Горец II - Кристофер Макнамара

Он отшатнулся, как от удара. На миг ему показалось, что он смотрит в два глубоких колодца, а там, вместо дна, вспыхивают далекие искорки мечей и льется кровь…

Впрочем, он быстро овладел собой:

— Опера закончилась, сэр.

Старик обвел глазами зал. Пуста уже была не только сцена, но и зрительские ряды.

— Что… Где я? — он еще не пришел в себя.

Директор не стал отвечать: вопрос явно был риторическим.

Некоторое время Мак-Лауд сидел неподвижно, потом резко встряхнулся.

— О, прошу простить… — он издал неловкий смешок. — Кажется, я…

— Вы слегка прикорнули, мистер Мак-Лауд. Ничего страшного, с кем не бывает…

Мак-Лауд снова коротко хихикнул.

— Да. Действительно. Вижу, я уже совсем старенький…

И после паузы:

— Наверное, пора мне умирать…

Он с большим трудом поднялся, опираясь на спинку кресла и отказавшись от услужливо протянутой руки. Шатаясь, направился к выходу.

От чего он шатался: немощь сыграла свою роль или выпивка?

Сыграла свою роль…

Директор нахмурился. Ему вдруг, ни с того ни с сего, показалось, что Мак-Лауд сейчас тоже «играет роль».

Игрой было нарочито слабоумное хихиканье, походка враскачку, старческая немощь.

Хотя, с другой стороны, — зачем это ему? Да и вообще — какая разница?

Среди молодежи было популярно выражение «двигаться на автопилоте». Мак-Лауд не прибегал к таким сравнениям. Но действительно — он отдался на волю своего тела, как тяжелораненый полагается на волю несущей его лошади, вручая ей свою судьбу…

И сейчас руки его автоматически вели машину (да, он сам еще водит машину! Не так и дряхл он, оказывается…), а мозг был занят другим.

Что недослушал он? Что все-таки ему предстояло узнать?

И действительно ли это важно для него?

Где-то далеко едва различимый голос начал читать размеренно, словно смакуя строки древней летописи:

«…А еще говорят, что…»

Сосредоточенность давалась ему очень дорогой ценой. Поэтому несколько минут спустя ему и самому было мудрено ответить — дослушал ли он этот голос до конца?

И если да, то что говорил голос?

Быть может, вскоре это вновь всплывет в памяти. Или нет.

Катана сказал: «Позови меня — и я приду. Быстро…»

— Катана! — произнес он вслух, подсознательно надеясь на чудо.

Но ничего не произошло. Да ведь и не могло произойти, если вдуматься…

Когда человека призывают — делают это по имени, а не по прозвищу. Но он не помнил теперь имени Катаны — так же, как раньше не мог вспомнить прозвища.

А главное — давно был мертв Катана. Уже около пяти веков прошло с того дня, как Мак-Лауд нашел его обезглавленное тело у подножья полуразрушенной башни.

Тогда он тоже не знал его прозвища. Да и сам Катана — все ли он вспомнил тогда, что было с ними прежде?

Нет ответа. И не будет. Ничего не осталось теперь от Катаны, даже костей в могиле.

Единственное, что осталось все-таки, — это меч его, тоже называвшийся катаной…

"Катана… Так называется «средний меч», располагающийся между «большим» и «малым» мечами — о-дати и ко-дати. Самое распространенное оружие самураев, начиная с первых веков второго тысячелетия н.э. Употреблялась в качестве двуручного меча и для работы одной рукой в паре с боевым ножом вакадзиси. Этот стиль называется риото-дзукай…

(Никогда ему не давался этот стиль. Ну что же, зато кое-что другое ему удалось.

Ведь сколько мастеров — столько и стилей на свете…)

…Гарда, именуемая цубой — обычно небольшая, округлая, бронзового литья. Длина клинка… Вес… Угол изгиба… Форма рукояти…"

И в конце статьи — краткая фраза, которая словно бы и не к месту совсем:

«Меч окружается глубоким почитанием…»

Это в нем опять пробудился специалист. Антиквар, эксперт, торговец оружием…

Такие статейки он по роду своей деятельности читал не раз. Но сам — не писал.

Рука не поднималась…

Пусты твои знания, антиквар. Пусты и суетны.

Будь ты только антикваром — никогда бы тебе не понять, отчего при слове «катана» перед глазами твоими встает уже образ не птицы, а рыбы. Сильной, упругой рыбы, которая, блестя серебристой чешуей, ровно движется против течения.

Ибо не сводится понимание меча к количеству проковок, которое выдержал клинок, к материалу и форме гарды и прочим ВЕЩЕСТВЕННЫМ вещам…

17

Две головы осторожно выглянули из-за бетонного ограждения дамбы. Тут же нырнули обратно, пережидая, пока по краю его пройдется луч прожектора. И снова выглянули.

