Бизнес по-еврейски 3: евреи и деньги - Петр Люкимсон

Стоит отметить, что в обеспеченных еврейских семьях всегда пытались совместить светское образование с религиозным или хотя бы дать мальчику какие-то начатки последнего. Так, накануне бар-мицвы светские еврейские семьи обычно нанимали (и многие светские евреи делают это до сих пор) сведущего в Торе и в синагогальной службе человека, который должен был подготовить мальчика к предстоящему событию – научить его читать отрывок из Торы по свитку с соответствующим речитативом, а также познакомить его с основными заповедями иудаизма. Любопытно, что и крестившийся в юности Осип Мандельштам, и убежденный атеист Лев Троцкий в своих письмах не раз с теплотой вспоминали этих своих учителей.

Хедер в Восточной ЕвропеХедер в Средней Азии

Еврейская традиция утверждает, что деньги, потраченные на обучение детей Торе, как и деньги, которые тратятся на приготовление субботней трапезы, «не входят в семейный бюджет, и поэтому их нужно тратить как можно больше не задумываясь».

При этом имелось в виду, что определяя в Рош ха-шана бюджет каждой семьи на наступающий год, Всевышний не включает в него деньги, потраченные на эти цели, и всегда возвращает их семье тем или иным путем. Следовательно, чем больше будет потрачено на детей и субботу, тем больше будет возвращено Свыше – путем появления дополнительного заработка, более удачной, чем ожидалось, торговли или как-нибудь иначе.

Что касается расходов на содержание детей, то есть на их одежду и пропитание, то тут иудаизм предписывает сделать все возможное, чтобы каждый ребенок в семье чувствовал, что ему уделяется равное внимание и что на него родители тратят не меньше, чем на остальных его братьев и сестер. Родители должны делать это хотя бы для того, чтобы не повторилась печальная история Йосефа, проданного братьями из зависти в рабство. Зависть же к Йосефу возникла у братьев после того, как их отец Яаков купил Йосефу полосатую рубашку, стоившую ровно на 2 шекеля больше, чем рубашки остальных братьев, и таким образом показал, что любит Йосефа больше других сыновей.

Раввины, специализирующиеся на вопросах воспитания, считают, что приучаться к обращению с деньгами еврею следует с самого раннего возраста: уже в пять лет еврейский ребенок должен знать, что деньги нужно ценить и не тратить зря, он должен быть в состоянии сделать простые покупки и правильно высчитать причитающуюся ему сдачу. Кроме того, если глава семейства занимается торговлей, то дети могут с 6–7 лет помогать ему управляться в лавке, обслуживать покупателей, брать у них деньги и выплачивать сдачу.

Перед лицом смерти

Сказано в «Пиркей Авот»:

«Акавия, сын Махалалеля, говорит: “Сосредоточься на трех вещах, и ты не впадешь в грех. Помни, откуда ты явился, куда идешь и перед кем тебе придется держать ответ. Откуда ты явился – из зловонной капли. Куда идешь – туда, где прах и черви. Перед кем ты будешь держать ответ – перед верховным Царем всех царей, да будет благословенна святость Его”».

На самом деле иудаизм – это религия жизни, все его заповеди самым непосредственным образом и даже исключительно касаются тех проблем и ситуаций, с которыми человеку приходится сталкиваться именно в нашем материальном мире. Но вместе с тем сознание того, что человек смертен, что он – только одно из звеньев в вечной цепи своего народа, приходило к любому еврею в очень раннем возрасте, когда о смерти вроде бы думать не принято. Ну, а с наступлением зрелого возраста человек должен задуматься о дне своего ухода из этого мира и о том, кому он передаст свое состояние, каким именно образом разделит его между наследниками.

В принципе, еврейские законы наследования были сформулированы еще мудрецами Талмуда на основе изложенного в Торе порядка наследования земельного удела. Они перенесли законы Торы о наследовании движимого имущества на недвижимое, а также на денежный капитал.

