Руигат. Рождение - Роман Злотников

Закончив облачение, Ямамото подошел к стойке с мечами и замер, размышляя, какой из них выбрать. В его коллекции были и очень дорогие, древние клинки. Правда, большинство из них он оставил дома, взяв с собой лишь несколько. И сейчас рука сама потянулась к простому мечу, изготовленному оружейником Амадой Садаёси из Сибаты, префектура Ниигата. Этот меч ему подарил старший брат Кихати. Брат…

Кихати гордился им, Исороку, младшим братишкой, но, когда адмирал приезжал домой, все время подчеркивал, что именно он, Кихати, главный в доме. И когда адмирал садился за стол без формы, что дома случалось довольно часто, Кихати гордо занимал место во главе стола. С тех пор как брат умер, у главнокомандующего остался единственный близкий человек на земле — сестра Кадзуко. Ну и, конечно, Тиёко… С женой Рэйко и детьми он проводил куда меньше времени, чем с этой женщиной, ставшей ему верным другом и надежной опорой на долгие-долгие годы.

Когда адмирал, уже одетый и при мече, взглянул на себя в зеркало, ему снова пришла в голову мысль: «В такое утро хорошо умереть…»

Завтрак прошел бодро. Даже Кусака, страдавший от жестокой тропической дизентерии, и тот сумел съесть небольшой кусочек. Ямамото чувствовал необычайный подъем. Он подшучивал над сотрапезниками, но иногда замолкал, просто глядя на них и вспоминая разные истории, связанные с теми, кто сидел сейчас за столом. С некоторыми он учился, с большинством служил — либо на флоте, либо в авиакорпусе «Касамига-ура», расположенном на одноименном озере (это было самое зарождение японской морской авиации, у истоков которой он стоял…), либо в департаменте аэронавтики, либо в министерстве военно-морского флота. А не так давно Кусака и Одзава устроили вечеринку выпускников Морской академии. И он приперся на эту вечеринку с бутылкой «Джонни Уокер. Блэк лэйбл» (дело в том, что в 1909 году, когда курс оканчивал Морскую академию и отправлялся в тренировочное плавание в дальние моря, Ямамото, тогда еще лей-тенант, служил дивизионным офицером на учебном суд-ве «Сойя» — корабле, на котором выпускники уходили в океанский круиз после завершения учебы). В разгар вечеринки кто-то предложил отметить событие сбором ёсэгаки6, и Ямамото выдвинул идею послать по копии адмиралам Судзуки и Коге (тридцать четыре года назад, во время того учебного плавания, Судзуки был капитаном «Сойи», а Кога — вольноопределяющимся на судне). Сам Ямамото начал коллекцию для Судзуки, написав кисточкой свое имя и должность в то время и на данный момент: «Ямамото Исороку, дивизионный офицер на «Сойе», ныне главнокомандующий Объединенным флотом». Остальные последовали его примеру… И вот сейчас Ямамото сидел и смотрел на своих товарищей, вспоминая тех, кто уже никогда не сядет за этот стол. За семь десятилетий существования Эта-дзимы7, считая период Японско-китайской и Японско-русской войн, вместе с Первой мировой и «китайским инцидентом», погибли всего пять процентов выпускников академии, но теперь уровень потерь взлетел в разы, и все говорило за то, что он взлетит еще выше — не менее чем на порядок.

После завтрака все вышли на летное поле, чтобы проводить главнокомандующего. Вместе с ним должны были лететь восемь человек — флотский врач Та-када, офицер штаба авиации «А» Тоибана, который принял должность от Мивы, и помощник Фукудзаки; они сели в первый самолет, с адмиралом, остальные заняли второй. Куросима и Ватаяабэ, прилетевшие с главнокомандующим с «Микасы», остались в Рабауле.

Когда адмирал Ямамото шел к своему самолету — бомбардировщику наземного базирования типа 1, — пилот одного из истребителей «зеро», выделенных для сопровождения главнокомандующего, младший офицер Хаяси Хироси с удивлением подумал: «Как же это так? Наш адмирал на голову ниже меня…» Но все, кто наблюдал за Ямамото в то утро, потом признавались, что чувствовали некие флюиды величия, исходившие от него. Как будто он не шел к самолету, а шагал прямо в Вечность…

Самолеты взлетели точно в срок, в шесть часов утра, и, сделав разворот, направились в сторону Балладе. Никто из сидевших в них даже не подозревал, что незадолго до этого восемнадцать специально оборудованных Р-38 из 339-й истребительной эскадрильи 347-й истребительной группы 13-й Воздушной армии США поднялись с аэродрома на Гуадалканале и, тщательно соблюдая радиомолчание, отправились в путь протяженностью в 430 миль к точно рассчитанной точке, расположенной чуть к северу от Мойла-Пойнт, на юго-западной оконечности острова Бугенвиль. Даже с учетом подвесных баков, на то, чтобы выполнить задание, которое заключалось, как объявило командование, в перехвате «важного старшего офицера японцев», у пилотов Р-38 было всего несколько минут. Если бы бомбардировщики стартовали не столь точно по графику…

