Маша, прости - Алена Артамонова

Короткая процедура оформления казалась вечностью, она боялась, что ее сейчас поймают за руку и разразится скандал. Но все прошло благополучно, и Маша, мысленно поблагодарив небеса, тут же попросила прощения. «Я не украла, я все потом верну», – успокоив таким образом собственную совесть, она вернулась домой.

Федор нервничал и не находил себе места перед предстоящей встречей с отцом. Он долго проигрывал тактику своего поведения, подбирал слова, расставлял акценты.

И вот он уже стоит перед дверью нового жилища отца и дрожащими пальцами нажимает на звонок.

Дверь открыла высокая женщина лет тридцати, с выкрашенными в белый цвет волосами, довольно привлекательная, но отмеченная печатью дешевой вульгарности. Оценивающий взгляд и циничная улыбка дополняли этакий образ куртизанки, возомнившей себя царицей.

– Здрасьте, – игриво протянула женщина.

– Добрый день, – он сдержанно поздоровался. – Передайте, пожалуйста, Павлу Антоновичу и Людмиле, что пришел Федор.

– Людмила – это я, – женщина кокетливо поправила волосы.

– Да? – Федор бросил на нее разочарованный взгляд. – А я подумал, что вы домработница.

Дамочка обиженно надула губы и пропустила его вперед.

– Павлик разговаривает по телефону, но скоро освободится.

Федор прошел через огромный холл в гостиную. Просторная квадратная комната была безвкусно заставлена дорогой новой мебелью. Здесь было много ненужных вещей, загромождающих пространство. Напольные вазы, статуэтки и лампы существовали сами по себе, не образовывая единого ансамбля, отчего комната стала похожа на женщину, надевшую сразу все свои наряды.

– Нравится?

– Нет, – Федору даже не пришлось притворяться.

Людочка уже смотрела волком, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы в комнату не вошел Павел Антонович.

– Вы уже познакомились? – было видно, что он нервничает.

– Да, – Федор кивнул.

Отец сделал неуверенный шаг в его сторону, но под его пронзительным взглядом тут же осекся:

– Пообедаем на кухне, по-домашнему, – непринужденно предложил отец, но Федор видел, что эта непринужденность дается ему с большим трудом.

Стол уже был накрыт. Людочка достала из холодильника бутылку красного вина и села рядом с отцом. Она поправила ему салфетку и, не спрашивая, самостоятельно положила ему на тарелку все, что считала нужным. Женщина всем своим видом как бы доказывала свое право находиться рядом с Павлом Антоновичем. Федору стало даже немного смешно от показного соперничества взрослой женщины с подростком. Он взял вилку, демонстративно повертел ее у себя под носом и, поднявшись, направился к мойке, чтобы помыть.

– Что-то не так? – заерзал отец.

– Ничего страшного, просто вилка грязная, – наблюдая за их вытянувшимися физиономиями, Федор радовался своей маленькой мести.

– Людочка так устает, переезд, ремонт, все на ней, – отец пытался оправдать свою молодую жену.

– Не знаю, было ли это правильным. У нее вкуса еще меньше, чем у тебя.

– Федор! – Павел Антонович повысил голос. – Ты не имеешь права оскорблять ее.

– Я не оскорбляю, – он старался держать себя в руках. – Просто высказал свое мнение. Ведь именно этому ты учил меня, – сын посмотрел в глаза отцу.

Павел Антонович запнулся и стал ковырять вилкой в салате. Людочка с отеческой заботой погладила его по плечу, словно говоря: «Ну-ну, милый, я же тебя предупреждала, что твои дети никогда не примут меня».

Федор смотрел на поникшую фигуру отца и думал о странностях жизни. Лет в пять отец казался ему небожителем, годам к двенадцати у него зародились сомнения, а сейчас он был просто разочарован! Немолодой, может быть, талантливый ученый, запутавшийся, подчинившийся обстоятельствам, не отдающий себе отчета, стареющий ловелас, пойманный на крючок.

Отец поежился под его колючим взглядом и, чтобы разрядить обстановку, предложил:

– Ладно, ты ведь не ругаться сюда пришел. Давай выпьем, как мужчины, – он взял в руки бутылку.

– Я не буду, – Федор решительно помотал головой.

– Совсем чуть-чуть, чисто символически?

– Мне мама не разрешает.

– Я тебе разрешаю, – видимо, забывшись, гордо произнес мужчина.

– А кто ты такой?! – Федор уже не мог, да и не хотел сдерживаться, он увидел все, что ему нужно, дальнейшее продолжение общения привело бы к новому потоку лжи. Не так он представлял себе эту встречу!

– Я твой отец! – Павел Антонович покрылся красными пятнами.

– Ты старый козел, который когда-то меня сделал!

– Что!!! Сосунок! – зарычал отец, не стерпев оскорблений.

Людочка вцепилась в его руку.

– Павлик, миленький, не надо, – чуть не плача, просила она.

