Господин Зима - Пратчетт Терри

И в горах дела обстояли ничуть не лучше. Тиффани могла нормально поговорить только с такими же, как она, начинающими ведьмами – Аннаграммой и другими девочками. Не стоило и пытаться завязать беседу с кем-то из деревенских, особенно с мальчишками. Они сразу тушевались, прятали глаза и шаркали ногами, точь-в-точь как жители холмов, когда им приходилось обращаться к барону.

Да и Роланд тушевался не меньше, он прямо заливался краской, когда ловил взгляд Тиффани. Всякий раз, когда она навещала его в замке или они вместе гуляли по холмам, воздух между ними искрился от многозначительных пауз… Совсем как с Зимовеем.

Тиффани внимательно прочитала письмо, стараясь не отвлекаться на неряшливые пятна, оставшиеся от лап Фиглей. Роланд даже вложил в конверт несколько чистых листов, за что она была ему очень благодарна.

Она разгладила один из этих листов на столе и задумчиво уставилась в стену. Потом стала писать.

Внизу, в кладовой[14], из-за старого помойного ведра осторожно выкатился Гораций. Прямо перед ним была задняя дверь дома. Если сыр может выглядеть задумчивым, то именно так он и выглядел.

А тем временем в деревне Дверубахи возница почтового дилижанса не знал, что ему делать. Жители окрестных деревень и ферм часто оставляли свои письма в местной сувенирной лавке, служившей по совместительству почтовым отделением, чтобы он отвёз их дальше.

Обычно возница просто забирал в лавке мешок с корреспонденцией, но сегодня у него возникли непредвиденные осложнения. Он отчаянно листал «Устав Работников Почтамта» в поисках выхода.

Мисс Тик легонько притопывала ногой. Это нервировало возницу.

– Вот-вот-вот! – воскликнул он, обнаружив наконец подходящее правило. – Тут сказано: «Запрещено доставлять каких бы то ни было животных, птиц, драконов или рыбу!»

– И к какой из этих категорий ты относишь меня? – ледяным тоном поинтересовалась мисс Тик.

– Э-э, ну, человек, он же вроде как тоже животное, разве нет? В смысле, взгляни хоть на обезьяну…

– У меня нет ни малейшего желания смотреть на обезьян, – отрезала мисс Тик. – Я видела, что они вытворяют.

Сообразив, что зашёл в тупик, возница снова принялся рыться в своде правил. Обнаружив новый путь к спасению, он широко улыбнулся:

– Вот-вот-вот! Сколько ты весишь, госпожа?

– Две унции, – ответила мисс Тик. – И так уж вышло, что мой вес как раз равен наибольшему весу письма, которое можно отправить в Ланкр и Окрестные Земли за десять центов. – Она указала на свой лацкан, куда были приклеены две марки. – Доставку я уже оплатила.

– Но ты не можешь весить две унции! – воскликнул возница. – В тебе никак не меньше ста двадцати фунтов!

Мисс Тик вздохнула. Она не хотела прибегать к последнему средству, но Дверубахи – это всё-таки не Кривопёс. Эта деревушка стоит на обочине большой дороги и успела повидать мир, хоть мельком. Мисс Тик подняла руку и потянула за неприметную верёвочку на шляпе.

– Ну что, хочешь, я забуду, что ты только что сказал?

– С чего бы? – не понял возница.

Мисс Тик без выражения уставилась на него, потом закатила глаза:

– Прошу прощения. Такое иногда случается. Это всё утренние заплывы, знаешь ли. Пружина ржавеет.

Она хлопнула по тулье сбоку, и над её макушкой рывками воздвигся конус. Бумажные цветы с полей посыпались во все стороны.

Возница проследил взглядом рост шляпы.

– О, – только и сказал он.

Остроконечная шляпа означает, что тот, кого вы видите под ней, либо волшебник, либо ведьма. Ну, или сорвиголова, которому такая шляпа вообще-то не положена и который продержится ровно до тех пор, пока ему не встретится полноправный обладатель или обладательница шляпы. Ведьмы и волшебники не любят самозванцев. А ещё они не любят ждать.

– Ну и сколько же я вешу теперь, любезный? – поинтересовалась мисс Тик.

– Две унции, – поспешно отрапортовал возница.