Ямамото Исороку сидел на месте капитана, любуясь окрестностями и все так же вспоминая — по большей части тех, кто был ему дорог: Соримати Дзэна, священника храма Хасимото Дзэнган в его родной Нага-оке, Хори, Каваи Тиёко, других женщин из квартала Симбаси и прочих, прочих. У него было много друзей. Хотя и врагов немало. Но что еще можно ожидать от человека из семьи потомственных самураев?.. И вообще он прожил счастливую жизнь — интересную, бурную, в которой нашлось место и игре: он очень любил сёги, бильярд, бридж, маджонг и покер. Даже разработанные им военные операции, тот же Перл-Харбор Мдм уничтожение британского соединения «Z», в которое входили линкоры «При не оф Уэлс» и «Рипалс», ?если на себе налет его приверженности игре. Он знал много женщин, но сумел встретить и настоящую любовь. Хотя, конечно, главное место в его жизни занимал долг. Долг перед страной и долг перед тэнно1, который одарил его своим уважением и дружбой. Есть ли на свете что-то более значимое для настоящего мужчины, чем осознание того, что он полностью исполнил свое предназначение на этой земле? А ведь многие смеющие называться мужчинами не способны даже понять, в чем состоит их предназначение. Они проживают жизнь подобно траве и червям, копаясь в навозе собственных страстишек и похоти, и именно это жалкое копошение называют жизнью… А ему есть с чем предстать перед богами!..

В этот момент пилот бомбардировщика повернулся к главнокомандующему, почтительно склонил голову и произнес:

— Мы уже подлетаем. Ожидаемое время прибытия в Буин — 7.45.

Адмирал благодарно кивнул и, вытянув шею, заглянул в боковой блистер. Самолеты шли над джунглями, покрывавшими Бугенвиль, на небольшой высоте. Чуть дальше виднелось море… И тут один «зеро» резким рывком вывалился из строя и приблизился к самолету главнокомандующего. Пилот «зеро» отчаянно жестикулировал.

— Что случилось? — недоуменно спросил Ямамото. Побледневший пилот бомбардировщика шумно выдохнул:

— Американские самолеты! Я попытаюсь снизиться и пойти на бреющем. Держитесь!

Ямамото нахмурился и, выпрямившись в кресле, к которому он был притянут ремнями, ухватился за рукоятку меча Если настал его срок уйти за пределы мира, он хотел сделать это именно так, как делали многие поколения мужчин его рода — на поде боя, с ме-

чом в руке. И тут ему снова вспомнились слова, с которых начался сегодняшний день: «В такое утро хорошо умереть». Адмирал Ямамото улыбнулся. Так вот, значит, как… Аматэрасу послала ему свое пророчество. Что ж, это добрый знак. Он развернулся и бросил на приближающиеся американские истребители безмятежный взгляд. Ха, эти американские парни думают, что поступают по своей собственной воле! Но он-то знает, что они всего лишь орудие в руках божественной Аматэрасу.

И в этот момент по двигателю бомбардировщика хлестнули пулеметные трассы…

Глава 5

Иван Воробьев очнулся от того, что в лицо бил яр кий свет. Этот свет проникал даже сквозь плотно смеженные веки, тревожа и вытягивая сознание из забытья. Он распахнул глаза и тут же снова зажмурился, едва не вскрикнув. Но когда через минуту опять попытался чуть-чуть приоткрыть глаза, оказалось, что свет снаружи вовсе не такой уж яркий, как в первый раз. Впрочем, возможно, и в первый раз ему так только почудилось, вследствие того что и потолок, и стены той комнаты, где он лежал, были ослепительно белыми. Иван несколько секунд рассматривал потолок и стены сквозь ресницы, затем решился и широко открыл глаза. Да, все точно. Потолок и стены — белые Окон нет. Иван скосил глаза вправо, влево. Двери, похоже, тоже нет. Вроде как… Что это, плен? Или госпиталь? Последнее, что он помнил, была рожа немецкого фельдфебеля, в которую он швырнул заклинивший МР-43, подхваченный им с какого-то немецкого трупа, после того как закончились патроны в ТТ. А за перекошенной рожей немецкого фельдфебеля блестела река. И это означало, что они сумели, что у них получилось, что они отбили-таки и эту атаку…

Иван попытался приподняться и… у него не вышло. Тело не реагировало. Никак. Нет, чувствовал он его вполне нормально, но вот все усилия поднять или хотя бы подвинуть руку не привели ни к чему. Рука осталась на месте. Там, где она и лежала. Вот чертовщина… Связали его, что ли? Да вроде не похоже… А может, чего вкололи? Кто их знает, этих медиков… С другой стороны, какой-то странный госпиталь. Прямо огурец из загадки. Без окон, без дверей –— полна горница людей… Впрочем, с полной горницей тут ошибочка. Никого, кроме его самого, поблизости не наблюдается.