Нить непрерывная (Часть 1) - Михаил Белиловский

Потом на стол легли и другие фотографии. Володя и Люда на Ялтинском пляже после купания. Дрожа, греются у каменной стены, согретой скупым апрельским солнцем. Они же на танцах. Оба возбужденные, радостные - джаз исполняет зажигательного " Черного кота". Прощальный снимок в чисто женской компании на палубе парохода на фоне бортового бассейна и далекой Одесской перспективы. Володя рядом с Людой.

- А она у тебя - вроде ничего, - Аня встала и хлопнула мужа по плечу.

И это было все, что она сказала. По существу, почти полное безразличие. Но он в то время на это не обратил никакого внимания.

А сейчас, вспомнил, и сердце вздрогнуло, сжалось.

Если возникшие подозрения реальны, то все, конечно, становится на свои места.

Тут же, незамедлительно присоединились и другие подтверждения. Через некоторое время после возвращения Володи с Юга, он получил письмо от Люды из подмосковного города Можайска, где она жила. Она напоминала Володе, что он обещал подобрать подходящий ресторан для встречи всей компанией, как договорились перед отъездом.

После письма Володя звонил из дома и заказывал места. Потом состоялась встреча. И опять таки, - никаких обид, претензий и, вообще, разговоров на эту тему.

Может быть, вольности, допускаемые Володей, ей на руку, и открывают, как бы, свободу для нее самой. Свободу? Какую свободу? Измена? Абсолютнейшая чепуха! Поверить совершенно невозможно!

" Если допускаешь сердцем своим неверность жены, значить ты ее совсем не любишь", - так расценил для себя Володя.

Они поженились, когда им было уже за тридцать. Его юность прошла на войне. Ее - в тяжелой, полуголодной эвакуации. Потом трудные, крайне неустроенные послевоенные годы и отчаянные усилия получить образование в условиях недостатка во всем, - в более или менее нормальном жилище, самой необходимой одежде и питании, при жестком дефиците взаимного понимания и уважении между людьми в быту и на работе. Особенно остро эти сложности отражались на положении молодых женщин, возраст которых грозил перевалить уже за тридцать. Война оставила на поле боя миллионы молодых парней, их сверстников. Слишком долго не складывалась личная жизнь и у Ани. Но вот, наконец, семья, два сына, признание успехов на работе. Спустя некоторое время после драматического для нее завершения работы по активному вентилированию зерна ей было, наконец, предложено в кратчайший срок оформить материалы своей научной работы и защитить диссертацию. Один из влиятельных в институте докторов наук стремился занять должность профессора, но для этого ему не доставало необходимого количество учеников. Вот тут то и возникла необходимость в справедливой оценке Аниных трудов.

Аня успешно защищает диссертацию, и вскоре после этого возглавила в институте отдел стандартизации. На этой должности она вхожа во многие республиканские и союзные учреждения. Круг общения и интересов значительно расширяется. По работе и просто по дружбе. По мере того, как ее положение в обществе растет, успехи приумножаются, центр тяжести неизбежно смещается в сторону внешней жизни, за пределы семьи. Вместе с этим меняется и Аня, как человек, как женщина. Ее все больше уважают, ценят, замечают. В каждом ее поступке появляется больше уверенности, свободы. Она все чаще бывает на людях. Володя и не заметил, как все это произошло. Для него это оказалось полной неожиданностью. Смирится с тем, что какая то часть обретенного им простого, но бесценного, счастья видеть, слышать, разговаривать с ней становится так или иначе достоянием ее друзей, знакомых, сослуживцев... Это тяжело и довольно мучительно!

Вероятно она сама чувствует, что происходящие изменения в ее жизни и перемены с ней могут отразиться на семейном благополучии, на ее взаимоотношении с мужем. Не это ли является причиной безразличного ее отношения к вольностям Володю вне семьи?! Нет ли здесь неосознанного стремления иметь, в случае чего, козырь для оправдания?!

Володино сердце, затуманенное мелкими обидами, подавленное острой неразумной болью, оказалось не в состоянии взвесить все за и против, добиться спокойствия и уравновешенности.

После тещиного звонка он попытался еще почитать Хемингуэя. Незаметно наступила полночь, и очень хотелось спать после дневной усталости, а перед глазами, словно карты при раскладе пасьянса, одно за другим ложатся события, возбуждающие нелепые подозрения... На фотографии в альбоме во время командировки на Дальний Восток, - счастливо улыбающаяся Анна на лавочке рядом с молодым человеком, сотрудником института, который обнимает ее за плечи, а она с сияющей улыбкой склоняет кокетливо свою голову ему на плечо.... Павел катается с ней на лодке вдоль извилистой реки с густо заросшими берегами и Анна звонко заливается в счастливом смехе... А история с влюбленной парой: он - из Риги, она - из Ленинграда. Оба женаты. Приехали на совещание в Москву. Аня знает их по совместной работе. Они ей симпатичны. Она понимает их с полу слова. И, чтобы избавить от гостиничных проблем, приглашает их жить к себе на время, когда она со своим семейством будет отдыхать в деревне...