Согласно этим законам, из оставленного мужчиной имущества сначала вычитается та доля, которая, согласно ктубе, полагается его вдове, а затем это имущество делится между его сыновьями, причем первородному сыну достается двойная доля. Например, если после смерти мужчины осталось пять сыновей, то его имущество делится на шесть частей, из которых первородному сыну достается третья часть, а всем остальным – по одной шестой. Дочерям их доли наследства не полагается, но в случае, если они еще не вступили в брак, братья обязаны позаботиться об обеспечении их всем необходимым до выхода замуж и о наделении их достойным приданым из оставленного отцом или даже из своего личного имущества. Замужняя дочь не вправе претендовать на наследство отца, так как считается, что она уже получила свою долю в качестве приданого.

Лишь в случае, если мужчина умер, не оставив после себя сыновей, в права наследниц могут вступить его дочери. А если у него вообще не было детей или они умерли, то другие родственники в порядке убывания степени родства (внуки со стороны сыновей, внуки со стороны дочерей, отец, братья и их потомки, сестры и их потомки, дед, прадед и т. д.) могут претендовать на наследство.

С проблемой раздела наследства связана одна из самых удивительных талмудических историй, которая в равной степени может быть интересна и гебраистам, и юристам, и… уфологам. В ней рассказывается о том, как Дьявол-Ашмодей, помогавший, согласно преданию, царю Шломо при сооружении Первого Храма, предложил царю показать нечто невиданное им прежде. Когда Шломо согласился, Ашмодей доставил ему из «страны Тевель» (буквально – из Космоса, глубин Вселенной) человека с двумя головами. При этом он сообщил Шломо, что расстояние между нашей землей и той землей, в которой живет этот человек, составляет пятьсот (так и тянет прибавить – световых) лет пути. Когда же Шломо велел отправить этого двухголового человека домой, то Ашмодей признался, что не может этого сделать из-за нехватки у него сил (и снова хочется написать – энергии). Так этот человек остался на Земле. Женился на обычной земной женщине и прижил от нее семерых сыновей: шестеро из них были обычными людьми, а седьмой уродился в отца – он был о двух головах. Когда человек «из страны Тевель» умер, после него осталось довольно большое наследство и между его сыновьями возник спор о том, как его поделить: по закону, наследство должно было быть разделено на 8 частей, из которых одна четвертая должна была достаться старшему сыну и по одной восьмой – всем остальным. Однако двухголовый брат заявил, что ему также полагается двойная доля наследства, то есть оставленное отцом состояние должно быть поделено на девять частей, из которых по две девятых причитаются старшему и двухголовому братьям и по одной девятой – остальным.

Все семеро братьев явились на суд к царю Шломо. Славящийся своей мудростью царь заявил, что двухголового брата можно будет считать за двух разных людей только в том случае, если две головы способны в один и тот же момент испытывать различные ощущения. После этого он приказал вылить кипяток на одну из голов, и обе головы мгновенно взвыли от боли – так стало ясно, что наследство нужно делить все-таки между семью, а не восемью сыновьями.

Рассматривает Талмуд и тот случай, если первородный сын скончался еще при жизни отца, – при этом он предписывает поделить причитающуюся ему двойную долю наследства поровну между всеми остальными сыновьями.

В случае смерти женщины в качестве основного наследника выступает ее муж, но при этом он не вправе присвоить себе то имущество, которое, согласно брачному договору, принадлежало только ей – оно должно быть поровну поделено между ее детьми (особенно в случае, если мужчина женился вторично).

Конечно, стороннему читателю все эти тонкости могут показаться незначительными и неинтересными, но на самом деле с аналогичными проблемами раздела наследства евреи сталкиваются и сегодня. И лучшее доказательство тому – спор вокруг завещания выдающегося израильского сатирика, вспыхнувший после его смерти в 2005 году. Кишон, за полтора года до смерти женившийся на относительно молодой австрийской писательнице, поделил в завещании свое немалое состояние так, чтобы и его сыну от первого брака, и двум детям от второго, и третьей жене достались приблизительно равные доли движимого и недвижимого имущества. И третья жена писателя, и его старший сын согласились признать последнюю волю отца, однако двое детей от второго брака решили оспорить завещание Кишона в суде, посчитав, что отец выделил неоправданно большую долю своей третьей жене. При этом они обосновывают свой иск (тяжба по которому на момент написания этой книги еще не была закончена) тем, что, деля имущество, Эфраим Кишон не учел того, что определенная его часть (прежде всего, фамильные драгоценности и денежные сбережения) принадлежала исключительно их матери и отец не имел права учитывать его при составлении завещания.