Пермский Губернский - Евгений Бергер

матери, либо тебя вынесут вперёд ногами.

— Я так не думаю. — Фёдор щёлкнул пальцами, и головорезы тут же навели свои пистолеты на Малкольма.

— Вот, как? Хорошо. — Глава Гильдии вновь нажал на кнопку, и в кабинет зашло ещё десять человек. Но те особо не церемонились. Сразу начали целиться в своего Главу: — Вот, как знал, что нужно нанять нейтральную сторону для охраны. Оставшиеся десять — тоже жалкие псы-предатели?

— Ничего личного, Босс. — ответил один из головорезов.

Конечно, ничего личного. За последние тридцать лет всё действительно кардинально изменилось. Мир. Люди. Деловые отношения. Порядок. Но особенно — люди.

Они стали беспринципными и неблагодарными. За деньги готовы продать даже собственную мать…

Но Малкольм прекрасно об этом знал. Он подготовился, поэтому тут же положил ладонь на рукоять припрятанного под столом «Кольта».

— В современном мире деньги могут решить очень много вопросов. — с надменной усмешкой произнёс Фёдор, и подойдя к столу, распахнул мундир, под которым красовалась связка гранат: — Одно движение, Господин Малкольм — и мы все взлетим на воздух.

— Как узнал? — Глава Гильдии тут же убрал руку к себе на колено.

— Слишком старое оружие. — ответил юный Осокин: — От него всегда такой запах… Верно?

— А ты отчаянный. — хмыкнул Малкольм: — Однако, моя смерть — ничего не изменит. На это место придут другие, ибо незаменимых спецов нет. И руководителей — тоже.

— Спецов и руководителей — да. — согласился Фёдор и вновь щёлкнул пальцами.

На этот раз в кабинет забежал чёрный кот с широким конвертом в зубах. Запрыгнув на стол, зверь положил конверт прямо перед Главой Гильдии.

— И, что это? — Малкольм с неохотой распаковал послание и вытащил несколько бумажных листов формата А4.

— Если вам не дорога своя жизнь, то, возможно, вы дорожите своими дочками и женой? — поинтересовался Фёдор, жутким взглядом сверля Главу Гильдии, который с ужасом увидел всю информацию о своей семье, вплоть до актуального местоположения.

Сердце ёкнуло. Мальчишка явно перешёл грань, но… Этот взгляд… Гранаты на груди. Ещё и хватило наглости подкупить всех действующих спецов Гильдии.

— Знаешь, даже у таких, как я — есть свой кодекс чести. Этакий свод правил, которые я никогда не нарушу. — сухо произнёс Малкольм: — И даже я, никогда не опущусь до такого отвратительного шантажа. Ты играешь не по правилам, приятель.

— Играя по чужим правилам — ты заведомо ставишь себя в проигрышное положение. Поэтому, я играю по своим. — Фёдор указал взглядом на верёвочку, тянущуюся к связке гранат.

— Иннокентий Осокин. Даже не заморочился сделать заказ от третьего лица… Идиот. — вздохнул Глава Гильдии, и отправил листки с информацией в шредер: — А теперь, будь добр — исчезни из моей жизни навсегда.

— О, не так быстро. — Фёдор застегнул мундир, а затем выложил на стол солидную котлету пятитысячных купюр: — Мой фамильяр хочет заказать у вас услугу.

— Я могу отказаться? — любопытства ради поинтересовался Малкольм.

— Конечно же, нет. — усмехнулся юный Осокин и вытащил из кармана знакомый пузырёк с ядом: — Есть у меня к вам парочка вопросов по поводу химических веществ.

* * *

Докурив очередную сигару, Иннокентий Гаврилович резко потушил окурок о дно хрустальной пепельницы, а затем поднял взгляд на своего младшего сына:

— Елисей… Елисеюшка, родненький! То есть ты приходишь ко мне, и заявляешь, что не можешь дозвониться до Гильдии Убийц? — глаз Осокина нервно задёргался, предвещая ураган: — Не смог дозвониться до ЧЁРТОВОЙ ГИЛЬДИИ УБИЙЦ⁈ Нет… Я… Я просто не знаю, что сказать!

— Но они правда не берут трубку… — виновато промямлил двадцатипятилетний пухляк: — Что мне оставалось делать? Я десять раз набрал. И десять раз они не взяли трубку!

— У тебя дорогущая машина и пять здоровенных лбов в распоряжении! Малкольм — древность, которая уже и руку поднять не может. Съездил бы — разобрался, почему мелкий засранец всё ещё жив! Скажи, чей это косяк?

— М… Малкольма?

— Ты, мать твою, чёртов гений! Ей богу, Елисей! Вы меня решили в могилу свести? Второй день… — прорычал Иннокентий Гаврилович: — Второй день этот мелкий засранец со своим ушастым дружком умудряется водить нас за нос! Скажи, ты хочешь стать наследником и большим боссом, когда меня не станет?

— Ну…

— Да или нет⁈ Отвечай!

— Хочу…

— Так, как, скажи на милость, ты будешь большим боссом, если не в состоянии поймать восемнадцатилетнего мальчишку⁈ — взревел Осокин, и со всей силы ударил по столешнице кулаком: — Как ты смог вырасти в такую бесхребетную тряпку⁈ Я просто в шоке… Просто в шоке!

Двери кабинета распахнулись, и на стол приземлилась мощная тушка Гриши — старшего сына. Дорогая мебель не выдержала такого напора и развалилась на куски.

— Какого дьявола⁈ — воскликнул Иннокентий Гаврилович и тут же вскочил.

— Сиди-сиди. — спокойно произнёс Фёдор, зашедший в кабинет в компании нескольких вооружённых головорезов.

— Федя⁈ — Осокин с ужасом уставился на племянника: — Что здесь происходит?

— Скажи мне, дядя… Для чего тебе моё пермское предприятие? — придвинув стул, Фёдор хотел сесть, но на него тут же набросился Елисей. Сделав в воздухе дугу ботинком, последний наследник Первой ветви Осокиных отправил своего двоюродного брата в глубокий нокаут: — Так вот. Для чего тебе полумёртвое предприятие? Там же ловить нечего! По крайней мере — с твоими управленческими способностями.

— Федя, я не… — выдохнул Иннокентий Гаврилович.

— А я — да. Я всё прекрасно понимаю. Тебя сдали со всеми потрохами. Но прежде, чем я с тобой разберусь — ответь, что хотел сделать с заводом в Перми? Ну же! — ледяным тоном произнёс Фёдор.

— Ничего не хотел…

— Ложь! В противном случае, ты не хотел бы меня убрать. Лучше ответить честно, чтобы всё закончилось быстро.

— Я… Я… Просто хотел немного заработать… Вот и всё!

— Немного? — усмехнулся Фёдор: — Выходит, моя жизнь стоит совсем «немного», да?

— Я не понимаю, о чём ты говоришь!

— Выходит, ты не причастен к покушению на меня? — с хищной ухмылкой спросил Фёдор.

Нет… Это явно не тот мелкий сопляк, который чуть не двинул коней из-за Трещины. Это, какое-то чудовище! Монстр, пришедший непонятно, откуда…

— Как я мог⁈ — взмолился Иннокентий Гаврилович: — Да я