполо.

— Ах, графиней! — И Александр рассмеялся.

— Вы смеетесь? — изумилась Соня. — Но что смешного?..

— Ах, простите, — перебил он. — Дело в том… Я понял свою ошибку! Я искал одного… графа-итальянца и его русскую спутницу. А мне указали на вашу подругу графиню-итальянку… И на вас… Но почему вы путешествуете вместе? Вы в родстве?

— Нет. Я компаньонка графини ди Тьеполо.

— Компаньонка? — Он удивленно посмотрел на девушку.

Это показалось Тургеневу довольно странным. Софья Николаевна вовсе не производила впечатления компаньонки или вообще служащей. Это была истинная барышня из хорошего дома с достатком, воспитанная в лучших традициях, светская особа, которая жила по собственной воле, не подчиняясь чужому приказу, как сразу подумалось ему. И вдруг — компаньонка!

Он предложил девушке руку и повел ее к экипажу, который ожидал его неподалеку. Софья, все еще чувствовавшая себя неловко, позволила отвезти себя домой и почти ни слова не молвила по дороге. Тургенев, впрочем, не особенно и расспрашивал. Однако, когда они подъехали к гостинице, в которой остановились Фабиана и Софья, им навстречу вышла графиня. Увидев бледную и слабую свою компаньонку, она необычайно разволновалась и тут же принялась обо всем расспрашивать князя. Но при публике вести разговор было неудобно, поэтому Тургенев был приглашен Фабианой в комнаты, которые занимали путешественницы, и допрошен с пристрастием.