Разрушитель - Владимир Сергеевич Василенко

разглядеть не удавалось.

При этом почти каждый такой хруст, каждое мельтешение сопровождалось вскриками. Когда мимо самого Жака промелькнуло нечто угловатое, тощее, окутанное маревом дрожащего воздуха, он и сам заорал в голос — но не от боли, а скорее просто чтобы отпугнуть тварь. Саданул с обоих стволов, и крупная дробь ухнула в ствол ближайшего дерева, вырывая ошмётки из коры.

Тварь избежала выстрела, в последний момент рванув куда-то в сторону и скрывшись в кустах. Однако что-то здоровенное и сильное дёрнуло Жака сзади за шкирку, едва не подняв над землёй. Он снова заорал бы, если бы собственный воротник не впился ему в шею, превратив крик в сдавленный хрип.

Впрочем, давление тут же ослабло, и над плечом раздался приглушённый голос Нестора:

— Тихо, тихо, кучерявый! Держись ближе!

Старший Колыванов подтащил Жака за шкирку к себе. Они с Ильёй выстроились спиной к спине, пряча за собой Варвару и француза. Оружие не доставали, но скалились по-звериному, показывая клыки, а на пальцах их медленно вырастали длиннющие чёрные когти.

— Ружьё убери! — рыкнул на Жака Нестор, раздражённо пихая его локтем. — Их свинец всё равно не берёт! Но, неровен час, в кого-нибудь из своих попадёшь.

— А что тогда берёт? — в ужасе отозвался Жак.

Колыванов не ответил — что-то, промелькнув мимо, едва не проскочило у него между ногами, но оборотень резко выпростал вперёд когтистую лапу и выхватил прямо из воздуха нечто патлатое, угловатое и верещащее, как кошка, угодившая в водосточную трубу. Жак едва успел разглядеть тощие, как палки, конечности, покрытые бугристыми наростами, похожими на наплывы на древесной коре, и спутанную, как комок водорослей, шевелюру.

Тварь молотила лапами, как пойманная курица, да и сами лапы были похожи на птичьи — с когтистыми тощими пальцами и острыми загнутыми шпорами. Изогнувшись, она полоснула-таки Нестора по руке и вырвалась, оставив у него в пальцах лишь клок шерсти. Не успела добежать до кустов, как снова почти растворилась в воздухе — странная рябь вокруг неё размывала её очертания так, что они быстро сливались с зарослями.

Жаку вообще мало что было видно из-за перегораживающих обзор широченных спин Колывановых. А то, что он слышал, не прибавляло понимания происходящего — вокруг творилась полнейшая, как говорят французы, pêle-mêle. Визгливые, похожие на кошачьи, вопли неизвестных существ перемежались треском ломающихся веток, топотом, ругательствами, возгласами членов отряда.

— Шолмосы! — орал кто-то. — Да сколько их тут⁈

— Так далеко от воды?

— Кучнее! Кучнее становитесь!

— Ноги берегите! У них шпоры острые, как ножи!

— Не стрелять! Ну куда ты шмаляешь, дурень?

— Да вроде попал…

— А-а-а-р-р-р-р, моя нога!

— Быстрее! Перетяни потуже!

Но поверх всего этого, медленно, по нарастающей, будто рокот накатывающей волны, доносился ещё какой-то звук, на который, кажется, пока мало кто обращал внимания. Какой-то гул и утробное ворчание. А ещё по земле, постепенно поднимаясь всё выше, стелилась плотная белёсая дымка. Она доходила уже до колен.

Дрожащими пальцами Жак перезарядил ружьё, используя патроны с красными метками — в них была самая крупная дробь, размером с сушеный горох. В руках у Вари тоже было ружьё, но держала она его, будто обычную палку — вцепилась обеими руками в цевьё, и лишь лихорадочно зыркала по сторонам. Радужка в её глазах окрасилась янтарными и зеленоватыми искрами, ноздри раздувались, шумно втягивая воздух. Жак почти физически ощущал исходящее от неё напряжение. Девушка боролась с собственным Даром, рвущимся наружу, и это пугало его сейчас куда больше, чем происходящее вокруг.

Он схватил её за руку, развернул к себе, зашептал что-то успокаивающее, от волнения сбиваясь на французский. Варя встрепенулась, будто очнувшись от наваждения, и во взгляде её, который она обратила на Жака, наконец-то проступило осознанное выражение. Даже звериные искорки немного остыли, и глаза стали почти человеческими.

— Держись! Держись, слышишь?

Она, дрожа всем телом, кивнула, стискивая его ладонь в ответ.

И почти в тот же момент что-то обрушилось на них прямо сверху. Одна из юрких костлявых тварей, снующих до этого под ногами — тощая, угловатая, вся будто слепленная из корявых древесных веток и комков мха. Вопя, как рассерженная кошка, она запрыгнула на спину Нестору и яростно молотила его лапами — длиннющие, в палец, тонкие когти так и мелькали в воздухе, подбитая мехом куртка на спине быстро превратилась в лохмотья. Сам Колыванов, вжимая голову в плечи, пытался сдёрнуть её с себя, но не мог ухватить.

— Тихо! Не крутись ты!

Илья изловчился и схватил шолмоса за заднюю лапу, рывком содрал его со спины брата, но сам тут же отпрянул, рыча и прикрывая лицо свободной рукой. Тварь была хоть и не особо крупной — примерно с десятилетнего ребёнка — но дралась с ужасающей яростью. Жак едва успел оттолкнуть Варю в сторону, подальше от мелькающих в воздухе когтей, как вдруг ему в лицо брызнуло чем-то горячим. Он не сразу и сообразил, что это кровь — уродливый бесёнок, пытаясь вырваться из рук Ильи, разодрал тому когтями руку.

Нестор схватил тварь за другую лапу, а потом и за третью. Вдвоём Колывановы растянули шолмоса в стороны, как на дыбе, но тот продолжал верещать и отчаянно брыкаться. И, похоже, силищи в нём было непропорционально много — два здоровых оборотня едва удерживали его, рыча от напряжения.

— Скорее! Огня! — рявкнул Нестор. — Спалить нужно эту тварь!

Жак подскочил к дерущимся, направляя ружьё на лесное чудище.

— Да бесполезно, кучерявый! — с натужным кряхтением выламывая лапу твари, огрызнулся Нестор. — Пули их не берут! Только огонь! Не лезь!

Шолмос, будто вторя ему, выгнулся дугой и завизжал, вперив в Жака взгляд своих светящихся бесноватых глазёнок. Рванул вперёд, пытаясь достать его. Пасть с растущими вкривь и вкось серыми клыками клацнула, как крышка сундука и распахнулась снова, обдав гнилостным дыханием.

Жак в ответ ткнул стволом ружья ему прямо в морду, да так, что тварь вцепилась в него зубами, будто собиралась откусить одним махом.

В тот же миг грянул чуть приглушённый выстрел, и уродливая башка шолмоса словно взорвалась изнутри. Обломки разлетелись конусом, на шее остался лишь небольшой огрызок нижней челюсти с торчащими зубами. Само тело мгновенно обмякло, а потом как-то странно заскрипело, скукоживаясь и превращаясь в нечто похожее на скрюченный высохший корень.

Братья от неожиданности так и замерли на несколько мгновений, стискивая в руках уже дохлую тварь.

— Ну, или… можно и так, — растерянно пробормотал