" Нет, не могу иначе! - Володя вскочил с постели и стал нервно прохаживаться по комнате туда- обратно, - я должен ей все высказать. Именно сейчас. Иначе не могу. Три дня до приезда. Письмо... Удобней всего в письме. Дойдет, думаю за два дня".

Сел за стол, написал первую строку и тут же почувствовал, как к сердцу подбирается червь сомнения.

"Что ты делаешь? Остановись! Ты можешь все погубить. Ты потеряешь в ее глазах и на всю жизнь..."

Опять погасил свет и лег, а сна ни в одном глазу.

" Все- таки, нужно себя уважать. И если не воспользоваться удобным случаем, и молчать.... Мучиться будешь с этим камнем на шее всю жизнь. Ты не сможешь с глазу на глаз... Не хватит мужества смотреть ей прямо в глаза"

Так этой глубокой беспокойной ночью родилось письмо, написанное в спешке одним духом, в страхе, что перед ним вдруг, каким то образом может появиться Аня и с выражением глубокого недоумения, словно лазерным лучом, поразить его огненным взглядом своих прекрасных глаз.

Шустрик, привет!

Я сошел с ума. Без удержу, денно и нощно думаю, пытаюсь тебя понять и не иначе, как насквозь! Зачем, спрашивается? Сам не знаю и не ведаю. Известно ведь: всю тайну узнать - любви не бывать. Не иначе, как мною овладела нечистая сила. Ничего с собой сделать не могу. Я обречен, видимо, навечно любить и мучиться в разгадке твоей магии.

Так вот, не раскрывай ее, ни в коем случае не разглашай. Храни ее за семью печатями. Иначе наш светлый дом рухнет. А я готов прожить всю свою

жизнь у твоих ног в нестерпимых, но прекрасных муках неведения и считать себя безмерно счастливым.

Собственно говоря, зачем пишу и обнажаю свою слабость? Бога молю, чтобы это письмо пропало по дороге или опоздало. Но, нет же! Мне нужно именно сейчас и немедленно ощутить прочность нити между нами. Иначе, умереть можно. Так что пишу и надеюсь.

Целую Вас В.

После трудного дня с серьезными неурядицами, возникшими при стыковке электрокардиографа с блоком синхронизации, не хотелось сразу идти домой. Володя из естественного желания немного передохнуть остался сидеть за своим письменным столом, чтобы почитать свежий номер "Правды". Крупный заголовок на первой странице газеты возвещал о том, что распоясавшиеся израильские агрессоры, нагло вторгшиеся на территорию Египта, встретят заслуженный отпор миролюбивых народов. Было ясно, что столь смелые шаги маленького еврейского государства будут строго осуждены на фициальном уровне. Создалась тревожная и накаленная до предела атмосфера. Даже в кругу семьи порою возникали споры на эту тему.

- Приветствую и поздравляю с хорошей погодой. Как жена, детишки, теща? - прогремел на ходу голос Левчука, энергично ворвавшийся в помещение с толстой книжкой подмышкой.

- Привет, Петр, присаживайся.

Пока Володя отвечал на приветствие, тот заглянул в газету и прочитал заголовок.

- И ты, конечно же, принимаешь всю эту чушь за чистую монету?

Володя, сидя в кресле, выпрямился.

- Ну, как тебе сказать, дали им территорию, разрешили строить государство, а они...

- Что "они"? "Они", "Им". Ты то кто? А твоя жена, дети, теща. Да я бы на твоем месте ходил после этого с гордо поднятой головой и лихо закрученным к верху хвостом. Кто теперь будет говорить, что евреи, если стреляют, то только из кривого ружья из-за угла, а победу добывали в Ташкенте? Я, человек без единой капли иудейской крови в жилах, но не могу скрыть восторга. Такой рывок. Всего за шесть дней разметать кучу арабский стран и захватить Синайский полуостров, восточный Иерусалим. Это же настоящий подвиг и высочайшее военное искусство! И это притом, что государству еще и двадцати лет не исполнилось!?

- Тихо, тихо! Разошелся тут.

- Так вот, я, пожалуй, посижу. Решил пожертвовать своим временем ради благородного дела. Просветить тебя хочу. Я ведь слушаю западное радио на английском. Ты же ничего не знаешь, кроме одной единственной, так сказать, правды, услышанной от своих идейных лидеров. И не только ты, а все твои соплеменники, живущие в Союзе. Ну, хорошо, образованный ты человек вроде. А вот, что ты знаешь об этом государстве, традициях еврейских, их прошлом? Их история - это ведь история всего человечества! Ты это понимаешь или нет? И именно поэтому я, человек, не имеющей никакого отношения к иудаизму, и народу, проповедующему его, еще студентом ИНЯЗ стал проявлять интерес к Ближнему Востоку.