Красавицы и кубки - Евгения Букреева

Несмотря на трудности, нам отчего-то было крайне весело, и я даже затянула совсем не греческую песню «Напилася я пьяна, не дойду я до дома», радостно подхваченную Анастасией. Арину, которая в силу своих габаритов, вынуждена была практически тащить нас двоих на себе, наш вокальный порыв не вдохновил.

Оказавшись перед квартирой, мы остановились и прекратили петь, закончив куплет задорным взвизгом.

– У тебя кто-то там есть? – поинтересовалась Анастасия, с опаской поглядывая на дверь.

– Угу, хозяйка. – Не, хозяйка нам не нужна, – заявила Арина. – Насть, ты хочешь встречаться с хозяйкой?

Та заверила, что вполне обойдется без знакомства с этой во всех отношениях достойной женщиной.

– Тогда предлагаю уйти по-английски, – Арина придала моему телу устойчивое положение, – Даша, вот дверь, там кровать. Сейчас дверь откроется, и ты дуй прямо в койку. Советую в дебаты с хозяйкой не вступать. До завтра.

И Арина нажала на звонок. Дверь почему-то покачивалась, словно я плыла на корабле по штормящему океану. Сзади меня послышался топот и глупое хихиканье, потом до меня донесся грохот, потом хихиканье переросло в дикое ржание.

Когда ржание окончательно затихло, я оказалась в полной тишине и темноте. Почему-то это пришлось мне не по душе, и если с темнотой я сделать ничего не могла, то с тишиной я решила бороться уже проверенным и хорошо зарекомендовавшим себя «туалетным способом». То есть, я решила петь.

– Ночь и тишина, данная на век, – с чувством начала я, но звук открывающейся двери меня сбил.

Свет, выплеснувшийся из квартиры, буквально ослепил меня, и я, щурясь, как извлеченный из норы крот, выдала следующую вокальную партию:

– Свет озарил мою больную душу!

Эта строчка пришлась совсем в тему, так как наличие «больной души», в смысле «душевнобольной», сомнению не подвергалось. И вообще, в тот момент способ изъяснения посредством песенных цитат вдохновил меня чрезмерно, тем более что это был единственный доступный мне способ коммуникации. Навык самостоятельно строить фразы был мной утерян

Тем временем, глаза мои попривыкли к свету, крот прозрел, и я увидела, что из дверного проема на меня кто-то удивленно смотрит. Но вместо ожидаемой хозяйки – женщины шарообразной и внушительной – передо мной предстал совсем другой персонаж. Молодой человек, встречавший меня на пороге квартиры, был совсем не шарообразен, а напротив, высок, строен и мускулист. Удивляясь, как низенькой и полненькой Розе Моисеевне удалось замаскироваться под такого красавчика, я продолжала стоять, держась руками за косяк, потеря опоры явно грозила катастрофой.

– Привет! – произнесло воплощение Розы Моисеевны и улыбнулось. От неожиданности я подпрыгнула, сцепление моих пальцев с дверным косяком ослабло, и неведомая сила потащила меня в квартиру. Контуры незнакомца обрели ясность и четкость и стали стремительно приближаться. В следующую секунду я уже лежала на этих контурах, оказавшимися вполне материальными. Сами контуры, в свою очередь, лежали на полу. Вблизи они наконец-то материализовались окончательно, и я с восторгом узнала воплощение моей девичьей мечты – красивый, двадцатипятилетний парень, с бездонными карими глазами!

– Счастье вдруг, в тишине постучалось в двери, – услышала я свой голос. И я с ужасом поняла, что остановиться петь у меня не получается. В панической попытке реабилитироваться перед мужчиной моей мечты, я приложила все усилия вырваться из этого порочного песенного круга и выдала:

– Привет! … Дождливо этим летом! – не сдавался раз и, похоже, навсегда запрограммированный мозг.

– Вы, наверное, Даша? – произнес незнакомец, расплываясь в очаровательной и слегка задорной улыбке, и мне тут же захотелось провести всю ночь здесь, на пороге квартиры, в коридоре, вместе с ним

– Я? Наверное, скорее всего… – не слишком уверенно ответила я, и, заметив его изумленный взгляд, уточнила, – в смысле, да, Даша. И тут же поняла, что сморозила очередную глупость. Хотя представляться какой-то Дадашей – все-таки лучше, чем распевать уместные, и не очень строчки из песен.