– Павлик, – передразнил ее Федор. И, рассмеявшись, обратился к отцу: – Павлик – вот кто ты для меня. Ты знаешь, за что я тебя презираю? – он поднялся и уже смотрел на отца сверху вниз. – Не за эту, – мальчик брезгливо махнул рукой в сторону новой жены, – а за то, что ты не мужик! Ты испугался поговорить с нами, сбежал, как трус, как последний подонок, взвалив на мать еще и обязанность объяснить нам, почему ты это сделал! Так что прощай! Павлик! – И он вышел из ненавистной квартиры.

Федор вернулся домой и застал мать в обычном ее теперешнем состоянии, а именно сидящей в полумраке и безумно смотрящей в одну точку. Федор решительно раздвинул тяжелые шторы.

– Не надо, сынок, закрой, – женщина болезненно зажмурила глаза.

Не обращая никакого внимания на слабый протест, Федор сел напротив.

– Я сегодня был у Павлика.

– У какого Павлика?

– У твоего бывшего мужа.

– Ты был у отца? – Нина Сергеевна вздрогнула и с упреком посмотрела на сына.

– Он мне не отец! Он Павлик!

– Ты и ее видел? – прошептала мать.

– Ага.

– Ну и как? – с болью в голосе спросила мать.

– Уличная девка, возомнившая себя королевой.

– Федор, откуда такие слова? – она строго посмотрела на сына, и Федор впервые за долгое время заметил брызги искр, вспыхнувшие в оживших глазах.

– Мам, не будь ханжой, я еще и не такие слова знаю. Хочешь, скажу?

– Дурачок, – Нина Сергеевна улыбнулась и шутливо ударила его по лбу.

– Мам, знаешь, а это очень хорошо, что он от нас ушел, – совершенно серьезно заявил мальчик. – Он не тот, за кого себя выдавал.

В глазах матери появилась некоторая озадаченность, она не знала, что ответить повзрослевшему сыну.

– И еще, пообещай мне, – он взял ее за руку.

– Что?

– Просто пообещай, что сделаешь то, о чем я тебя попрошу.

– Обещаю.

– Когда он приползет к тебе на коленях, поклянись, что ты не примешь его назад.

Нина Сергеевна грустно улыбнулась и погладила сына по голове.

– Ты самая лучшая! – Федор крепко обнял мать, и у него непроизвольно промелькнула мысль: «Ну что ж, если он стал плохим отцом, то я возьму реванш, став плохим сыном!»

1699 г. Англия. Плимут

Плимут того времени был основной базой британских пиратов. Отсюда один за другим выходили на просторы Атлантики «морские псы», от которых не было покоя испанским городам. Плимут жил морским разбоем, в гавани теснились большие и малые корабли. Склады ломились от ценнейших товаров: гвоздика, шелк, испанские вина. В темных лавках близ гавани по сходной цене можно было купить золотые кольца, снятые с убитых испанцев, и бархатные платья с плохо замытыми следами крови.

Застывшее от отчаянья, бессилья и скорби сердечко юного Филиппа как должное восприняло изгнание из жилища Стефана, которое на тот момент было его единственным приютом. Он чувствовал себя изгоем, которому нет места среди людей. Его жизнь хмурилась, вступая в спор с богом и судьбой. Он не понимал, почему не достоин сострадания и любви. За какие грехи жизнь вооружилась против него? Не задумываясь, Филипп взвалил на свои хрупкие, неокрепшие детские плечи чужие долги, и от этой тяжести он согнул спину, позволив обиде и злу захлестнуть себя. Щемящая боль от безысходности и одиночества гнала его по незнакомым улицам города к морю. Филипп шел интуитивно, ориентируясь лишь на свежий морской бриз и запах рыбы.

Мальчик угрюмо брел по унылой серой местности, застроенной преимущественно деревянными домами, нисколько не претендующими на архитектурные красоты. Преодолев длинную, сонную улицу с городской тюрьмой и холмом, оснащенным виселицами, он, наконец, вышел к гавани и неспешно зашагал вдоль моря. Порт был наполнен запахами водорослей, разогретой смолы и подтухшей рыбы. Здесь грузились, разгружались большие суда, небольшие суденышки и малые барки. Уставшие женщины торговали с лодок дарами моря.

– Окунь! Морской окунь!

– Креветки! Свежие креветки!

Филипп прошел мимо хмурых грузчиков, таскавших мешки, затем миновал артель ремонтников, стучавших молотками и ловко управлявшихся с пилами. В этом бурлящем портовом водовороте каждый занимался своими делами, и никто не обращал внимания на ребенка, бесцельно идущего вдоль берега к заброшенной пристани. Филипп уходил все дальше и дальше от шума и неразберихи. Набегавшие волны давно намочили ноги, но он как будто и не замечал этого. Море пугало и одновременно манило, зовя в неведомые дали. Он с мольбой смотрел на голубые волны, словно ждал откупа от погубившей его стихии.