Молодые невольники. Смертельный выстрел. - Майн Рид

вам сказать, — отвечал моряк. — Если мы кинемся на них дружно, пожалуй, нам удастся убить человека два или даже три при первом натиске, и, пожалуй, все бы кончилось отлично, если бы эти черные невольники согласились к нам присоединиться.

Крумэн, услышав эти слова, предложил присоединиться к ним; он еще прибавил, что его соотечественники тоже готовы помогать. Что же касается остальных черных, то он за них не отвечает и боится, как бы сторожа не услышали их переговоров.

— Тогда отлично, — объявил Гарри, — нас было бы шестеро против троих. Ну, что же, подавать сигнал?

Это был отчаянный план, но, по-видимому, все были согласны сделать попытку.

Со времени ухода от колодца они были убеждены, что не могут иначе избавиться от рабства, как только вступив в бой с поработителями.

— Ну, все согласны?.. Я начинаю, — прошептал Гарри, стараясь не возбуждать внимания стражи. — Раз!

— Остановись! — вскричал Колин, внимательно прислушивавшийся к тому, что затевалось. — Двое или трое будут немедленно убиты, а остальных шейх прикончит своей саблей. Лучше пусть он убьет меня одного, если уж он так решил, чем вам жертвовать собою в надежде меня спасти.

— Мы хлопочем не об одном тебе, — отвечал Гарри, — у нас тоже не хватает больше терпения подчиняться этому черномазому дикарю.

— Ну, в таком случае бунтуйте тогда, когда у вас будут хоть какие-нибудь шансы на успех, — возразил Колин. — Вы все равно не можете спасти меня и только рискуете поплатиться за это жизнью.

— Голах наверняка собирается убить кого-нибудь, — сказал крумэн, устремив глаза на шейха.

Последний в это время все еще говорил с Фатимой, и на лице его читалось выражение страшной жестокости.

Женщина, судьбу которой они в эту минуту решали, ласкала своих детей, без сомнения, предчувствуя, что ей оставалось лишь несколько минут, чтобы сказать им последнее «прости»; ее черты выражали странное спокойствие и покорность. Третья жена удалилась в сторону, держа своих детей на руках, она смотрела на все происходившее с любопытством, смешанным с удивлением и сожалением.

— Колин, — вскричал Теренс, — мы не в силах оставаться спокойными свидетелями твоей смерти на наших глазах! Не лучше ли нам сделать попытку освободить тебя и себя, пока еще есть некоторые шансы на успех, пусть Гарри подаст сигнал.

— Но ведь это безумие! — возразил опять Колин, — Подождите, по крайней мере, пока мы не узнаем, что он думает делать. Быть может, он решит сохранить меня для будущей мести, и тогда вы будете иметь возможность предпринять что-нибудь в удобную минуту, а не так, как теперь, когда перед вами стоят два человека настороже, готовые всадить вам пулю в лоб.

Мичманы сознавали, что товарищ их говорит правду, и они решили ждать, молча устремив глаза на палатку шейха.

Вскоре Голах двинулся в их сторону — скверная улыбка играла на его лице.

Прежде всего он достал кожаные ремни, которые были привязаны у седла его верблюда, потом повернулся к обоим сторожам и оживленно с ними заговорил, приказывая, по всей вероятности, им хорошенько сторожить, потому что они тотчас же направили свои мушкеты на пленников, и, казалось, только ждали приказа стрелять.

Затем шейх сделал Теренсу знак приблизиться к нему. Последний колебался.

— Ступай, товарищ, — сказал Гарри, — он тебе не желает зла.

В эту минуту Фатима вышла из палатки своего мужа, вооруженная саблей и, по-видимому, очень желавшая иметь случай пустить ее в дело.

Теренс, повинуясь знаку начальника, приподнялся; затем крумэн получил точно такой же приказ, и Голах увел их обоих в палатку. Фатима последовала за ними.

Тогда шейх сказал несколько слов африканцу. Последний перевел их молодому мичману: «Полное повиновение, — велел передать ему Голах, — одно только может его спасти; ему свяжут руки, и он советует ему, если он дорожит своей жизнью, не звать на помощь своих товарищей. Если он останется спокойным, то ему нечего бояться, но малейшее сопротивление с его стороны будет сигналом смерти для всех белых».

Теренс был одарен редкой для своего возраста силой, но в борьбе с африканским колоссом он неизбежно был бы побежден; безумие — сражаться с ним одному.

Не подать ли своим товарищам условный сигнал? А что если это приведет к их немедленной смерти? Их стражи уж наверное не промахнутся при первой же попытке возмущения. И он подчинился.

Голах вышел из палатки и тотчас же вернулся с Гарри Блаунтом. Видя Теренса и крумэна связанными, молодой человек бросился к выходу и стал бороться, желая высвободиться из объятий негра. Но усилия его были напрасны; побежденный своим страшным соперником, который в то же время ограждал его от ярости Фатимы, он тоже должен был позволить себя связать.

Затем Теренс, Гарри и крумэн были выведены наружу на то место, которое ранее занимали.

С Биллем и Колином поступили так же.

— Чего этому черту от нас надо? — спросил моряк, пока Голах связывал ему руки. — Уж не собирается ли он нас убить?

— Нет, — отвечал крумэн, — он убьет только одного.

И глаза его указали на Колина.

— Колин! Колин!.. — вскричал Гарри. — Видишь, что ты наделал… ты не хотел нашей помощи вовремя, а теперь мы уже и не можем помочь тебе.

— Тем лучше для вас! — отвечал последний. — По крайней мере, с вами не случится ничего дурного.

— Но если у него нет дурных намерений, зачем он нас связал? — спросил моряк. — Странная манера доказывать свою дружбу.

— Да, зато этот способ самый надежный. В этом виде вы не можете подвергать себя опасности безумным сопротивлением его воле.

Теренс и Гарри поняли, то хотел сказать Колин и почему с ними так поступил шейх: он хотел лишить их возможности вмешаться, когда он будет расправляться с осужденными на смерть.

Как только Голаху удалось справиться с белыми невольниками, ему нечего было бояться остальных, и оба сторожа удалились в палатку.

Во время этого разговора между потерпевшими крушение Голах был занят расседлыванием одного из верблюдов. Предметом его поисков были две лопаты, которые он передал своим невольникам, они тотчас же принялись копать яму в песке.

— Они копают могилу для меня или для этой бедной женщины, а может быть и для нас обоих, — сказал Колин, смотря на них спокойно.

Трое остальных европейцев разделяли уверенность своего товарища, но молчали.

Тем временем Голах занимался приготовлением к отъезду.

Когда невольники вырыли в мягком песке яму глубиною около четырех футов, шейх приказал им копать другую.

— Будут две жертвы, — сказал Колин.

— Ему следовало бы убить всех нас! — вскричал Теренс. — Мы подлые трусы, потому что не боролись за нашу свободу.

— Да, — повторил Гарри, —