– Наверное? – переспросил он. И прыснул от смеха. – Ну да, я Даша, – наконец самоидентифицировалась я. – А я – Костя. Даша, если вы не против, то давайте как-нибудь поднимемся с пола. Не могу сказать, что мне неприятно вот так с вами лежать, но, мне кажется, что стоя нам будет значительно удобнее знакомиться

Из всего, произнесенного Костей, кроме его имени, до меня дошло только то, что он собирается со мной знакомиться, и я возликовала.

– Очень приятно, – я попыталась изобразить на лице соблазнительную улыбку.

Костя снова прыснул, видимо улыбка вышла какой угодно, но не соблазнительной, что было вполне закономерно, учитывая мою координацию. Тело слушаться меня перестало, и не только лицевые мышцы, но и все конечности, казалось, зажили своей, отличной от туловища, жизнью. Мои сумбурные телодвижения напоминали дерганье новорожденного парнокопытного, который едва вывалившись из материнской утробы, пытается взять под контроль свои ноги. Так что надежда была только на моего рыцаря. Совместными усилиями мы не сразу, но добились определенного успеха – из положения лежа мы плавно перетекли в положение сидя и остановились, перевести дух.

Увлеченные нашей странной камасутрой, мы не заметили появления моей хозяйки. Я то вообще забыла о ее существовании, поэтому при виде появившейся в поле зрения этой колоритной женщины я пережила некоторое потрясение.

Но видимо еще более страшное потрясение пережила Роза Моисеевна, выйдя в прихожую, и увидев меня, копошащуюся на полу вместе с Костей. Думаю, что заподозрила она самое непристойное, потому что наша квартира огласилась чудовищным визгом. Когда визг достиг апогея, я поняла, что надо исправлять ситуацию. К этому делу я подошла без выдумки, туалетный креатив истощил мой мозг, попытавшись решить проблему стандартным детсадовским способом, то есть извиниться.

– Я это… того самого… извиняюсь, – заплетающимся языком сообщила я собравшимся, – Что-то я упала, как-то…

То, что я «упала как-то», Розе Моисеевне было понятно сразу и без моих пояснений, а вот то, что я пьяна, ей стало очевидно только после моей речи.

– Костя, сыночка, таки эта девица напилась! – заверещала Роза Моисеевна. – Это ж как так можно было надраться, я вас спрашиваю! Разве ж это прилично, такой молодой девушке, и так срамиться!

– Подожди, мама! – Костя пришел в себя и теперь старался придать нашим телам вертикальное положение, что, учитывая мои опорно-двигательные проблемы, представлялось задачей сложной, почти достойной подвига античного героя.

Звание античного героя Костя, на мой взгляд, заслужил. Во-первых, ему удалось поставить меня на ноги и встать самому, а во-вторых, он сразу же кинулся на мою защиту

– Мам, ну чего ты кричишь? Ничего же страшного не произошло! Даша, вам помочь?

Я энергично закивала, античные герои на дороге не валяются, так что брать в оборот их требовалось немедленно. Отметя тот непреложный факт, что античным героям полагаются по штату античные героини, которые порхают, как мотыльки, и употребляют исключительно нектар и амброзию, а не грохаются на каждом шагу с грацией отожравшегося слона после передоза алкоголя, я повисла на плече моего спасителя, вознамерившись не отпускать его от себя никогда.

– Нет, вы только посмотрите на нее! – продолжала возмущаться Роза Моисеевна, недовольная тем, что Костя встал на мою защиту, – А с виду такая милая и скромная девушка! Я тут не притон содержу, чтобы каждый алкоголик заявлялся и пугал таки приличных жителей.

– Не смотрите вы так, сквозь прищуренный глаз, – снова полезли из меня песни.

Роза Моисеевна тяжело задышала, и мне даже показалось, что от напряжения у нее из ушей повалил пар. Костя, надо отдать ему должное, попытался сделать все возможное, чтобы этот вулкан снова не начал свое извержение.

– Мама, успокойся. Сейчас я помогу Даше дойти до комнаты, и никаких проблем больше не будет. Ей просто нужно поспать.

И мы, провожаемые недовольным ворчанием Розы Моисеевны, прошествовали по коридору в мою комнату, где Костя положил меня на кровать, и даже накрыл пледом.

– Ты извини маму, она, в принципе, неплохая, просто своеобразная. К ней надо привыкнуть.

Я с обожанием смотрела на своего избавителя. Ради него я готова была привыкнуть к чему угодно, не то, что к «своеобразной» Розе Моисеевне. Почему-то мне захотелось немедленно ему покаяться и оправдаться: