Свет погас - Редьярд Киплинг

Вскоре явился сам Дик, и ему задали этот же вопрос.

- Дохлый номер, - обронил он отрывисто. - Мне и здесь хорошо, а от добра добра не ищут.

- Да неужто ты всерьез принимаешь ту шумиху, которую подняли вокруг тебя газетные борзописцы? - спросил Нильгау. - Ведь через какие-нибудь полгода твою известность ожидает самый печальный конец - публике надоест твоя манера, и она пожелает чего-нибудь посвежей, - а ты куда денешься?

- Останусь здесь, в Англии.

- Хотя мог бы поработать на славу там, бок о бок с нами? Какой вздор! Туда еду я, едет Беркут, едет Торп, Кассаветти тоже едет, и вся наша братия, работы хватит на всех, одна баталия будет следовать за другой, и ты такого наглядишься, что сможешь стяжать себе известность, которой хватило бы на трех Верещагиных.

- Угм! - хмыкнул Дик, посасывая трубку.

- А ты вместо этого намерен остаться здесь и воображаешь, будто весь мир только и делает, что с восхищением глазеет на твои картины? Да пораскинь же умом, постарайся себе представить, какая наполненная жизнь у самого обыкновенного человека, когда он думает о своих повседневных нуждах и радостях. Ежели наберется тысчонок двадцать людишек, которые улучат минутку, свободную от жратвы и свинячьего хрюканья, дабы мельком бросить равнодушный взгляд на что-либо им совершенно безразличное - вот тебе, пожалуйста, самая настоящая слава, известность или же, наоборот, дурная репутация, в зависимости от вкуса благородного невежды.

- Я знаю это ничуть не хуже вашего. Смею заверить, что и ваш покорный слуга способен кое-что сообразить.

- Провалиться мне на месте, если это правда.

- Так провалитесь, а впрочем, можете хоть и удавиться, - скорее всего, именно такая судьба вам и уготована, вас вздернут на виселице разъяренные турки, приняв за шпиона. Ого-го! Я устал, смертельно устал, и во мне не осталось ни капли добродетели.

Дик плюхнулся в кресло и через минуту уснул крепким сном.

- Вот это прескверный знак, - произнес Нильгау вполголоса.

Торпенхау убрал горящую трубку, которую Дик обронил себе на жилет и едва не прожег в нем дыру, а самому спящему подсунул подушку под голову.

- Тут уж ничего не поделаешь, ровно ничего, - сказал он. - Это очень и очень твердый орешек, но я его все равно люблю. Вот рубец от удара, который ему нанесли в Судане, когда враги прорвали наше каре.

- Я нисколько не удивился бы, если б узнал, что он малость спятил.

- А я удивился бы, и даже очень. Такого сумасшедшего, но ловкого делягу я сроду не видывал.

Тут Дик оглушительно захрапел.

- Ну уж этаких штучек никакая дружба не выдержит. Проснись, Дик, нечего здесь дрыхнуть, ежели тебе угодно подымать такой шум.

- Случалось мне примечать, - сказал Нильгау, посмеиваясь в бороду, что кот, который всю ночь шастал по крышам, вот так же дрыхнет потом целый день. Это соответствует законам природы.

Дик удалился неверными шагами, протирая заспанные глаза и позевывая. А ночью, когда на него напала бессонница, его осенила мысль, до того простая и до того блестящая, что ему оставалось лишь недоумевать, как это она не пришла раньше. Притом мысль была весьма коварная. Он заявится к Мейзи в будний день, пригласит ее прогуляться, посадит в поезд и повезет к форту Килинг, в те самые края, где они бродили вдвоем десять лет назад.

- Как правило, - внушал он утром своей отраженной в зеркале физиономии с намыленным подбородком, - опасно вновь возвращаться на старый след. Одно пробудит воспоминания о другом, повеет холодом, и душу переполнит печаль, но если верно, что не бывает правил без исключения, то в данном случае это стократ верней. Пойду-ка к Мейзи, не теряя времени даром.

По счастью, когда он пришел, рыжая девица отлучилась за покупками, а Мейзи в блузе, перепачканной красками, билась над своей картиной. Она отнюдь не обрадовалась Дику, поскольку он, придя в будний день, позволил себе недопустимую вольность, и ему пришлось призвать на помощь все свое мужество, дабы объяснить, чего он хочет.

- Я ведь знаю, как ты переутомилась за последнее время, - закончил он веско, с многозначительным видом. - Так недолго вконец подорвать здоровье. Давай-ка отправимся на прогулку.

- Куда же? - устало спросила Мейзи.

Она долгое время простояла у мольберта и совсем обессилела.

- Да куда тебе будет угодно. Сядем завтра в поезд и сойдем на любой станции. Всюду найдется местечко, где можно позавтракать, а к вечеру я привезу тебя обратно.

- Если завтра будет солнечно, у меня пропадет целый рабочий день.

