Любовный узел - Барбара Картленд

Было время, когда он ненавидел всех женщин, потому что никак не мог заставить себя вычеркнуть ее из своей жизни. Ему запомнились те долгие ночи, когда он в пылу неутоленной страсти метался по постели под подвешенным опахалом, которое не могло охладить сжигающего его желания.

Анастасия притягивала его к себе все ближе и ближе до тех пор, пока его не обволокло знакомым экзотическим запахом ее французских духов.

Ее губы манили, и он ощущал, как она пылает огнем страсти. Однако он оставался хладнокровным и невозмутимым, словно его обнимала льдышка.

— Mon cher, je t'adore[9], — шептала Анастасия.

Как часто он слышал эти слова прежде и как тосковал по ним, когда она уже их ему не произносила.

Но сейчас его реакция была такой, как будто она всего лишь просила передать ей соль.

Взяв Анастасию за запястья, он убрал ее руки со своей шеи и спокойным тоном произнес:

— Извини, Анастасия.

— Хочешь сказать, что я уже ничего не значу для тебя?

— Что прошло, то прошло, — ответил он, — было бы ошибкой, печальной ошибкой для нас обоих оглядываться назад.

— Я не верю тебе!

Она положила руку ему на грудь. Тысячи раз он целовал эти длинные пальцы.

— Поцелуй меня, Тристам! Поцелуй меня, и ты поймешь, что заблуждаешься. Ведь ты хочешь меня так же, как и я тебя, — упорствовала Анастасия, прижавшись к нему еще теснее.

Герцог отодвинул ее за плечи.

— Ты достаточно здравомыслящая женщина и должна понять, что раз я говорю «нет», значит, так и есть. Нам лучше было больше не встречаться.

Анастасия прямо посмотрела ему в лицо, но на этот раз выражение ее глаз было совсем иным.

— Но я не здравомыслящая! Я люблю тебя, Тристам! Я всегда любила тебя! И не отпущу от себя!

— Возможно, ты любила меня как мужчину, — согласился герцог, — но этого тебе было мало. Ты жаждала денег, мечтала о положении в обществе. А что я мог дать тебе тогда? В конце концов ты все-таки добилась своего и должна быть счастлива.

— А если я несчастна? — спросила она. — Я никогда не забывала о тебе, и меня все время к тебе влекло. О Господи, как я хотела тебя! — Переведя дыхание, она продолжила: — Сейчас мы можем быть вместе, и у тебя есть возможность любить меня так же, как ты любил когда-то.

Герцог горько усмехнулся:

— Ты рассуждаешь как дитя. На свете ничто не повторяется, а уж со мной тем более.

— Я добьюсь того, чтобы ты снова захотел меня! — вскричала Анастасия, бросившись ему на шею.

Герцог попытался отстраниться, но в этот момент кто-то повернул дверную ручку.

От неожиданности они оба замерли, уставившись на позолоченную ручку. В свете зажженных свечей, стоящих в подсвечнике возле кровати, им было видно, как она поворачивалась то вправо, то влево.

Мгновение спустя послышался знакомый голос:

— Это я, Анастасия, открывай!

Взглянув на нее, герцог увидел в ее глазах выражение ужаса. Если бы он сам не находился в данную минуту в столь затруднительном положении, то, вероятно, рассмеялся бы.

Он отметил про себя, какими ничтожными оказались все ее признания в любви в момент опасности.

— О Боже! Это мой муж! — произнесла она чуть слышно, едва шевеля губами.

Вероятно, терпение графа лопнуло, потому что внезапно раздался громкий стук в дверь.

— Открой, Анастасия! — уже закричал граф.

Оглядевшись вокруг, герцог обратил внимание на дверь, ведущую в гардеробную. Направившись уже было к ней, он сообразил, что, поскольку граф так неожиданно вернулся, очевидно, слуги заносят в дом его багаж, и, следовательно, пробраться через гардеробную незамеченным невозможно.

Почти одновременно он и Анастасия взглянули на окна. В спальне их было два.

Словно повинуясь ее просьбе, герцог ринулся к окну, ближайшему от стены, отделявшей комнату Анастасии от соседней спальни.

В то время как он бесшумно ступал по мягкому ковру, граф опять постучал в дверь. На этот раз Анастасия, играя, как подумалось герцогу, подобно великой актрисе, сонным голосом поинтересовалась:

— Кто… там? Что… вам нужно?

— Это я, Анастасия.

Она слегка вскрикнула будто от восторга:

— Хьюго!

— Да, это я, открывай быстрее!

Снова притворившись, она радостно воскликнула:

— Ты… вернулся!

Пока Анастасия искусно изображала из себя счастливую жену, герцог спрятался за портьеры. Он крайне осторожно приоткрыл окно, имевшее форму квадрата, что было характерно для архитектурного стиля конца восемнадцатого и начала девятнадцатого веков.

Еще во времена пребывания у власти регента[10], бывшим владельцем поместья к окнам заднего крыла дома были пристроены балконы с витыми металлическими решетками. Ему не хотелось нарушать изысканной простоты фасада, спроектированного Адамом, но ту часть здания, которая примыкала к парку, он отделал более причудливо.

Перебравшись на балкон спальни Анастасии, герцог отметил, к своему огорчению, что балконы не соединялись друг с другом. Расстояние между ними равнялось приблизительно трем футам.

Однако ничего не оставалось, как только прыгать на соседний балкон, рискуя при этом упасть с высоты более сорока футов.

Несмотря на то что в детстве он был отличным прыгуном, следовало признать, что сейчас, при лунном свете, можно было легко не рассчитать расстояние.

Герцог прекрасно осознавал опасность разбиться насмерть или сильно покалечиться. Однако другого выхода не было. Он услышал, как Анастасия открыла дверь и восторженно защебетала:

— Дорогой, какой приятный сюрприз! Но что случилось?

В десяти милях отсюда произошла неожиданная неприятность, — ответил граф. — Какой-то слабоумный деревенщина на повороте врезался в мой экипаж, отчего одно колесо погнулось. Мне с трудом удалось уговорить местного приходского священника одолжить свой кабриолет.

— О, это ужасно! — воскликнула Анастасия. — Но, mon cher, главное, что ты не пострадал. Мне безумно тоскливо было одной спать без тебя.

Герцог довольно отчетливо слышал ее слова. Как мог он когда-то верить этой лицемерке?

Пока Анастасия продолжала ворковать, он снял комнатные туфли и, держа их в одной руке, босиком забрался на металлическую перекладину. Опершись свободной рукой о стену дома, он повернулся лицом к соседнему балкону, приготовился и, переведя дыхание, прыгнул.

Удачно приземлившись прямо в середине соседнего балкона, он снова обулся. Ему было приятно сознавать, что за последние годы жизни он еще не утратил атлетическое мастерство.

Герцог понимал, что не стоило задерживаться на балконе, так как граф мог в любой момент выглянуть из окна спальни своей жены.