Крючок для пираньи - Александр Бушков

Зато сталинский, как бы к Иосифу Виссарионовичу ни относиться, — совсем другое дело. Рукоять из прочного эбонита и надежной латуни, сама ложится в руку. А в общем, морские кортики советских времен — почти точная копия старинного русского наградного образца 1803 года…

— Да покупай, чего там, — сказал Кацуба. — Ишь, глаза разгорелись. Контора стерпит, командировочные не считанные. Глядишь, и пригодится…

Мазур обрадовано расплатился, сунул кортик во внутренний карман куртки. У книжной полки дурноматом орал Сережа — как выяснилось, углядевший пьяными глазками забытую бог весть с какого года книжку врага перестройки Лигачева и пришедший от этого в неистовство. Он громогласно грозил продавщице, что запишет ее в красно-коричневые и устроит тут постоянный демократический пикет, а та отругивалась простыми русскими словами, потом лениво предложила девчонке, только что продавшей Мазуру кортик:

— Валь, в милицию позвони, что ли…

— Да они все возле штаба, теть Зин, — столь же лениво отозвалась та. — Петька сейчас заскакивал, говорил…

Именно эта ее реплика вдруг магическим образом успокоила шумного Сережу. Он поморгал осоловелыми глазами, что-то усиленно соображая, потом ринулся к Мазуру:

— Тьфу ты, Вова, я забыл совсем… Поехали! Посмотришь, как мы тут военщину к ногтю берем… Миша ты ж интересовался…

— А то как же, — сказал Кацуба хладнокровно. — В самом деле, Гоша, подгоняй тачку, глянем на здешние плюрализмы…

* * *

…Особого шумства не наблюдалось, но и мирными буднями назвать происходящее язык не поворачивался. Трехэтажное зданьице, чрезвычайно похожее на музей (так что закрадывалось подозрение, что их строили по одному, типовому проекту), было огорожено чисто символически — редкая оградка из тоненьких железных прутьев не доставала человеку и до пояса. Судя по вывескам, здесь идиллически уживались и городской военкомат, и штаб воинской части, как полагается, укрытой за комбинацией цифр.

Вокруг оградки с трех сторон (с четвертой тянулась высокая бетонная стена, видимо, окружавшая гараж) лениво кучковались человек сто. Мазур высмотрел самые разные типажи — и довольно чисто одетых пожилых дамочек психопатического облика, привычных на любом демократическом митинге, и поддавших молодых верзил, явно забредших от нечего делать, и угрюмых работяг, судя по каскам и спецовкам — то ли шахтеров, то ли докеров, и просто праздных зевак обоего пола.

Кое-где виднелись самодельные плакатики, однообразно призывавшие военных убираться к чертовой матери, власти России — пойти навстречу чаяниям народа, не желающего жить рядом с кладбищем отравляющих веществ, а депутатов Госдумы — оказать содействие. Судя по тому, что здесь не наблюдалось ни депутатов, ни властей России, данные плакаты были поэтическим преувеличением. Среди них сиротливо затесался вовсе уж нелепый здесь лозунг: «Выдайте зарплату за февраль, гады!»

Внутри, за оградкой, столь же лениво бродили человек двадцать в милицейских бушлатах, а один, усатый кряжистый старшина, стоя вплотную к демонстрантам, о чем-то беседовал вполне мирно, и Мазур расслышал, как он горестно вздохнул:

— Петрович, тебе хоть бастовать можно, а нам самим третий месяц не платили, только нам-то бастовать законом запрещено…

Слева что-то орал в мегафон вспотевший бородач, чем-то неуловимо напоминавший Сережу, но не в пример более пузатый. Его слушали, но вяло. Сережа, шатаясь, тут же ринулся в толпу, как рыбка в воду, моментально выискал знакомых, кого-то хлопал по плечу, кому-то показывал на стоявших кучкой «питерских ученых», словом, развил бурную деятельность.

— Ну, все, — сказал Кацуба тихонько. — Глазом не успеем моргнуть, как окажемся батальоном поддержки из столиц…

Голос у него при этом, впрочем, был скорее довольный. Мазур индифферентно пожал плечами, спросил:

— Про корабль ничего не слышно?

— Гоша говорит, придет завтра. Невтерпеж?

— Хуже нет — ждать да догонять…

— Это точно. А посему отойдем-ка. У хорошего командира солдаты без дела болтаться не должны… — Он отвел Мазура метров на двадцать в сторонку, сунул под нос фотографию. — Как тебе?

— Да ничего, в общем, — осторожно сказал Мазур.

На черно-белом снимке была изображена светловолосая женщина лет тридцати — тонкий нос, пухлые губы, очки в тонкой оправе. Симпатичная и отчего-то ужасно напоминает не особенно строгую учительницу младших классов.

— Доведись, трахнул бы?

— Мог бы…

— Прекрасно, — удовлетворенно сказал Кацуба, спрятал снимок.

— А что такое? — забеспокоился Мазур.

