Курортник - Герман Гессе

Я не стану здесь разбирать психологические причины такого праздничного настроения и прекрасной, благотворной торжественности, поскольку давно отказался от фикции, будто моя Psychologia balnearia повествует о чьей-либо посторонней, а не моей собственной психике. По-видимому, исполненная достоинства и набожности атмосфера шепчуще-молитвенной святости в игорном зале вызвана просто тем, что здесь дело идет не о музыке, драмах и прочих ребячествах, а о самом важном, любимом и святом в представлении людей — о деньгах. Но, как сказано, я не намерен в это вникать, последнее не входит в мою задачу. Я только отмечаю, что, в противоположность другим публичным увеселениям, здесь, в игорном зале, атмосфера не лишена благочестия. И если, например, в кино публика не очень-то стесняется и словесно, да и всякими иными способами, выражает свое одобрение и неодобрение, здесь даже главный персонаж, игрок, в минуты наисильнейшего, обоснованнейшего и вполне дозволенного волнения, а именно при выигрыше или проигрыше денег, почитает себя обязанным проявлять выдержку и достоинство. Я вижу, как люди, сопровождающие при ежедневной карточной игре потерю несчастных двадцати сантимов взрывами досады, бранью, проклятиями, проигрывают здесь в сотни раз больше, не хочу сказать «не моргнув глазом», потому что глаза даже очень моргают, но не поднимая голоса и не докучая окружающим непристойным выражением своих чувств.

Поскольку мудрые правительства заботятся обо всем, могущем способствовать подъему народного просвещения, и поощряют и поддерживают все служащие тому учреждения, я возьму на себя смелость, хоть я и совершенный профан в данной области, указать специалистам на тот факт, что из всех игр, развлечений и забав ничто так не воспитывает в участниках самообладание, спокойствие и благопристойность, как азартная игра в открытых игорных залах.

Но какой бы привлекательной и даже благотворной ни казалась мне игра, я все же нашел возможность поразмыслить также и над ее теневыми сторонами, точнее, испытать их на собственном опыте. Горячо и с морализующим пафосом выдвигаемые политэкономами возражения против рулетки, с моей точки зрения, сплошь несостоятельны. Что игроку грозит опасность слишком легко разбогатеть и потому утратить всякое уважение к святости труда, что, с другой стороны, ему грозит потеря всех собственных денег и, в-третьих, что, долго наблюдая круговращение шариков и талеров, он может даже лишиться основы основ всей экономической буржуазной морали — безграничного почтения к деньгам, — пусть это и справедливо, но я не могу признать все эти опасности такими уж серьезными. Мне как психологу представляется, что для очень многих тяжело душевно больных людей быстрая потеря всего состояния и крушение их веры в святость денег означало бы отнюдь не несчастье, а вернейшее, даже единственно возможное спасение, и совершенно так же мне представляется, что при теперешней нашей жизни, в противовес исключительному культу работы и денег, было бы весьма желательно приятие случая, доверие к прихотям судьбы и ее превратностям, чего всем нам очень недостает.

Нет, если что является, по-моему, недостатком азартной игры и, несмотря на ее положительные стороны, все же превращает ее в конечном счете в порок, это нечто чисто духовное. По моему личному, весьма приятному опыту, ежедневное двадцатиминутное погружение в азарт рулетки и нереальную атмосферу игорного зала всегда радостно возбуждает. Для скучающей, оскудевшей, усталой души это истинный бальзам, лучший из всех, мною испробованных. Недостаток лишь в том (и этот недостаток азартная игра разделяет с тоже весьма приятным алкоголем) — недостаток в том, что при игре это возбуждение идет извне и оно чисто механическое и материальное; вот тут-то и возникает большая опасность: положившись на такое безотказное механическое возбуждение, начнешь пренебрегать, а затем и вовсе забросишь собственную тренировку и душевную активность. Приводить душу в движение не размышлением, не мечтами, не фантазированием или медитацией, а чисто механически — рулеткой — все равно что для тела пользоваться ванной и услугами массажиста, но отказаться от собственных усилий, от спорта и тренировки. На том же обмане основывается и возбуждающий механизм кинематографа, подменяющий собственную творческую работу глаза, открытие, выбор и запоминание прекрасного и интересного, чисто материальным зрительным кормом.

Нет, так же как помимо массажиста ты нуждаешься в гимнастике, так и душа, вместо или наряду с рулеткой и всеми этими прекрасными возбудителями, нуждается в собственных усилиях. Поэтому во сто крат предпочтительнее азартной игре любая активная тренировка души: дисциплинированное, четкое упражнение ума и памяти, упражнение по воспроизведению с закрытыми глазами виденных предметов, вечернее припоминание всего случившегося за день, свободное ассоциирование и фантазирование. Я это добавляю также для ревнителей народного благополучия и, возможно, во исправление данного выше дилетантского совета — ибо в данной области, в области чисто душевного опыта и воспитания, я отнюдь не дилетант, а старый, чуть ли не слишком опытный профессионал.