Теперь предстояло спешить.

Считалось, что прожектор посылает свои лучи вдоль периметра ограды, исходя из закона случайных чисел, — предвидеть что-либо невозможно. Это и останавливало другие группы.

Но тем, кто сейчас перебрался через дамбу, удалось узнать, что в работе прожектора тоже есть своя система.

За эту информацию было заплачено недешево — жизнями нескольких из товарищей. Но она оказалась весьма кстати.

В руках у одного из них было устройство, которое немногие узнали бы с первого взгляда. Правда, Мак-Лауд наверняка оказался бы в их числе.

Видел он подобные штуки и на Зайсте, и в Шотландии шестнадцатого века.

Это был арбалет — в прошлом оружие воинов, а сейчас — диверсантов. Так и не нашлось ему замены, несмотря на все развитие огнестрельного оружия.

Потому что есть вещи, с которыми может справиться только стрела, тетива и дуга пружинной стали.

Палец нажал на спуск — и человека шатнуло от толчка в плечо. Но стрела, увлекая за собой бухту троса, пошла над бурлящей водой.

Еле слышный звук удара донесся с того берега.

Стрелявший подергал за трос — и остался удовлетворен надежностью крепления. Видимо, не менее трех из пяти автоматически раскрывающихся зубцов стрелы нашли себе опору.

— Быстро! — прошипел он.

Это было первое и единственное слово, сказанное при переправе.

Корпорация «Шилд» умела защищать свои объекты.

Нет такой стены, которую нельзя преодолеть. Нет системы, которую нельзя обмануть. И нет охраны, которая была бы бдительна постоянно.

Поэтому дополнительно к обычным мерам предосторожности объект был опоясан рвом. Мощные насосы разгоняли воду в нем до брандспойтной силы, исключая переправу вплавь.

На всякий случай — на какой именно, не знал, наверное, никто — во рву кишела и живая опасность.

Пираньи.

Мутантные рыбки-людоеды, у которых страсть к сырому мясу развита от природы, но реакция на человеческий запах вдобавок была усилена генной селекцией.

Не то что плыть — зайти в воду нельзя. Потому что выйти из нее можно

— только скелетом.

Переправлялись по двое. Натянутый до звона тросик, вдоль которого скользили роликовые карабины, предохранял от сноса течением.

Вода вскипала вокруг людей, билась серебристым облаком: сотни мелких, с ладонь, рыбок тыкались в них курносыми мордами.

Но — только бессильно щелкали, обламываясь, острия не по размеру грозных клыков.

Поверх гидрокостюма каждый из людей был облачен в мелкую, тонкую кольчугу особо прочной стали. Эта же кольчуга защищала тянущиеся от дыхательных баллонов шланги.

Все это — а так же весьма увесистые тюки, притороченные к груди каждого, — отнюдь не облегчало передвижение. Когда аквалангисты достигли противоположного берега, они просто вынуждены были сделать передышку.

Всего их было шесть человек. Точнее, семь — но один остался по ту сторону, следить за переправой.

И среди этих шестерых находилась одна женщина. Но определить это стало возможно только после того, как они сняли маски.

Движения ее были не менее быстры, чем у остальных. А несомый груз — не легче.

— Что за жизнь… — пожаловался один из аквалангистов, вытирая мокрый от воды и пота лоб. — Арбалеты, кольчуги… Скоро мы вообще будем против корпорации идти с мечами в руках!

(Он и не подозревал, насколько близок к истине…)

Женщина бросила взгляд в его сторону:

— Тебя что-то не устраивает, Джон? — спросила она.

Тот пожал плечами:

— Да, что меня может устраивать?! Дикость ведь, средневековье сущее!

— Правильно. Средневековье, — с нажимом произнесла женщина. — И мы здесь — именно для того, чтобы средневековье разрушить. Неужели об этом мало говорено?!

Джон снова пожал плечами. Видимо, это его не убедило.

— Да, говорено много, — ответил вместо него другой.

(Именно он стрелял из арбалета. И арбалет все еще висел у него на плече. Это было их единственное оружие.)

— Но сейчас действительно не время и не место продолжать разговор.

Он встал, и все поднялись вслед за ним. Даже Джон, которому в голосе арбалетчика почудилась недвусмысленная угроза.

Пожалуй, это ему не просто почудилось…

Человек с арбалетом наизготовку шел впереди. Все признавали сейчас его главенство, хотя вообще-то по статусу главой их была женщина. Но теперь они пристроились к арбалетчику, как бронетранспортеры — к танку при прорыве линии обороны. А тот все шагал себе вперед, и лишь по едва уловимой грузности фигуры можно было узнать, что это уже очень немолодой человек. Старшим из этой шестерки он годился в отцы, младшим — без малого в деды. Но грузность его дышала мощью, и уж его-то точно меньше всех угнетала тяжесть кольчуги, акваланга и тюков.