— Да ничего особенного, — бодро ухмыльнулся Кацуба. — Серега обещал нынче же нас отвести на малину «зеленых», возможно, она там будет. Если так — совсем хорошо. Ну, а коли не придет, закинем тебя в музей. Задача у тебя будет простая — в два счета обаять данную фемину по имени Катенька, ухитриться нынче же уложить ее в постельку, причем непременно у нее на хате, поскольку там нет микрофонов, ну, а дальнейшему учить тебя не стоит, а? Чтобы крепче спала, кинешь ей в чаек или там в винцо одну таблеточку, — он сунул Мазуру в ладонь пластиковую трубочку. — Потом возьмешь ключи и отдашь одному милому мальчику, который будет терпеливо торчать на лестнице…

— Ты что?

— А ничего, — буднично сказал Кацуба. — Отдаю приказ, только и всего. Я ж тебя не с педиком заставляю трахаться, полковник. Что поделать, если ты как раз и есть ее типаж, не мне же в столь похабном облике за дамами ухлестывать? В общем, мне позарез нужны ключи. От музея. Директором коего наша Катенька имеет честь работать. И путей тут только два — либо проводим в жизнь мою идею, либо придется дать ей по голове в темном переулке, инсценировав ограбление, и вместе с кошельком увести и ключики… Тебя такой вариант устраивает?

— А ты ведь можешь… — сказал Мазур. Кацуба сощурился:

— Знал бы ты, полковник, сколько всего я могу, когда служба требует… Понимаешь, сам я не большой спец во вскрытии замков и отключении сигнализаций, а подручного по этой части у меня тут нет. А в музей темной ночкой залезть необходимо.

— Зачем? — глупо спросил Мазур.

— Ну-у, полковник… — протянул Кацуба. — Альзо, камераден? Не хочешь же ты, чтобы милая женщина получила по голове из-за твоего чистоплюйства? Если это тебя утешит, считай, что я дерьмо. Только помни, что тут уже образовалось несколько трупов, и надо постараться, чтобы жмуриков не прибавилось…

Он смотрел Мазуру в глаза и слегка улыбался — жилистый, битый профессионал. Бесполезно было чирикать с ним о морали, этике и прочих общечеловеческих ценностях. И вообще — если угодил в дерьмо, глупо повязывать белый галстук…

— Ладно, — мрачно сказал Мазур, на миг передернувшись от ощущения облепившей внутри грязи. — Дисциплина превыше всего. А если не получится?

— Получится, — заверил Кацуба. — Баба одинокая, в такой дыре на стенку от тоски полезешь, а ты у нас — экземпляр хоть куда… Если не получится — тогда, конечно, придется по голове, но, разумеется, с максимальной деликатностью….

Они вздрогнули, повернули головы — оказалось, этот звук издал камень, смачно шлепнувшийся в стену. Следом полетел второй, вдребезги разлетелось оконное стекло на втором этаже.

Милиционеры, стряхнув сонную одурь, подскочили к оградке, завертели головами. Кряжистый старшина, стуча дубинкой по железным прутьям, взревел:

— Совсем делать нечего, козлы?!

— Пошли-ка наших уводить, — распорядился Кацуба. — А то, чего доброго, по шее получат, если начнется карусель…

Но до заварушки как-то не дошло — стражи порядка поорали, из толпы вдоволь поматерились в ответ, и восстановилось прежнее положение дел. К Мазуру с Кацубой протолкался благоухающий перегаром Сережа, волоча за рукав высоченного белокурого типа, заорал издали:

— Вова, Миша, все путем! Сейчас поедем к ребятам, ради такого случая все соберутся! Знакомьтесь, это Свен Кристиансен, заграничный коллега! В полном контакте с Европой работаем, мужики!

— Я есть отчен рат! — подтвердил заграничный коллега, улыбаясь во все свои сорок четыре зуба.

Глава шестая

«Зеленая малина»

Сказала другу «да»…

Трехкомнатная квартира, куда они угодили, была битком набита книгами и защитниками природы — преимущественно мужского пола в разной степени алкогольного опьянения. У этой компании, отметил Мазур, имелось все же одно несомненное достоинство: в нее было чрезвычайно легко в р а с т а т ь. Если только тебя держат за своего — а их, конечно же, держали. Мигом со всеми перезнакомились (Мазур тут же забыл большинство имен), хлопнули по стаканчику, перемешались. Кацуба с маху собрал вокруг себя наиболее оживленных и принялся им горячо объяснять, что одна из столиц российской демократии, а именно город Санкт-Петербург, конечно же, поможет местным собратьям в их несгибаемой борьбе против злокозненной военщины — для чего, собственно говоря, их могучая кучка сюда и прибыла. Кацубу принимали на «ура». Ему, а заодно и случившемуся рядом Мазуру, продемонстрировали священную реликвию — закатанный в пластик листок из блокнота, на котором скачущим почерком психопата было начертано: «Да ну, херня все это…» Оказалось, реликвия являет собою автограф самого Сахарова, с трепетом извлеченный одним из присутствующих из мусорной корзины Верховного Совета в те судьбоносные дни, когда судьба демократии еще висела на волоске.