Мейзи взмахнула большой палитрой из орехового дерева, не зная, на что решиться.

Дик проглотил бранные слова, готовые сорваться с его губ. Он еще не выучился быть терпеливым с девушкой, которая всю свою жизнь без остатка вложила в работу.

- Если ты, моя дорогая, станешь бояться упустить каждый проблеск солнца, то потеряешь несравненно больше, нежели один-единственный рабочий день. Переутомление еще убийственней праздности. Будь же благоразумна. Я зайду за тобой завтра ранним утром, сразу после завтрака.

- Но ты, конечно, пригласишь и...

- Даже не подумаю. Хочу побыть с тобой наедине, и точка. К тому же мы с ней ненавидим друг друга. Она сама отказалась бы от такой поездки. Значит, до завтра. И да пошлет нам бог солнечный день.

Дик ушел счастливый и ради такого случая даже не прикасался к работе. Он подавил в себе желание заказать специальный поезд, зато купил широкую накидку из шкуры кенгуру, подбитую мехом черной куницы, после чего забыл обо всем окружающем и погрузился в размышления.

- Завтра я уеду с Диком на целый день за город, - сказала Мейзи своей рыжей подруге, когда та, усталая и нагруженная тяжелыми покупками, вернулась с Эджверроуд.

- Что ж, он это заслужил. А я, пока тебя не будет, велю хорошенько вымыть пол в мастерской. Он грязен до неприличия.

Мейзи уже который месяц не знала отдыха и ждала предстоящей прогулки с нетерпением, но и с опаской.

"Дик такой милый, когда рассуждает разумно, - думала она, - но ведь он непременно станет докучать мне всякими глупостями, а я не смогу его ничем утешить или обнадежить. Если б он только был разумным, я относилась бы к нему куда благосклонней".

Наутро, когда Дик заявился в мастерскую и увидел, что Мейзи, в сером драповом пальто и черной шелковой шляпке, уже поджидает у двери, он просиял от радости. Воистину, такой богине подобает обитать в мраморных дворцах, а не в грязных трущобах, где стены грубо отделаны под мореный дуб. Рыжая подружка на миг увлекла ее в глубь мастерской и торопливо чмокнула в щечку. Мейзи удивленно вздернула брови: она не привыкла к подобным изъявлениям чувств.

- Не изомни мне шляпку, - сказала она, отпрянув, и сбежала по ступенькам к Дику, который ожидал ее у пролетки.

- Ты не замерзнешь? Плотно ли ты позавтракала? Дай-ка я укутаю тебе колени мехом.

- Спасибо, мне очень удобно. Куда же мы поедем, Дик? Ах, пожалуйста, не надо так громко петь. Ведь прохожие подумают, что мы сошли с ума.

- Пускай себе думают - если такое усилие не опасно для их жизни. Они нас знать не знают, а я их тоже знать не хочу. Ей-же-ей, Мейзи, ты ослепительно хороша!

Мейзи устремила взгляд вдаль и не ответила. Было солнечное зимнее утро, дул студеный ветерок, и щеки девушки расцвели румянцем. А высоко, в бледно-голубом небе, таяли одно за другим белоснежные облачка, беззаботные воробьи стайками собирались у водосточных канав и извозчичьих бирж, возвещая оглушительным щебетом приближение весны.

- Как дивно прогуляться за город в такую погоду, - сказал Дик.

- Но куда ты меня везешь?

- Погоди, скоро сама увидишь.

Они доехали до вокзала Виктории, и Дик пошел брать билеты; Мейзи уютно сидела в зале ожидания у камелька, и на миг ее посетила мысль, что куда приятней послать в кассу мужчину, вместо того, чтобы самой локтями прокладывать себе дорогу в толпе. Дик усадил ее в пульмановский вагон потому что там тепло, - и за такую расточительность она наказала его строгим, негодующим взглядом, а поезд меж тем уже выехал за черту города.

- И все же хотелось бы мне знать, куда мы едем, - сказала девушка в двадцатый раз.

Но вот, к концу их пути, за окном мелькнуло название незабываемой станции, и лицо Мейзи озарила улыбка.

- Ох, Дик, ну и хитрец же ты!

- Знаешь, мне подумалось, что тебе, может, будет приятно снова посетить эти края. Ведь ты не бывала здесь с той давно кинувшей поры?

- Нет. Я совсем не хотела видеть миссис Дженнетт, а больше тут видеть-то нечего.

- Ну, это как сказать. Гляди-ка. Вон ветряная мельница машет крыльями над картофельным полем. Эти места еще не успели застроить. А помнишь, как я тебя запер на мельнице?

- Помню. Ну и трепку получил же ты за свою проказу! Но я на тебя не ябедничала.

- Она сама догадалась. Я тогда подпер дверь палкой и пригрозил, что сейчас же похороню Мемеку заживо на картофельном поле, и ты поверила. В те времена ты была так доверчива.