Бог велел делиться - Марина Серова

Тамара Григорьевна вздохнула.

— И деньги Сережины как раз пригодились, — продолжала она. — А то что бы я на свою пенсию смогла сделать? Как подумаю — вот придет время самой умирать, кто ж меня похоронит? Никого у меня не осталось!

Тамара Григорьевна залилась слезами, и я поспешила сказать ей:

— Вы сейчас не об этом думайте. Давайте вы мне все-таки расскажете, как прошли похороны. Кто на них был, что говорили, кто как себя вел?

— Да кто был… — снова вздохнула женщина. — Мало кто. Родственники наши — так от них только тетка осталась да бабка со стороны мужа. Ну, соседей несколько человек, Настя… Вот где довелось нам с ней познакомиться! Можно было такое подумать, а? Потом в столовую поехали, я там поминки заказала. Человек пятнадцать всего и было-то. Вели себя все обычно, тихо — на поминках какой шум? Никто особо ничего не говорил — так, поплакали все, конечно, вспомнили детство Сережино. Настя вообще молчала больше, не пила почти ничего и не ела. После поминок подсела ко мне и говорит: «Я здесь больше оставаться не могу, поеду домой, в Москву». Мне, говорит, и жить здесь негде. Я ей говорила, чтобы в Сережиной квартире пока жила, никто же не гонит, а она отказалась. Неудобно, говорит, я же даже не жена ему, да и тяжело мне все это. Ну а я что скажу? Конечно, ей свою жизнь устраивать нужно. И не станет она всю жизнь по Сереже убиваться, это мать одна никогда сына не забудет… Это уж мне одной теперь до конца дней его поминать, на могилу ходить… Телефон, правда, свой она мне оставила. Да как ей звонить-то? О чем говорить? Мы же и не знали друг друга совсем!

Тамара Григорьевна горестно махнула рукой.

«Что ж, в принципе, я так и предполагала», — подумала я, радуясь, что из-за поездки в Самару не пропустила что-нибудь важное.

— Да, вот, правда, девушка одна еще приходила, — оживилась Тамара Григорьевна. — Наташей ее звать. Они с Сережей раньше дружили будто немного. Потом-то все забылось, конечно. А она вот узнала и пришла на поминки. Я ей прямо благодарна была.

— Вот как? — удивилась я. — А откуда она узнала о том, что Сергей умер?

— Да позвонила она мне, я ей и сказала, — развела руками мать Перфильева.

— Когда позвонила?

— Вчера и позвонила, с утра с самого. Как узнала, что Сережи больше нет, сразу говорит: «Теть Том, я приеду!» А я что скажу? Приезжай, конечно! Хотя предупредила, что невеста его будет. Так сказать, официальная… Так ведь они с Наташей расстались давно, ничего страшного, что она пришла, правда?

— А раньше она вам звонила? — спросила я, не отвечая на риторический вопрос об этичности момента.

— Ой, давно уже не звонила, — покачала головой Тамара Григорьевна. — Несколько лет уж прошло… Она замуж вышла, мне Сережа говорил… Правда, развелась потом. А тут вдруг позвонила неожиданно, как почувствовала!

«В самом деле, чутье удивительное, — отметила я про себя. — Похоже, в деле появляется новый персонаж, с которым тоже необходимо познакомиться».

— А как фамилия этой Наташи? — поинтересовалась я. — Мне бы с ней поговорить.

— Фамилия-то у нее была Заманихина, а теперь я и не знаю — может быть, мужнина осталась? Но она мне тоже свой телефон оставила, сейчас я вам его найду.

Тамара Григорьевна поднялась со своего места и направилась к серванту. Выдвинув верхний ящик, она достала оттуда записную книжку, открыла на нужной странице и протянула мне. Номер оказался домашним. Я переписала телефон Натальи Заманихиной в свой блокнот, заодно добавив туда и номер Насти Капрянской.

* * *

Прямо из машины я позвонила Мельникову.

— Слушай, мне нужно по номеру телефона узнать адрес человека. Сколько на это уйдет времени?

— Ну… Позвони минут через двадцать, — чуть подумав, ответил Андрей. — А что за человек?

— Да так, появилось тут одно новое лицо. Может быть, и ничего важного, но пока наблюдается один интересный момент, — уклончиво ответила я.

— Ой, сколько тумана! — вздохнул подполковник. — Ладно, перезвони.

Выждав положенное время, я вновь набрала рабочий номер Андрея.

— Записывай, — коротко сказал тот. — Улица Крайняя, четырнадцать. Это частный дом. Заманихина Наталья Алексеевна.

«Значит, она сохранила девичью фамилию», — подумала я.

— А все-таки, кто такая? — не отставал подполковник. — В деле никакая Заманихина не фигурирует.