Ведьма улыбнулась:

– Да, и ни скрупулом больше. Как известно, скрупул – это единица веса, равная одной двадцать четвертой части унции или же двадцати гранам. Так что можно сказать, что я… нескрупулёзная!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она подождала, пока смысл этой истинно учительской шутки дойдёт до собеседника, не дождалась, но расстраиваться не стала. Мисс Тик нравилось быть умнее всех.

Она села в дилижанс.

Пока они ехали в горы, пошёл снег. Мисс Тик знала, что среди снежинок не встретишь двух одинаковых, и не стала к ним приглядываться. А вот если бы пригляделась, то почувствовала бы себя не такой уж и умной.

Тиффани спала. В камине её спальни теплился огонь. Внизу стучал станок госпожи Вероломны, ткал дорожку сквозь ночь.

Маленькие синие человечки крадучись подобрались по полу к маленькому столику, который Тиффани использовала для письма, вскарабкались друг другу на плечи, и вот уже верхний Фигль в пирамиде оказался на высоте столешницы.

Тиффани перевернулась на другой бок и тихонько фыркнула во сне. Фигли замерли, и спустя мгновение дверь спальни неслышно закрылась за ними.

Едва различимая взглядом сине-рыжая комета, взметнув пыль, пронеслась вниз по лестнице, прошмыгнула в кладовку и через странную дыру в форме сырной головы, проделанную внизу задней двери, вылетела наружу. Её дальнейший путь можно было проследить по потревоженной палой листве до маленького костерка в глубине леса. Свет от огня играл на лицах многочисленной орды пикстов, хотя если бы он мог выбирать, то предпочёл бы поиграть в другом месте.

Комета остановилась и распалась на шестерых Фиглей, двое из которых тащили дневник.

Добычу бережно положили на землю.

– Уфф, еле копытсы унесли с этого дому, – перевёл дух Громазд Йан. – Зырили те черепушки верзунские? Этой карге путю лучше не перебегать!

– Ах, опять она замочину навесила, – заметил Явор Заядло, пустившись в обход дневника.

– Явор, а мож, всё ж таки не надо его читать? Нехорошо оно, – вмешался Билли Мордаст. – Это ж лишное!

– Она – нашая карга. Её лишное – нашее лишное, – отмахнулся Явор Заядло, запустив руку по локоть внутрь замка. – И ваще, она ж хочет, чтоб хтой-то это прочитил, а то чего б она шкрябила? Нет толку шкрябить, ежли читить некому. Только карандахи зря тратить.

– Мож, она сама его и читает, – неуверенно предположил Билли.

– Нды? И на кой оно ей? – презрительно фыркнул Явор. – Она всё там и так бум-бум, сама ж нашкрябила. Да и Джинни велела прознать, что нашая карга про баронского парю себе кумексает.

Раздался щелчок, и замок открылся. Вся фиглёвская братия приготовилась почтительно наблюдать.

Явор Заядло полистал шуршащие страницы и широко ухмыльнулся:

– Ах, она тута шкрябит: «Фигли опять объявились. Как мне их не хватало!»

– Видать, она по нам оченно соскучилась, – сказал Билли Мордаст. – Дай-ка позырить, пжалста…

«Фигли опять объявились. Только их мне не хватало!» – прочёл гоннагл.

– А-а, – протянул Билли.

Он был родом из клана Долгого озера и пришёл в клан Мелового холма вместе с Джинни. Фигли Долгого озера, в отличие от клана Холма, были на «ты» с грамотой, а Билли, как гоннаглу, пришлось особенно хорошо овладеть чтением и письмом.

Фигли же Мелового холма были больше на «ты» с выпивкой, грабежом и мордобоем, и Явор Заядло славился владением всеми тремя этими искусствами, но ему пришлось научиться читать и писать, потому что этого хотела Джинни. Билли давно заметил, что в обращении с буквами Большому Человеку клана свойственна не столько точность, сколько надежда на лучшее. Напоровшись на предложение подлиннее, Явор Заядло норовил разобрать несколько слов, а потом с наскоку домыслить остальное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Искушство читания ведь в том, чтобы скумексать, что слова хотят тебе сказануть, верно? – сказал Явор.

– Мож, оно и так, – вмешался Громазд Йан. – Токо есть ли среди тех словей что-нить разлюбезное про того мешковастого верзунчика из замка?

– Экий ты романтышный, – усмехнулся Явор Заядло. – Нае, нету тута такого. Они таперь свои письмы мал-мал шифрить стали. Экая-какая помеха читанию: буковы и так-то разбечься норовят, а тут их ещё перемешкали почёмздря.