Вот я и опять далеко отклонился от темы, но таков уж, видно, удел этих заметок, что, неспособные довести до разрешения ни одной проблемы, они скорее ассоциативно и случайно нанизывают приходящие в голову мысли. Но, быть может, думается мне, это как раз и присуще психологии курортника.

Я отвлекся от своей темы, своей весьма неутешительной темы, ради небольшого панегирика азартным играм, каковой панегирик я склонен был бы еще продолжить, ибо возвращение к теме дается мне нелегко. Но ничего не поделаешь. Вернемся же к курортнику Гессе, взглянем еще раз на этого расслабшего пожилого господина, на его поникшую, усталую фигуру, ковыляющую походку! Он нам не нравится, этот субъект, мы не можем его полюбить, не можем искренне, от всего сердца, пожелать ему долгого, а тем более бесконечного продления его и необразцовой и неинтересной жизни. Мы не будем возражать, если этот господин однажды сойдет со сцены, где давно не представляет отрадного зрелища. Если он, например, однажды утром ненароком уснет в ванне, нырнет под воду и захлебнется, мы не станем особенно по этому поводу горевать.

Однако если мы с таким безразличием высказываемся о вышеупомянутом курортнике, то относится это исключительно к его нынешней жизнедеятельности, его сегодняшнему агрегатному состоянию. Нам нельзя упускать из виду никогда не исчезающую возможность того, что состояние его изменится, что существо его будет приведено к новому знаменателю. Такое чудо, не раз уже пережитое, может произойти ежечасно. Когда мы, покачивая головой, глядим на курортника Гессе и считаем его созревшим для исчезновения, то не следует забывать, что исчезновение, в какое мы можем верить, подразумевает не уничтожение, а лишь метаморфозу, ибо основой и питательной почвой всех наших взглядов, а следовательно, и нашей психологии является вера в бога — в единство, а единство, как путем озарения, так и познания, даже в самых безнадежных случаях всегда может быть восстановлено. Нет такого больного, который одним-единственным шагом, пусть даже шагнув через смерть, не мог бы обрести исцеления и вернуться к жизни. Нет такого грешника, который одним-единственным шагом, возможно даже через казнь, не мог бы очиститься и обрести божественность. И нет такого хмурого, сбившегося с пути и, казалось бы, пропащего человека, которого внезапное озарение не могло бы в один миг обновить и превратить в счастливое дитя. Эту мою веру, это мое убеждение, не следует никогда забывать ни пишущему, ни читающему эти строки. И автор этих строк действительно не знал, откуда бы ему черпать мужество, право, решимость для своих порицаний и настроений, пессимизмов и психологий, если бы всему этому в душе его постоянно не противостояла вера в единство, как в некое нерушимое равновесие. Напротив, чем больше я себе позволяю и дальше захожу по одну сторону, чем беспощаднее порицаю, чем легче поддаюсь настроениям, тем ярче сияет по другую, противоположную сторону свет примирения. Не будь этого бесконечного, постоянно колеблющегося равновесия, откуда взял бы я мужество сказать хоть слово, судить о чем-либо, чувствовать и выражать любовь и ненависть и хотя бы час прожить на земле?

Выздоровление

Курс лечения приходит к концу. И, слава богу, мне лучше, мне уже совсем хорошо. Целую неделю я погибал, пал духом, погрузился с головой в свою болезнь, свою усталость, свою хандру и самому себе вконец опротивел. Еще немного, и я попросил бы приделать к трости резиновый наконечник. Еще немного, и я стал бы читать список приезжих. Еще немного, и я слушал бы легкую музыку не четверть и не полчаса, а вкушал весь часовой или даже двухчасовой концерт полностью, и вечером вместо одной бутылки пива — выпивал две. Еще немного, и я спустил бы в курзале все наличные деньги. К тому же я поддался обаянию своих соседей по столу в гостинице, милых, приятных людей, достойных всякого уважения, от которых я мог бы многое узнать, если б не совершил обычной ошибки, не попытался этого достичь путем разговоров. А разговоры с людьми, если у тебя нет с ними глубокой внутренней близости, за редким исключением, всегда крайне бессодержательны и только разочаровывают. Вдобавок незнакомые люди, вступая со мной в разговор, к сожалению, всегда видят во мне писателя и считают себя почему-то обязанными заводить со мной речь о литературе и искусстве и, разумеется, несут всякую чепуху, так что очаровательнейших людей узнаешь как раз с той стороны, с какой они ничем не отличаются от самых дюжинных.