— Я же говорю, это новое лицо. Бывшая пассия Перфильева.

— Оба-на! А она-то тут при чем? — хмыкнул подполковник.

— Возможно, что и ни при чем. Андрей, я не хочу заранее ничего объяснять, поскольку понимаю, что эта Заманихина может оказаться пустой тратой времени. Если будет что-то интересное, я тебе непременно сообщу. А пока спасибо, — и я нажала на кнопку отбоя.

Для знакомства с Натальей Заманихиной мне предстояло ехать в один из самых заброшенных районов Тарасова, застроенных исключительно старыми частными домами. Сколько я помнила это место, там всегда царили грязь, бардак, а уж про дороги и говорить нечего. Собственно, то месиво, которое круглогодично наличествовало в данном районе, и дорогами-то назвать было нельзя. Но выбора не было — предстояло отправляться на улицу Крайнюю, даже своим названием словно кричащую о том, что на ней сосредоточены все возможные неудобства города Тарасова, устранять которые никто не собирается. Со вздохом я развернула свою «девятку» и поехала в нужном направлении.

Естественно, в том районе ничего не изменилось. А если принять во внимание сырую погоду, то нечего удивляться, что я в скором времени буквально увязла в грязи. Кое-как выбравшись из мутной жижи, я медленно и предельно аккуратно поехала по размытой дождями улочке, следя, чтобы не угодить колесом в особенно глубокую яму.

Наконец я остановилась возле дома с номером четырнадцать, выбралась из машины и тут же влезла обеими ногами в жидкую грязь. Увидев, что модные красные лаковые ботинки моментально покрылись ею — слава богу, не вырядилась в новые сапоги! — я в отчаянии огляделась, но, убедившись, что нигде нет ничего похожего на сухую тропинку, махнула рукой и, решив не обращать внимания на подобные мелочи, прошлепала к калитке. Она не запиралась, и я очутилась во дворе. Слава богу, к дому вела выложенная из камешков сухая дорожка, по которой я и продолжила свой путь, хотя сухость дорожки уже не имела значения: ботинки целиком были покрыты грязью.

«Надо же, здесь еще и телефон имеется!» — подивилась я, окидывая взглядом старый деревянный дом и отыскивая кнопку звонка. Вскоре я услышала шаги, а затем дверь открылась.

— Вы к кому? — спросила появившаяся на крыльце женщина.

— К Наталье Алексеевне, — сообщила я.

Женщина пристально всмотрелась в мое лицо, потом неуверенно сказала:

— Ну, это я… А с вами мы, кажется, не знакомы?

— Не знакомы, — подтвердила я. — Но я очень хочу познакомиться. Я к вам по поводу вашего… знакомого, Сергея Перфильева. Я занимаюсь расследованием его смерти. Вы ведь в курсе?

Лицо женщины помрачнело.

— Я в курсе, что его убили, — медленно сказала она. — И больше ничего. Если вы думаете, что я знаю, кто это сделал, вы ошибаетесь.

— Я просто хочу с вами поговорить, — пояснила я. — И задать несколько вопросов о Сергее.

— Ну… — женщина чуть помялась. — Проходите. Правда, я тут стирку затеяла.

— Это ничего, — проходя в дом и осторожно снимая перемазанные ботинки, ответила я.

— Это вы через нашу грязь в них пробирались? — кивнув на мою обувь, спросила Наталья.

— Вообще-то я приехала на машине, а до калитки пришлось на своих двоих, — сказала я.

— На машине? — еще больше удивилась Заманихина. — Здесь на вездеходе нужно.

— Ну, вездехода у меня нет, — улыбнулась я. — Машина, слава богу, сильно не пострадала, а это, — я показала глазами на ботинки, — я уж как-нибудь отмою.

— Мы в резиновых сапогах весной и осенью тут ходим, — сообщила Наталья, выключая стоявшую на табуретке посреди кухни старенькую стиральную машинку, которая фырчала, перекатывая внутри себя белье. — Пойдемте в комнату.

В маленькой комнатке было темновато: электричество, видимо, экономили, а крошечные окошки пропускали довольно скудное количество света. Наталья зажгла лампу, после чего села на диван, покрытый розовым покрывалом, и пригласила присесть и меня. Я рассмотрела наконец женщину. Она выглядела старше своих лет, чему способствовала рыхлая, не по возрасту, полнота. Волосы, подстриженные «под горшок», Наталья красила в цвет темной вишни, что ей не шло и добавляло еще несколько лишних лет. Очки в старомодной оправе, отсутствие макияжа — создавалось впечатление, что Заманихина либо не осознает собственной непривлекательности, либо, по непонятной мне причине, давно махнула на себя рукой как на женщину.

— Почему же вы все-таки пришли ко мне? — спросила она. — Кстати, вы не представились…