Обращенные к звездам. Прошлое, настоящее и будущее астрономии - Эмили Левеск

временами связаны самые яркие воспоминания.

Как только вы привыкнете к высоте, холоду и необходимости контролировать мочевой пузырь, наблюдение под куполом с помощью телескопа может стать удивительно приятным, даже романтичным занятием. Наблюдатели часто включали музыку, пока часами смотрели в окуляр и меняли пластины. Элизабет Гриффин вспоминала, как летней ночью в обсерватории Верхнего Прованса на юге Франции прогуливалась между четырнадцатью куполами обсерватории, наслаждалась чистым полуночным воздухом и слушала, как из каждого купола доносится своя музыка, изредка прерываемая криками «C’est finis! Allez!» («Закончил! Порядок!»), когда наблюдатели завершали съемки и сообщали об этом ночным помощникам. Фоном для всего этого были темная прохладная ночь, тихий гул при передвижении телескопов и звездное небо над головой.

Кропотливая работа внутри купола резко контрастировала с повседневной жизнью наблюдателей в обсерватории в свободное от телескопа время.

Высокогорные обсерватории должны были обеспечивать астрономам кров и еду, поскольку до других вариантов, как правило, нужно было несколько часов ехать на машине. Ученые иногда оставались на горе неделями, когда выполняли длительные программы наблюдений, да и тем, кто приезжал ненадолго, тоже нужно было где-то отдыхать между ночными сеансами. Поэтому при обсерваториях обустраивали общежития с минимальными, но все же удобствами.

Общежития в Маунт-Уилсоне и Паломаре сразу прозвали «монастырем», и не случайно: в обеих обсерваториях вплоть до середины 1960-х годов женщинам официально запрещалось останавливаться в общежитиях и работать в качестве ведущих наблюдателей. На самом деле, конечно, женщины-астрономы того времени с самого начала добивались доступа к телескопам, пусть и неофициального. В конце 1940-х годов Барбара Черри Шварцшильд вела наблюдения вместе со своим мужем Мартином и брала на себя основную часть технических задач: она проявляла пластины, управляла телескопом и даже в нарушение всех правил безопасности вела наблюдения в полном одиночестве, пока остальные уходили на «ночной ланч» в «монастырь», поскольку ей не разрешалось присутствовать в общежитии. Другие выдающиеся астрономы, в том числе Маргарет Бербидж, Вера Рубин, Энн Босгаард и Элизабет Гриффин, хотя и не могли ночевать в общежитии, но работали в этих обсерваториях задолго до того, как женщинам стали «официально» выделять телескопное время.

Ужин в обоих «монастырях» проходил строго по заведенному порядку. Ведущему наблюдателю на самом большом — а следовательно, самом престижном — телескопе отводилось почетное место во главе стола, наблюдатель на следующем по величине телескопе садился рядом с ним, и так далее. Как только все сходились, иногда даже принарядившись к ужину, наблюдатель во главе стола звонил в колокольчик, и повар выносил первое блюдо. Последующие блюда также выносили по звонку, пока все собравшиеся не вкусят вполне цивилизованный ужин на вершине горы у черта на куличках. (В обсерватории Маунт-Уилсон фоном этого ритуала нередко служило нижнее белье некоторых наблюдателей, спешно выстиранное между периодами долгих наблюдений и развешанное для просушки на перилах крыльца.) Как только завершался этот обеденный ритуал с рассаживанием по чинам и торжественным выносом блюд, наблюдатели расходились по своим телескопам: забираться в клетки, резать руки о стеклянные пластины, часами дрожать в старых летных костюмах и мочиться в термосы.

В те времена астрономы часто делали часовой перерыв посреди ночи, чтобы снова собраться в общежитии — на ночной ланч. Этот специально отведенный час давал возможность наблюдателям размять ноги, сравнить свои наблюдения и вообще сделать передышку. В Паломаре легендарный астроном Мартен Шмидт в перерыв играл со своим ночным помощником в бильярд. В то время он проводил у телескопа более двадцати ночей в год. Один молодой исследователь прикинул, что эти часовые перерывы в общей сложности составляют более двадцати часов съемок, или три ночи темноты, и ворчал, что это время можно было бы уступить молодым, подающим надежды астрономам, если бы Мартен не тратил его на отдых. Другой астроном, Франсуа Швайцер, позже утверждал, что именно потому, что Шмидт делал перерывы на отдых и размышления, а не бросался, закончив съемку, сразу начинать новую, ему удалось совершить величайшее открытие — обнаружить квазары (невероятно яркие галактики, которые выделяют огромное количество энергии благодаря черным дырам в их центре, обладающим большей массой, чем миллиард солнц). Признаюсь, я здесь на стороне молодого астронома: размышлять о тайнах Вселенной бесценно, но это необязательно делать посреди ясной ночи, подходящей для наблюдений, и трудно не задаться вопросом, какие открытия мог бы в это время сделать другой, полный энтузиазма наблюдатель, если бы телескоп не дожидался, пока астроном доиграет партию в бильярд.

Впрочем, в других обсерваториях довольно быстро сложилась практика брать ночной ланч с собой на телескоп и есть не отвлекаясь от работы. Некоторым наблюдателям и так была не по душе сама идея ночного перерыва: к чему тратить зря хорошую ясную ночь, когда можно было бы получать данные. Научный руководитель Джорджа Престона Джордж Хербиг (внимательный читатель заметит, что это уже четвертый Джордж в данной главе: Валлерстайн, Хейл, Престон и Хербиг) одним из первых высказывал точку зрения, что нельзя терять ни секунды темноты и потенциального времени наблюдения. Отсюда пошло требование к приезжающим в обсерваторию астрономам заранее учиться работать с телескопом и тщательно продумывать план ночного наблюдения. В конце концов, бездействующий телескоп означает впустую пролетевшие фотоны и упущенный шанс взглянуть на Вселенную чуть дольше.

Наблюдать по старинке — замачивать фотопластинки, карабкаться в телескоп и мерзнуть долгими ночами ради фотонов с другого края Вселенной — было увлекательно и романтично, но еще и физически утомительно и долго. Лучшие наблюдатели прекрасно умели пользоваться технологиями своего времени, но постоянно искали возможности для их совершенствования.

Крупная перемена произошла в 1970-х годах с появлением приборов с зарядовой связью (ПЗС). Их кремниевые чипы были гораздо чувствительнее к свету, чем фотопластинки, и улавливали гораздо больше деталей, поскольку преобразовывали получаемый свет в цифровой сигнал. Это также означало огромные изменения в области хранения данных. Теперь не приходилось ограничиваться одной стеклянной пластинкой — цифровые данные можно было просто сохранять на ленте, диске или сервере и копировать по мере необходимости. Так что астроном получал к ним доступ сразу, как только садился за компьютер.

ПЗС-чипы наряду с другими нововведениями сразу сделали электронику неотъемлемой частью жизни телескопов. Это, в свою очередь, означало, что астрономам больше не нужно было во время наблюдений сидеть рядом с камерой — теперь они могли управлять телескопом и съемкой из другого места. «Другим местом» быстро стало маленькое помещение, примыкающее к куполу, с компьютерами, светом и, к счастью, теплом. По мере того как компьютеры медленно, но верно захватывали обсерватории, астрономы все больше времени проводили в теплой комнате и